Рэкетир

Гришэм Джон

Пока Гвен в доме, я продолжаю притворяться, будто разговариваю по телефону, а сам наблюдаю за Натаном, благо на мне большие темные очки. Он не спускает глаз с задней двери в дом — нервничает, что она внутри одна. Слейд и Коди перекладывают провода. Когда она возвращается, Натан успокаивается и просит извинения за то, что он такой неряшливый хозяин. Она с воркованием занимается его прической. Когда все готово, мы начинаем дневную рабочую смену.

Он упоминает о мотоциклетной аварии в возрасте четырнадцати лет, и я полчаса вытягиваю из него подробности. Потом мы переходим к его пестрому послужному списку: наниматели, товарищи по работе, обязанности, зарплаты, увольнения.

Возвращаемся к наркобизнесу и вдаемся в подробности: как варят мет, кто его этому научил, каковы главные ингредиенты и так далее. Увлечения, девушки? Он признается, что в двадцать лет обрюхатил юную родственницу, но понятия не имеет, что стало с матерью и ребенком. До ареста у него был серьезный роман, но пока он сидел, возлюбленная его забыла. Судя по взглядам, которые он бросает на Гвен, она его зацепила.

Теперь ему тридцать лет, и если не считать гибели брата и его тюремного приговора, жизнь получалась тусклой. За три часа я успеваю услышать о ней все, представляющее хоть какой-то интерес. Он заявляет, что ему пора на работу.

— Обязательно надо побывать на месте убийства Джина, — говорю я, когда Слейд выключает камеру и все переводят дух.

— Это за Блуфилдом, в часе езды отсюда, — сообщает он.

— Блуфилд в Западной Виргинии?

— Он самый.

— Как вы там очутились?

— Доставляли товар. Покупатель оказался осведомителем.

— Я должен все там осмотреть, Натан, побродить, представить себе картину, сам момент насильственной гибели Джина. Дело было ночью, да?

— Далеко за полночь.

Гвен протирает ему лицо губкой, снимая грим.

— Вы отлично держитесь перед камерой, — ласково произносит она, и он улыбается.

— Когда мы сможем туда поехать? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами:

— В любое время, хоть завтра.

Замечательно! Мы договариваемся встретиться у его дома в девять утра и отправиться колонной через горы в Западную Виргинию, к дальней заброшенной шахте, где братья Кули угодили в ловушку.

Мы хорошо провели время с Натаном. Он и я, режиссер и актер, отлично поладили, а Гвен и он, казалось, вообще порой готовы были сбросить одежду и предаться греху. Под вечер мы с ней подкатываем к «Бомбею», что на главной улице Редфорда, рядом с кампусом колледжа, и садимся возле мишени для дротиков. Для студентов еще рано, только несколько потенциальных нарушителей спокойствия пользуются у стойки скидками «часа удачи». Я прошу официантку передать Натану Кули, что мы здесь, и он немедленно вырастает перед нами с радостной улыбкой. Мы приглашаем его к себе за столик, он охотно соглашается, и мы с ним принимаемся глушить пиво. Гвен почти не пьет, умудрившись обойтись стаканом вина, тогда как мы с Натаном уговариваем по несколько пинт. С появлением студентов обоих полов становится шумно. Я спрашиваю о специальных предложениях, хозяин указывает на доску, где мелом написано «Устрицы». Мы заказываем две порции, Натан отлучается, чтобы наорать на повара. Мы ужинаем и засиживаемся дотемна. Мы вдвоем не только единственные черные в заведении, но и старше всех — остальным здесь меньше двадцати двух. Натан иногда подходит к нам спросить, всем ли мы довольны, но вообще-то он человек занятой.

Глава 31

Следующим утром в девять часов мы возвращаемся к дому Натана. Опять он играет с собакой на лужайке. По-моему, он встречает нас у дома, потому что не хочет впускать внутрь. Я объясняю, что мой маленький «ауди» надо срочно ремонтировать, поэтому лучше нам отправиться вместе в его пикапе. Час туда

и час обратно — два тяжких часа в обществе Натана… Он пожимает плечами и соглашается. Мы едем впереди, Слейд и Коди тащатся в фургоне сзади. Я сижу рядом с водителем, Гвен с комфортом разместилась позади нас. Сегодня на ней джинсы, раз вчера Натана так смущали ее ноги. Она будет чуть равнодушнее — пусть он поломает голову, что да как.

Пикап катит себе на запад, в сторону гор, а я восхищаюсь его салоном и признаюсь, что редко оказываюсь в подобных машинах. Кожаные сиденья, навороченный навигатор и все такое прочее. Натан очень горд своей тачкой и готов без конца ее обсуждать.

Чтобы сменить тему, я вспоминаю его мамашу: мол, ужасно хочу с ней познакомиться.

— Знаете, Рид, — говорит Натан, — вы можете, конечно, попробовать, но то, чем мы занимаемся, ей не по нутру. Вчера вечером я опять с ней разговаривал, все объяснил про наш проект и его важность, про то, как она вам нужна, но она уперлась.

— Хотя бы поговорить, поздороваться, — не отстаю я. Мне трудно не оглянуться и не улыбнуться Гвен: Натан уже считает наш проект важным!

— Сомневаюсь. Она кремень, Рид. Пьет, как лошадь, жуткий характер. Сейчас мы с ней в контрах.

Я — журналист, спец по расследованиям и обязан быть нахалом, поэтому не щажу его чувства.

— Это потому, что вы отошли от семейного бизнеса и стали зарабатывать в баре?

— Это уже слишком личное, — одергивает меня Гвен с заднего сиденья.

Натан набирает в легкие воздуху, смотрит в боковое окно. Держа руль обеими руками, он начинает:

— Это долгая история. Мать вечно винит меня в смерти Джина, с ума сойти! Он же был старшим братом, главарем, заправлял в лаборатории, где варили мет, и к тому же наркоманом. А я нет. Ширялся иногда, но подсесть не подсел. А Джину было море по колено. Там, куда мы сейчас едем, Джин бывал каждую неделю. Иногда и я с ним увязывался. В ту ночь, когда нас застукали, я не должен был там оказаться. На нас работал один парень, не стану называть имен, но, в общем, он продавал наш мет к западу от Блуфилда. Мы не знали, что его застукали, он перетрухнул и выложил агентам УБН, когда и где. Мы попали в западню. Клянусь, я ничем не мог помочь Джину. Я же говорю, мы сдались, нас повязали. Потом слышу выстрелы — и все, Джин уже лежит мертвый. Сто раз втолковывал это мамаше, но она ничего не желает слышать. Джин был ее любимым сыном, и она считает меня виноватым в его смерти.

— Ужас… — бормочу я.

— Она навещала вас в тюрьме? — вкрадчиво спрашивает Гвен.

Опять долгая пауза.

— Два раза.

Молчание на протяжении примерно трех миль. Мы выезжаем на федеральную автостраду и берем курс на юго-запад, слушая кантри, Кенни Чесни. Натан откашливается и говорит:

— Если честно, я подумываю убраться подальше от своей семейки: от матери, двоюродных братьев, от всех этих лодырей-племянников. Все в курсе, что я завел хороший бар и зашибаю деньгу, так что эти клоуны того и гляди явятся меня подоить. Пора сматываться.

— И куда же? — интересуюсь я сочувственно.

— Недалеко. Я люблю горы, пешие прогулки, рыбалку. Я сельский парень, Рид, этого не исправить. Взять хоть Бун, Северная Каролина, — местечко что надо. Что-нибудь в этом роде. Главное, чтоб без Кули в телефонной книге. — Он смеется своей невеселой шутке.

А еще через несколько минут вгоняет нас в дрожь.

— А знаете, у меня был в тюрьме знакомый, похожий на вас! Такой Малкольм Баннистер — классный парень, черный, из Уинчестера, Виргиния. Адвокат. Твердил, что фэбээровцы упекли его ни за что.