Рэкетир
Шрифт:
За кофе, вдохновленные близостью золота, мы планируем начавшийся день, но долго не засиживаемся. В девять Ванесса сдает ключи от номера. Мы целуемся на прощание, и я следую бампер в бампер за ее «аккордом». В его багажнике лежит половина золота. Другая половина перекочевала в багажник моей арендованной «импалы». На развязке мы расстаемся: ее путь лежит на север, мой на юг. Она машет мне в зеркале заднего вида; я думаю о том, когда мы снова увидимся.
Мне предстоит неблизкий путь, и, держа в руке высокий бумажный стакан с кофе, я напоминаю себе, что время надо тратить с умом. Никаких глупых грез, запрет на всякую мыслительную праздность, на фантазии про то, как мы поступим
Но вместо этих трудных вопросов меня мучают мысли об отце, старом Генри, не видевшемся с младшим сыном уже больше четырех месяцев. Уверен, он презирает меня за то, что я вылетел из Фростбурга и попал в Форт-Уэйн. И озадачен отсутствием писем. Возможно, он названивает в Вашингтон, моему брату Маркусу, и в Калифорнию, моей сестре Руби — вдруг им что-то известно? Мне любопытно, стал ли Генри прадедушкой усилиями пропащего сынка Маркуса и его четырнадцатилетней подружки или она сделала аборт?
По зрелом размышлении я понимаю, что не так скучаю по родне, как хочу думать. Повидаться с отцом было бы неплохо, хотя он вряд ли одобрил бы перемену в моем облике. Но, сказать по правде, очень может быть, что я никого из них больше никогда не увижу. Все зависит от прихоти и ухищрений федерального правительства: я могу остаться свободным человеком, а могу на всю жизнь превратиться в скрывающегося беглеца. Но в любом случае золото останется моим.
Наматывая милю за милей с предельно допустимой скоростью и стараясь избежать столкновения с фурами, я не могу избавиться от мыслей о Бо. Все четыре месяца после выхода из заключения я ежедневно борюсь с тоской по сыну. Слишком больно думать, что мы, возможно, уже никогда не увидимся, но я с трудом сумел принять это как неизбежность. Так или иначе, соединиться с ним значило бы сделать первый крупный шаг к нормальной жизни, но назвать мою будущую жизнь нормальной невозможно. О жизни вместе, под одной крышей, как отец и сын, надо забыть; а в том, чтобы Бо знал, что папа где-то рядом и хочет дважды в месяц лакомиться в его обществе мороженым, я не вижу смысла. Я уверен, он еще меня помнит, но все хуже и хуже. Дионн умная и любящая мать — уверен, она и ее второй муж стараются ради счастья Бо. Зачем мне, чужаку с виду и по сути, вдруг вторгаться в их мир и все усложнять? Предположим, я внушил бы Бо, что я и есть его родной отец, но как возродить отношения, угасшие больше пяти лет назад?
Чтобы прекратить эти мучения, я пытаюсь сосредоточиться на ближайших нескольких часах, на ближайших днях. Впереди шаги ключевой важности, неудача может лишить меня состояния, а то и снова швырнуть за решетку.
Неподалеку от Саванны я останавливаюсь, чтобы заправиться и купить в автомате сандвич. Еще два с половиной часа — и я снова в Нептун-Бич, в первом моем временном прибежище. В магазине товаров для офиса я приобретаю тяжелый толстый кейс, потом еду на ближайшую к пляжу стоянку. Там нет ни камер наблюдения, ни праздношатающихся, и я быстро открываю багажник, достаю две сигарные коробки и кладу их в портфель. Он весит теперь добрых сорок фунтов, и, обходя с ним машину, я понимаю, что это тяжеловато. Одну коробку приходится вернуть в багажник.
Через четыре квартала я останавливаюсь у банка «Ферст Кост траст» и прогулочным шагом двигаюсь к входной двери. Цифровой термометр на вращающейся рекламе банка показывает тридцать шесть градусов жары. Портфель с каждым шагом становится все тяжелее, а я-то изображаю, что там нет ничего, кроме незначительных бумажек… Двадцать фунтов — невелика тяжесть, но для портфеля любого размера это многовато. Сейчас каждый мой шаг запечатлевает камера, а мне меньше всего нужно, чтобы она сняла меня заползающего в банк с тяжелой ношей. Лучше не думать, как Ванесса потащит такую тяжесть в свои ячейки в Ричмонде.
Но, даже сгибаясь под грузом золота, я не могу сдержать улыбку: золото — нелегкий элемент.
Внутри я терпеливо жду, пока служащая хранилища закончит с предыдущим клиентом. Когда подходит моя очередь, я даю ей свои права штата Флорида и изображаю образец подписи. Она проверяет мой облик, почерк, остается довольна и ведет меня в глубь банка. В одну замочную скважину на дверце сейфа вставляется ее ключ, в другую мой. Идентичные щелчки — и я несу контейнер в тесный кабинет, где запираюсь. Служащая ждет снаружи, посередине хранилища.
Моя сейфовая ячейка имеет пять дюймов в ширину, шесть в высоту, восемнадцать в глубину. Месяц назад, когда я оформил аренду на год, заплатив триста долларов, это был наибольший доступный размер. Я кладу внутрь сигарную коробку. Мы с Ванессой поделили слитки строго пополам. В этой коробке всего тридцать три целых тридцать три сотых унций, примерно на полмиллиона долларов. Я закрываю контейнер, любуюсь им, жду несколько минут, потом распахиваю дверь и зову служащую. Ее работа — оставаться равнодушной и не вызывать у клиентов подозрений. Она с ней справляется. Думаю, она всякого навидалась.
Через двадцать минут я наведываюсь в хранилище банка «Джексонвилл сейвингз». Оно просторнее, сейфы меньше, служащая подозрительнее, а все остальное такое же. Запершись, я перекладываю в контейнер еще один комплект мини-слитков — тридцать два малыша на полмиллиона долларов.
В третьем банке, в полумиле от первого, я оставляю последний за день комплект, после чего провожу час в поисках мотеля, где можно поставить машину прямо за дверью номера.
В торговом центре в западном районе Ричмонда Ванесса прогуливается по универмагу в поисках секции сумок. Вид у нее безмятежный, но на самом деле она — комок нервов, потому что «аккорд» стоит один-одинешенек на стоянке, привлекая вандалов и угонщиков. Ее выбор падает на большую роскошную сумку из красной кожи для ношения на плече. Цветом, дизайном и маркой она непременно привлечет внимание женского персонала банков. Расплатившись наличными, она чуть ли не бежит назад к машине.
За две недели до этого Макс — она всегда знала его как Малкольма, но ей больше нравится новое имя — попросил ее арендовать три банковские ячейки. Она тщательно подобрала банки в Ричмонде, заполнила бланки заявлений, прошла проверки, заплатила за аренду. Потом, выполняя инструкцию, по два раза появлялась в каждом из банков, оставляя в ячейках макулатуру. Так она примелькалась служащим хранилищ, и они, доверяя ей, нисколько не удивились появлению мисс Ванессы Янг с огромной новой сумкой и с просьбой допустить ее к ячейке.
Менее чем за полтора часа Ванесса благополучно закладывает в сейфы примерно полтора миллиона в золотом эквиваленте.
Она возвращается в свою квартиру на втором этаже после более чем недельного отсутствия и ставит машину так, чтобы видеть ее из окна. Дом находится в приличном районе, рядом с Университетом Ричмонда, где обычно вполне безопасно. Прожив здесь два года, она не припомнит ни одного угона или ограбления. Тем не менее неприемлем даже малейший риск. Она проверяет двери и окна на предмет проникновения в квартиру. Не обнаружив ничего подозрительного, она принимает душ, переодевается — и снова уезжает.