Рэкетир
Шрифт:
— Вам сломали челюсть?
— Я не врач.
— Я постараюсь привести врача и добиться, чтобы вас перевели в другую камеру.
— Они все одинаковые: душные, переполненные, грязные. Сделайте что-нибудь, мистер Уотли, и побыстрее! Мне здесь не выжить.
— Кажется, вы уже сидели раньше.
— Пять лет в федеральной тюрьме. Но там совсем другое дело. Я думал, там плохо, но здесь — кромешный ад! У меня в камере пятнадцать лбов, все, кроме меня, черные, две койки и дыра в полу, чтобы мочиться. Ни кондиционера, ни еды. Пожалуйста, мистер Уотли, сделайте что-нибудь!
— Вам грозят очень серьезные обвинения,
Натан роняет голову и тяжело вздыхает:
— Я и недели не протяну…
— Скорее всего я смогу добиться, чтобы срок скостили, но все равно он будет большим. И сидеть придется не в такой каталажке. Вас отправят в региональную тюрьму, где условия и того хуже.
— Придумайте какой-нибудь план! Объясните судье, кому угодно, что все это ошибка. Я невиновен, понимаете? Вы должны добиться, чтобы мне поверили!
— Попробую, мистер Коули. Но система есть система, и, на беду, здесь, на Ямайке, шестеренки крутятся медленно. Сначала, через несколько дней, первая явка в суд, потом предъявление обвинений…
— А залог? Могу я внести залог и выйти отсюда?
— Я сейчас как раз работаю над этим с поручителем, но оптимизма не питаю. Суд решит, можете ли вы улететь из страны. Какой суммой денег вы располагаете?
Натан кривится, качает головой:
— Не знаю. В бумажнике была тысяча долларов, но где он, мой бумажник? Уверен, денег теперь не найти. В кармане было еще пятьсот — тоже исчезли. Обобрали меня до нитки. Есть кое-какие активы дома, но не наличность. Я небогат, мистер Уотли. Я бывший заключенный тридцати лет, выпущенный всего полгода назад. У моей родни тоже ничего нет.
— Суд, исходя из количества кокаина и аренды личного самолета, решит по-другому.
— Кокаин не мой. Я никогда его не видел, никогда до него не дотрагивался. Его подбросили, понимаете, мистер Уотли? Вместе с «пушкой».
— Я-то вам верю, мистер Коули, но суд отнесется к вашим показаниям более скептически. Суд только такие истории и слышит.
Натан медленно открыл рот и выковырял из уголка запекшуюся кровь. Он определенно испытывал сильную боль и находился в шоковом состоянии.
Решфорд встал.
— А вы сидите. Рид здесь. Если спросят, отвечайте, что он один из ваших адвокатов.
При моем появлении избитое лицо Натана озаряется слабой надеждой. Я сажусь менее чем в трех футах от него. Ему хочется кричать, но он знает, что нас могут услышать.
— Что происходит, Рид? Объясни!
Я должен разыграть испуг, неуверенность в том, что случится завтра.
— Не знаю, Натан, — говорю я, нервничая. — Меня не арестовали, но с острова не отпускают. Рано утром я обратился к Решфорду Уотли, и мы с ним пытаемся что-то предпринять. Все, что я помню, — мы с тобой очень быстро набрались. Вот дураки! Ты отрубился на диване, меня тоже клонило в сон. Один из летчиков позвал меня в кабину и сказал, что самолеты, летящие в Майами, сажают из-за плохой погоды. Предупреждение о торнадо, тропический шторм, все такое. Международный аэропорт в Майами закрыт. Торнадо уходил на север, поэтому мы сместились на юг и оказались над Карибами. Кружили, кружили — я мало что соображал… Я пытался тебя разбудить, но ты дрых без задних ног.
— Не помню, как отрубился… — сказал он, потирая поврежденную скулу.
— Когда напьешься, всегда упускаешь этот момент. А ты напился будь здоров. Начал пить еще до взлета. В общем, мы выжгли почти все горючее и должны были сесть. Летчики объяснили, что в Монтего-Бей мы заправимся и улетим в Майами, благо что там улучшилась погода. Я уже пил кофе галлонами и более или менее помню, что было дальше. Мы приземляемся, капитан говорит: «Не выходите, через двадцать минут мы опять взлетим». Потом он говорит: «Сейчас к нам пожалует погранично-таможенная служба». Нам велят покинуть самолет, но ты лежишь пластом и не шевелишься. Пульс и то еле прощупывается. Они вызывают «скорую» — и с этого момента все идет вразнос…
— Что за бред с фальшивым паспортом?
— Это я виноват. Мы все время летаем в Майами, а там часто требуют паспорт, даже для внутренних перелетов, особенно у пассажиров частных рейсов. Думаю, это началось в восьмидесятых, в разгар войны с наркотиками. Частными самолетами активно пользовались наркобароны и их подручные. Вот там и привыкли требовать паспорта. Иметь их не обязательно, но полезно. Я знаю в Вашингтоне человека, который за сотню баксов может изготовить паспорт за одну ночь. Ну, и попросил его сварганить такой тебе — вдруг пригодится? Мог ли я подумать, что так получится?
Бедняга Натан не знает, верить мне или нет. У меня преимущество — месяцы подготовки. Он в полной растерянности и очень податлив.
— Поверь, Натан, фальшивый паспорт — наименьшее из того, что сейчас должно тебя беспокоить.
— Откуда кокаин и «пушка»? — спрашивает он.
— Полиция! — бросаю я небрежно с полной уверенностью. — Раз это не ты и не я, то список подозреваемых крайне сужается. Решфорд говорит, что на острове еще не такое бывает. Личный реактивный самолет из Америки, на борту богачи — бедняки бы не напились в дым, как можно допустить подобное свинство в таком красивом салоне? Один из богатых болванов пьян настолько, что еле дышит. Более трезвого они выманивают наружу, летчиков отвлекают какими-то бумажками и подкладывают наркотик. Долго ли засунуть в сумку? Через несколько часов самолет официально арестован властями Ямайки, контрабандист за решеткой. Элементарное выколачивание денег.
Натан мотает мою брехню на ус, уставившись на свои босые ноги. На его цветастой гавайской рубахе видны пятна крови, кисти рук и плечи в царапинах.
— Можешь добыть мне пожрать, Рид? Я подыхаю от голода. Час назад принесли обед — такая дрянь, что ты представить себе не можешь! Когда я поборол себя и потянулся за миской, один из сокамерников уже решил, что я обойдусь без еды, а он нет.
— Сочувствую, Натан, — отвечаю я. — Я скажу Решфорду, может, он подмажет кого-нибудь из надзирателей.
— Очень тебя прошу… — бормочет он.
— Хочешь, я позвоню кому-нибудь из твоих? — предлагаю я.
Он отрицательно мотает головой.
— Кому? Единственный, кому я хоть немного доверяю, — это парень, которого я оставил вместо себя в баре, да и тот подворовывает. От семьи я отрезан, от них ждать помощи не приходится. Да и как? Они знать не знают, где эта Ямайка. Не уверен, что и сам найду ее на карте.
— Решфорд опасается, что меня могут привлечь как сообщника. Того и гляди присоединюсь к тебе за решеткой.