Рекламная любовь
Шрифт:
— Сережа! Иди сюда! — позвала она, отведя наконец глаза. — Вот! Познакомьтесь, это мой муж! Сереженька, это Антон Владимирович, а это Арнольд Теодорович.
— Очень приятно, — Сергей пожал протянутые руки.
Один из мужчин был смутно знаком. Как будто Сергей где-то его видел.
— Сережа! Подойди, пожалуйста!
— Сейчас, мама! Извините, я на минуту.
— Какой симпатичный юноша. И хороший сын, — произнес Арнольд.
В его словах явно слышалась насмешка. Он назвал Сергея юношей и сыном, но не мужем, отметила Маша. И ей стало неудобно. Неловко
Потом они танцевали танго. Арнольд, разумеется, испросил разрешения у Сергея, которого взяла в плен мамаша. Тот рассеянно кивнул, любуясь женой и как бы подтверждая известное: «большое (в данном случае прекрасное) видится на расстоянии».
Арнольд положил ладонь на ее спину, и у Маши снова побежали мурашки… Он прекрасно танцевал, уверенно вел Машу, крутил ее, опрокидывал на ладонь… А она, которая никогда ни с кем не танцевала настоящее танго, слушалась его как скрипочка в руках искусного скрипача. Они не говорили ни слова. Он только смотрел ей прямо в глаза. Смотрел властно, уверенно, будто все уже было решено и требовалось лишь соблюсти некоторые формальности.
В какой-то момент Маша закрыла глаза. Господи, она танцует с самим Трахтенбергом! С рекламным королем, о знакомстве с которым так просила Антона. И этот негодяй ничего ему о ней не говорил! Это же ясно как день! Так же ясно, как то, что она нравится Трахтенбергу. Мужчине, которому готова служить не только потому, что он богат и влиятелен, а еще и потому, что он ее мужчина — она это кожей чувствует!
Танец закончился. Им аплодировали.
Трахтенберг усадил Машу на один из диванчиков в фойе.
— Слушайте меня внимательно! У нас мало времени, поэтому я буду говорить, а вы — только слушать. Я предлагаю вам уехать со мной в Москву. Сегодня, сейчас же. Я обещаю вам карьеру актрисы. Вы ослепительно, невозможно хороши собой, чрезвычайно милы и органичны. Что вам здесь делать? Вы, извините, протухнете в этой семейке, с блаженным мальчиком-мужем, который годится вам в младшие братья. И со свекровью, которая вас уже ненавидит. Неужели вы всего этого не видите?
— Я… А когда ехать? — слабо спросила Маша.
— Я же сказал вам: сегодня, сейчас!
— Но как же Сережа? Я же замужем…
— Только не стройте из себя Татьяну Ларину. Это ваш единственный шанс прожить жизнь яркую, насыщенную, богатую событиями и впечатлениями. Или вы думаете, что я приеду сюда из-за вас еще раз? Я очень, очень занятой человек. Наша встреча — полнейшая случайность. И если вы не воспользуетесь этой минутой, значит, вы простая провинциальная дура. И тогда мне вас не жаль. Живите с мужем-подкаблучником, который будет разрываться между вами и матерью. И ведите со свекровью затяжную войну до летального исхода одной из сторон. А если ваш Сережа действительно вас любит, он приедет за вами в Москву. И вы будет жить самостоятельной семьей, а не на птичьих правах в квартире его родителей. Вы ведь там собираетесь жить?
Маша кивнула. Ее словно гипнотизировали.
— Но… Можно, я с ним посоветуюсь? Он же все равно за мной приедет? Можно, я спрошу разрешения? — Она не соображала, что говорит. Ее словно затягивало в сладкий омут, на дне которого была погибель. И нужно было сопротивляться, но сил почти не оставалось.
— Спросить? У мужа? И вы думаете, что он отпустит вас прямо со свадьбы? М-да, похоже, я ошибся.
Он встал. Маша вскочила следом.
— Я согласна! — быстро проговорила она.
— Хорошо! Тогда через двадцать минут вы выйдете на улицу. Освежиться. Подышать воздухом.
— Меня одну не пустят. Кто-нибудь увяжется…
— Главное, чтобы муж за вами не увязался. Остальное мы уладим. Ну, смотрите, не разочаруйте меня! Не передумайте! Иначе будете жалеть всю жизнь! А теперь идите к жениху. Отдайте эти минуты ему.
Он встал, поцеловал Маше руку и подвел ее к Сергею.
— Возвращаю вам вашу красавицу жену. Она у вас еще и умница! Мне очень приятно было с ней побеседовать.
Маша села на свое место. Сережа взял ее руку и не отпускал, словно ребенок, едва не потерявшийся в супермаркете.
Трахтенберг поднялся наверх. Там, возле своего столика, достал мобильный, связался с Семеном.
— Друзья! Друзья! Минуту внимания! Еще тост! — постукивала вилкой по бокалу Алла Юрьевна. — Антон Владимирович просит слова!
Антон Владимирович никакого слова не просил. Он сидел рядом с Надеждой, слушая историю сватовства Сергея. Чуткая Алла Юрьевна уловила краем уха слова, которые не следовало произносить вообще, а здесь и сейчас — тем более.
— Он ушел из дома и обещал покончить с собой. Тогда его мать и сдалась, — излишне громко шептала Надя.
— Антон Владимирович! Мы вас слушаем!
Антон поднялся. Говорить ничего не хотелось.
Вообще все было грустно. Жаль было Машу, ее юного мужа. И почему-то больше всего было жаль себя. Тем не менее он поднял бокал.
— Что ж, я, разумеется, желаю молодым счастья, мира в доме, детского смеха… Видите ли, господа, я знаю Машеньку давно…
Маша подобралась, впившись глазами в старого любовника. Еще этого мне не хватало!
— …Я учил ее русской словесности в течение пяти лет. Она была хорошей ученицей. Маша прекрасно читала стихи и помнила их великое множество. Сейчас мы проверим, какая у нее память… Я начну, а Маша продолжит. Идет?
Маша улыбнулась, пожала плечиком.
— Итак:
…Есть что-то в ней, что красоты прекрасней. Что говорит не с чувствами — с душой; Есть что-то в ней над сердцем самовластней Земной любви и прелести земной…— Маша?..
Маша вздохнула, чуть помедлила и продолжила:
… Как сладкое душе воспоминанье, Как милый свет родной звезды твоей, Какое-то влечет очарованье К ее ногам и под защиту к ней…