Рекламная любовь
Шрифт:
— Заткнись, дура, — заорал мужчина. — Совсем спятила? Пьянь подзаборная! Да я тебя за такие слова сейчас вышвырну отсюда! Будешь побирушкой ходить, пока не сдохнешь! Подговорил я его! Что же он, дурак, подговорился? Сколько ему годков-то? Видать, совершеннолетний, раз его, дурака, с такой б… в ЗАГСе расписали, а?
Он орал, глядя ей в лицо, не видя, как рука ее открыла ящик стола, вытащила оттуда блестящий белым металлом предмет.
— Брось! Брось, сука! — успел крикнуть. Григорий.
Она выпустила в него всю обойму. Григорий рухнул на стол, заливая его кровью.
Маша брезгливо отодвинулась и, прихватив со стола бутылку, забилась в угол топчана.
Приехавшая из Москвы бригада застала следующую картину: мертвый мужчина, лежащий грудью на залитом кровью столе, и женщина, спящая в углу топчана с пустой поллитровкой в руке.
Глава 34
КАЖДОМУ ПО ДЕЛАМ ЕГО
Турецкий с Грязновым сидели на Дмитровке,
На столе Александра стояла бутылка коньяка. Табачный дым поднимался клубами и устремлялся в открытое окно, словно выпущенный на волю джин. Они перебрасывались отдельными фразами, надолго замолкая, мысленно прокручивая события последних дней. Излишне возбужден был лишь оперуполномоченный МУРа Колобов, всего час тому назад вернувшийся в Москву из поездки по провинциальным городам.
— А почему Сергея Гончарова никто не искал? — спросил Олег Левин. — Сюжет о взрыве по телевизору показывали. Потом фотографии давали. И как в вату.
— Искать было некому, — ответил Колобов. — Там ситуация такая: его мать увидела в теленовостях сюжет с улицы Вавилова в больнице, где ухаживала за своей матерью. Никому ничего не сказала. Вернулась домой — и инфаркт. Ее соседи нашли. Те уже в курсе были, тоже телик смотрели. Начали звонить, она не открывает. А муж ее был в Чечне, в командировке. Он военврач. Отбили ему телеграмму. Когда он вернулся, жена в реанимации лежала под аппаратами всякими. И он решил, что сына уже не вернешь, а за жену нужно бороться. И сидел возле нее сутками.
— Спасли?
— Спасли. Не знаю, надолго ли….Видел там начальницу Гончаровой. Она в шоке. Вообще весь город в шоке. Он хороший мальчик, она — неплохая девочка. И такие шекспировские страсти, понимаешь! А вы здесь, я знаю, преуспели в раскрытии преступления. Заказчика нашли! Всего-то за десять дней. Это должно войти в анналы!
— Кто это тебе сказал, что мы его нашли? — поднял бровь Турецкий.
— Ну как же! Охранник этот, Малашенко. Это же он парня накрутил. Я слышал, пленка есть, на которую процесс обработки парня снят. Где снимали? И кто?
— Снимали в борделе, — ответил Левин. — Там в каждом углу жучки и скрытые видеокамеры понатыканы. А кто снимал? Само снималось. Аппаратура была включена круглосуточно. Кто эту пленку привез в квартиру Малашенко, вот в чем вопрос! Так что с заказчиком вопрос не совсем ясен. Или вообще неясен.
В кабинет заглянула секретарь Наташа, поморщилась от дыма, сказала:
— Александр Борисович! Я из канцелярии почту для вас принесла. Смотреть будете?
— А есть что-нибудь интересное?
— Несколько писем есть.
— Ну давай письма, прогляжу.
Девушка положила перед ним несколько конвертов. Александр мельком проглядывал их, откладывая в сторону. И вдруг замер.
— А вот это уже интересно!
Он показал длинный узкий конверт, на котором под типографским «от кого» значилась фамилия Артеменко.
— Не вскрывай, Саня, — как бы в шутку посоветовал Грязнов. — А вдруг там белый порошок?
— Зараза к заразе не пристает, — откликнулся Турецкий, отрезав узкий край.
Он извлек несколько листков, исписанных аккуратным, четким почерком.
— И что нам пишет матерый человечище? — язвительно поинтересовался Вячеслав Иванович.
— Сейчас услышишь. — Саша надел очки, начал читать:
«Александр Борисович!
Мы виделись с вами всего один раз, но Вы произвели на меня хорошее впечатление.
Я откровенно провоцировал Вас, Вы на провокацию не поддавались. И я видел, что Ваша сдержанность объясняется не столько христианской терпимостью, сколько нежеланием дать должный отпор инвалиду. Вы не стали играть на моем поле, посчитав это недостойным для себя. Уважаю! Да и собранная мною о Вас информация вызывает уважение. Посему я решил рассказать вам о том, чего вы еще не знаете, и о том, о чем уже догадываетесь, так как понимаю, что Вы не успокоитесь, пока не разгадаете каждой загадки свершившегося преступления. Да и преступления ли? Возможно, вы уже сами задаетесь этим вопросом.
История долгая. Для начала сообщу Вам, что вы были правы относительно меня: безусловно, у меня были мотивы совершить убийство Трахтенберга. Но их было больше, чем вы думаете. С чего начать? Начну, пожалуй, с начала.
Моя деятельность в рекламном бизнесе, наверное, Вами прослежена. Да и разговор об этом был у нас во время Вашего визита. Я вел этот бизнес по-честному, насколько это вообще было возможно в начале девяностых. Во всяком случае, мои руки не замараны ничьей кровью. Мне удавалось сдерживать и участников данного рынка услуг от кровавых разборок. А ведь тогда среди нас были и натуральные братки, бандиты, для которых жизнь человека дешевле копейки. Я создал Российскую ассоциацию (об этом мы тоже говорили), мы развивались цивилизованно. Все было хорошо. У меня были успешная работа и любимая женщина. Потом появился Арнольд. Он внедрялся в наши ряды осторожно, щедро расточая свое обаяние. Он нравился очень многим, ему доверяли, с ним сотрудничали. Но ему было мало. Ему всегда и всего было мало.
Перед его талантом обольстителя не устояла и женщина, которая была мне дорога. Он соблазнил ее походя, как дикарь срывает редкие цветы, зная, что через пару часов букет завянет. Что ж, это был удар для меня. Но такие удары жизнь наносит многим из нас. Что делать в такой ситуации? Стараться сохранять достоинство. Что я и делал. Мы продолжали сотрудничать с Арнольдом, я ни разу не позволил себе перенести личные чувства на деловые отношения. А потом эту женщину, Нину Шелестову, убили, когда она выходила вместе с Арнольдом из своего дома. Ее расстреляли в упор. Это была акция устрашения, направленная против Трахтенберга, но погибла Нина. Ее смерти я простить им не мог!
Знаете, кто убил ее? Григорий Малашенко. Вы вообще знаете, кто он такой, Малашенко? Офицер одной из спецслужб, изгнанный из «органов» за жестокость и неадекватность в работе с… населением, редкие даже для сотрудников данной системы. Его подобрал набиравший тогда силу нынешний опальный олигарх Осинский. Затем было организовано покушение на меня. Исполнитель тот же. Малашенко должен был убить меня. Но он сделал меня калекой. Видимо, так ему показалось интересней. Трахтенбергу понравилось решение проблемы, он выпросил Малашенко в свою свиту. Осинский не возражал. Так Малашенко стал личным охранником Трахтенберга. А я стал парализованным калекой, из которого сиделка, извините за подробности, выковыривала по утрам дерьмо. Конечно, у меня были мотивы на убийство! Но я не спешил. Я наблюдал, как Трахтенберг расчищает поле, устраняя конкурентов. На его совести смерть еще троих бизнесменов. Исполнитель тот же. Поверьте, я имею вполне четкие доказательства на этот счет. У меня было время их собрать. Если будет угодно, я их Вам предоставлю. Итак, Трахтенберг набирал обороты, а я ждал своего часа. Помните, у Зюскинда в «Парфюмере» есть описание того, как насекомое, клещ, скрывающийся в ветвях дерева, дожидается своего часа, чтобы впиться в тело животного, когда оно окажется рядом. Ждет неделями, месяцами, дожидается жертву и впивается в нее, и она оказывается в его власти.
Я ждал восемь лет. Мне нужно было окружить Арнольда людьми, преданными мне, а не ему. Сначала я сумел внедрить Алексея Смирнова, а уж затем он сам, осторожно, год за годом, сменил всю охрану Арнольда. Оставался лишь Малашенко. Без его устранения добраться до Арнольда было невозможно. И мы его устранили. Поверьте, невозможно было предугадать, что взрыв сделает его калекой, но, видимо, на небесах кому-то показалось интересным сделать именно так. Дальше — все просто. И сложно.
Помнится, вы сказали мне фразу, застрявшую во мне занозой. Вы произнесли: «Каждому по делам его». Чувствую ли я себя победителем? Нет. Я чувствую себя отмщенным. Я знаю, что наказал зло, ибо Трахтенберг — это абсолютное, чистейшее зло.
Сегодня я почти счастливый человек. Вас интересует, как я познакомился с Алиной? Представьте, через Интернет. Мы общались через Всемирную паутину несколько лет. Не видя друг друга, не зная, что за человек разделяет нас. Это выяснилось много позже, когда между нами уже возникло глубокое, настоящее чувство, незадолго до ухода Алины из дома. И как тут не подивиться? Чудны дела твои, Господи!
Они действительно чудны, так же как и дела человеческие. Вы знаете про такое чудо, как «стволовые клетки»? Думаю, нет. Вам это не нужно, вы здоровый человек. А меня эта чудесная технология поставила на ноги. Уже два года я ничем не отличаюсь от вас или другого мужчины. Я бегаю, плаваю, играю в футбол. Мы с Алиной ждем рождения нашего ребенка. Простите за мистификацию, свидетелем которой вы были в моем доме. Но на тот момент еще не пришло время раскрывать карты.
Итак, милейший Александр Борисович, хочу сообщить Вам, что не вернусь в родные пенаты. Это было бы весьма неосмотрительно. Все мои друзья — Алеша Смирнов и остальные — они тоже уехали, не ищите их. Не ищите и высокого мужчину из «девятки», фотороботы которого лежат в каждом отделении милиции.
Для отчетности я приготовил вам заказчика преступления — это все тот же Малашенко.
Вы, конечно, нашли видеозапись, где Малашенко обрабатывает мальчика. Это Вам в качестве вещдока. Самого Григория удалось восстановить против шефа, подсунув ему некие фотографии. Не буду нагружать Вас ненужными подробностями. Скажу одно: современные компьютерные технологии позволяют изготавливать фальшивки высокого качества.
Итак, все свершилось. Возмездие настигло злодеев. Я ошибся в главном: человек не Всевышний. Он не может брать на себя ответственность вершить самосуд.
На мне смерть мальчика, Сергея Гончарова. Поверьте, мы не планировали его гибели. Он должен был успеть скрыться. Он не захотел этого сделать. Знаете, что он сказал за секунды до взрыва? «Я отомстил». У него были свои счеты с Арнольдом. Мы не могли знать, что мальчик не захочет больше жить. Мы не учли этого. И эта вина будет сидеть во мне всю оставшуюся жизнь. И когда придет время ответить за этот грех, что ж, я отвечу.
Искренне ваш, Иван Артеменко».
Александр положил листки на стол, снял очки, протер глаза. Мужчины молчали. Каждый думал о своем. О своих грехах, вольных или невольных. О своих обидах, разочарованиях. О предательстве. О любви и прощении.
Простые слова, вечные истины.