Рекламная любовь
Шрифт:
— Ты смотри! Смотри, какие классные модели! Ну, выбирай какую хочешь.
И Сергей ткнул пальцем в самую дорогую — в спортивный «Сузуки». Просто так.
— Хорошо! — в один голос согласились родители.
Это было просто смешно! Откуда у них такие деньги? И Сережа даже улыбнулся.
— Вы шутите, — сказал он.
— Нет! Завтра же пойдем и купим! — серьезно ответила мама.
Разумеется, Сергей не знал, что в тот букет роз, что был подарен его маме Трахтенбергом, был вложен конверт. Денег, что были оставлены им в качестве отступного за Сережину невесту,
Короче, Сергей стал единственным в городе обладателем шикарного мотоцикла, мощного красавца, послушного мустанга. И жизнь вернулась. Нужно было получить права, и Сергей пошел на курсы. Потом он купил и экипировку — кожаные штаны, куртку, шлем — все, как полагается. Начал гонять по улицам, сводя с ума сидящих на лавочках бабулек. Местные байкеры приняли его в свою стаю, у него появились новые знакомые, а с ними — всякие байкерские мероприятия. В институте был оформлен академический отпуск, и Сергей мог предаваться новому увлечению все свое время. И начал выздоравливать.
Однажды он встретил на улице Надежду, и та рассказала ему, что Машу теперь можно чуть ли не каждый день увидеть по телику в рекламном ролике. Тогда он понял, почему в их доме исчез телевизор.
Встреча с Надей едва не загнала его назад, на диван, к обоям. Но в это время нужно было ехать с байкерами в Питер, и он уехал. Надя осталась в прошлом. А потом и ролик сняли с проката, он узнал об этом от кого-то из приятелей. Так он ни разу и не увидел Машу по телевизору. И слава богу! Он запретил себе заглядывать внутрь себя, туда, где в холодном, мертвом куске его сердца находилась его жена.
Он вернулся из Питера веселым, голодным, загорелым. И узнал, что бабушка в больнице с переломом шейки бедра. Мама дежурила там каждую ночь, нанятая медсестра была согласна ухаживать только днем. Отец был в отъезде. Сергей подключился к уходу за бабушкой. Менял пеленки, кормил ее. Только ему удавалось накормить ее так, чтобы ничего не пролилось на подвязанную салфетку.
В этот день он как раз дежурил. К одиннадцати вечера пришла мама, чтобы сменить его на ночь. Сережа сдал вахту, доложил, как ели, как писали, как делали гимнастику. Бабушка спала. Мама села возле нее с книжкой. А Сережа пошел домой. Он шел не спеша, вдыхая свежий вечерний воздух, думая о том, что лето подходит к середине, начался июль — можно еще смотаться на мотоциклах куда-нибудь на Селигер, скажем. Позагорать и накупаться вволю. А в августе нужно будет устраиваться на работу, хватит сидеть на шее родителей. В институт он вернется после Нового года, но все равно будет продолжать работать. Он очень повзрослел за это время.
Дома он поужинал и завалился с книжкой в постель.
Его разбудили настойчивые телефонные гудки.
«Бабушка! — сразу пронеслось в его мозгу. — Все кончилось».
Он снял трубку двумя руками, чувствуя, что очень боится услышать мамин голос. Но звонила не мама. Звонила Александра. Он сначала не мог взять в толк, кто это, какая Александра, что ей нужно от него. Имя Маши поначалу отскакивало от его мозга как пинг-понговый мячик от стола. Видимо, в мозгу работала некая охранительная система.
Аля повторяла уже с десятый раз, что «..Маша умирает, хочет проститься…»
Когда он наконец понял, руки его затряслись так, что он едва смог записать номер телефона.
Тут же позвонил. Узнал адрес. Прикинул, что может добраться на своем мустанге за три часа. И больше он ни о чем не думал. Лишь нацарапал несколько строк маме.
— Слышь, Машка, он сказал, что приедет!
— Кто? — удивилась та, пытаясь открыть глаза.
— Да проснись ты! Со стула свалишься! Серега твой едет, поняла?
— Куда?
— Сюда, дура! Через три часа будет!
Маша расхохоталась.
— Ладно врать-то!
— Ты вот что, иди поспи. А то вообще до утра не доживешь! Ну, быстро в койку!
— Не, мне не подняться…
— Ладно, хрен с тобой, здесь поспи. Ну, поднимайся, блин!
Он заставил девушку дойти до топчана, уложил ее, накрыл пледом. Все складывалось! Да еще так скоро! Григорий позвонил Смирнову, доложил обстановку.
— Иди ты! — удивился заспанный Алексей. — Что ж, если и вправду приедет, ты мне тут же отзвонись. Я мигом примчусь. А ты ему пока глаза-то раскрой.
— В смысле?
— Просвети, кто из его жены б… сделал.
— Понял!
— Все, конец связи.
Сергей подъехал к особняку ранним утром. Григорий, который наблюдал за дорогой из окна, увидел его издалека и вышел, стараясь не стучать костылями, на крыльцо. Все обитатели особняка еще спали, и будить кого бы то ни было в его планы не входило.
— Здорово, парень! — произнес Григорий.
Сергей не сразу узнал в одноногом инвалиде охранника, едва не забитого до полусмерти на его свадьбе. А узнав, изменился в лице. Он подошел к нему вплотную.
— Где Маша? — рука его непроизвольно сжалась в кулак.
— Без рук! — .предостерегающе поднял костыль Гриня. — Идем. Только тихо! У нас все спят еще.
Они прошли в узкую комнату с одним окном. В комнате было сумрачно и пусто.
— Машка, вставай. Муж приехал!
Сергей озирался. В комнате никого не было. Григорий прокостылял к топчану, скинул плед.
— Вставай, Маша! Сергей твой приехал.
Под пледом барахталось какое-то существо в клетчатой мужской рубахе. Существо пыталось приподняться и снова падало.
— Вставай, говорю! — свирепо шипел Гриня. — А то Альбина сейчас прискочит!
— Плевать… Пива дай!
Он даже голос не узнал. Это был сиплый, пропитой, бесполый какой-то голос.
Гриня сунул ей в руку банку пива, затем взял под мышки, легонько встряхнув, придал женщине сидячее положение. Она тут же, не раскрывая глаз, открыла банку, начала жадно пить длинными глотками. По худой шее ходил кадык. Это не Маша! Какая же это Маша? Это тетка лет сорока, давно и тяжело пьющая, что видно по ее отечной физиономии. Спутанные, клочьями волосы…