Рекламная любовь
Шрифт:
Через три дня Маша поднялась, сама приняла душ, даже причесалась.
Григорий радостно поджидал подружку в своей каморке, готовил закуску. Сегодня был в некотором роде праздник — девять дней со дня смерти Арнольда. Как говорится, грех не отметить.
Вот ведь странно: он мог теперь сидеть и в гостиной за длинным столом, и в любом другом месте. Но в своей комнате все было удобно, под рукой. Можно было обходиться без костылей, опираясь то на стол, то на полку. Короче, он предпочитал свое убежище
Маша вошла, остановилась у двери. Ее покачивало.
— Маруся, давай стол придвинем, и садись-ка ты на топчан! Устанешь, сразу приляжешь.
— Хорошо, — безразлично ответила Маша.
Они пододвинули стол.
— Ну помоги накрыть-то!
Он доставал из холодильника закуски, передавал их Маше. На столе появились соленые опята, малосольные огурчики, шмат ветчины, пара банок рыбных консервов.
— Вот! Богатый стол! — удовлетворенно отметил Гриня. — Ну, забирайся на топчан, там в угу под одеялом чугунок с картошечкой. Эх, как мы сейчас вздрогнем!
Он выставил запотевшую бутылку водки. Маша достала картошку. Потом вынула из ящика стола тарелки. Вилок не было. В другом ящике сверкала хромированным корпусом «беретта». Она задвинула ящик.
— А где у тебя вилки?
— Ой, вот же они! И нож здесь. Я, вишь, помыл, да в банку сунул и забыл. Я консервы открою, а ты хлеб порежь.
— А чего так тихо? — спросила Маша, нарезая неровные ломти. — Где все?
— А кто — все? Кто тебе нужен-то?
— Ну… Люди.
— Люди, Манечка, это мы с тобой. Ну, наливаю.
— А где теперь Сережа? — ровным голосом спросила Маша.
— Эка вспомнила! Где? — Гриня задумался, подняв рюмку. — Так, наверное, еще в чистилище. Ты давай, выпей лучше. Ну, не чокаемся, как говорится.
Они выпили. Маша занюхала куском хлеба.
— Ты ешь! А то вообще в воблу превратилась. В протухшую.
— Почему в протухшую? Я душ приняла.
— Рожа у тебя опухшая, как у тухлой рыбы, ты уж извини, конечно. Я это по-дружески.
— Ничего, от такого же слышу. Наливай, а то уйду!
— Во! Это разговор! Давай-ка теперь за нас, за нашу дружбу, как говорится!
Они чокнулись, выпили.
— Закусывай, закусывай! — Гриня заботливо подкладывал еду.
— Спасибо. — Маша лениво ковыряла вилкой. — Я сколько дней пила? — спросила она.
— Это… Дней семь-восемь без передыху. Бутылку усядешь и падаешь в койку. Потом очнешься, опять к бутылке. Не знаю, как у тебя организм выдержал. Могла подохнуть запросто. А с чего это ты запила-то так? — недоумевал Гриня.
— Да так…
— Но я тебе умереть не дал! В воде вымочил, два дня молоком отпаивал, стала ты у меня лучше прежней!
— Почему это у тебя-то? — Маша подняла на него глаза. — И вообще, где все? Где Альбина? Как же она мне дала столько пить? Где Танька, Алена? Вообще, где все?! Где Трахтенберг? Он что, столько времени не приезжал?!
— Здрасте! Ты чего? Убили ж его! Забыла?
— Как это? Когда? — оторопела Маша.
— Постой, ты с какого момента помнишь-то?
— Ну, как сюда охранники ворвались и Сережу забрали.
— Ну, было такое.
— И что они с Сережей сделали? — напряженно спросила Маша.
— Ничего они с твоим Сережей не сделали. Он сам…
Маша молча перекрестилась, глубоко вздохнула.
— Знаешь, я тогда перед ним изгалялась, как тварь последняя, — торопливо заговорила она. — Стыдно очень было. Очень стыдно перед ним, понимаешь? Я когда увидела, как он упал к моим ногам, я… Я думала— умру. — Маша схватила себя за горло. — Господи, какая же я подлая! Дрянь! Последняя дрянь! Как же я могла так с ним поступить… Налей мне! Слава богу, что они с ним ничего не сделали! Я-то думала, забьют его насмерть, правда! Я от этого и запила. От стыда и ужаса. Ну давай, давай чокнемся! За Сережу моего.
Гриня чокнулся, опасливо глядя на подружку.
— Ладно, мне на себя плевать! — повеселела она. — И на Траха плевать! Убили, и черт с ним! А-а, так поэтому и нет никого? Разбежались все, что ли?
— Ну да! — Гриня обрадовался ее оживленному лицу, пусть и опухшему. — Представляешь, все слиняли! Как крысы с корабля. Мы здесь с тобой вдвоем остались. Весь особняк наш! Можем хоть внаем сдавать!
— А чего ж они, дуры, испугались-то? Чего же им после порнофильмов бояться-то? Все равно вся страна в курсе…
— Вот именно! — рассмеялся Гриня, подливая в рюмки водку. — Ну, за нас!
Маша принялась за картошку, почувствовав, что жутко голодна.
— Вот и молодец! Вот и ешь! — радовался хмельной Гриня. — Сразу цвет лица вернется! И телом нарастешь, а то совсем исхудала!
— А кто его убил-то? Арнольда-то? — подцепив на вилку гриб, мимоходом спросила Маша.
— Так Серега твой и убил, — с ходу ответил Гриня.
Маша застыла с вилкой в руках.
— Ну чего ты? Чего глаза вылупила?
— Он жив? — едва выговорила Маша.
— С чего это ему живым-то быть? — нервно вскричал Гриня. — Там так рвануло! Всех в клочья. Водителю Семену вообще башку снесло! А ты говоришь — жив! Как же! Разбежалась! Чего ты глядишь-то на меня как… звереныш…
— Это ты его подговорил… Тогда, когда он за мной приехал… — просипела Маша мгновенно охрипшим голосом.
— Чего ты врешь, дура!
— Я все слышала! Вы думали, что я сплю, а я нарочно храпела, чтобы он уехал скорее. Очень уж мне тошно было. Но я все слышала! Это ты…