Реконкиста

Вереснев Игорь

— Правильно, что не веришь, на Ракшасе ничего подобного не делалось. Что касается Земли, то я бы не была так категорична. Впрочем, это твоя задача: подтвердить или опровергнуть. Передаю Нику на твоё попечение. Надеюсь, всё у неё будет хорошо.

С минуту Крапивкина молчала, переваривая услышанное. Потом спросила:

— Ты Римме сообщила?

— Нет. У неё сейчас другие заботы: очередная война, зачем её отвлекать? К тому же ксенобиолог ты, а не она. Об этой… неожиданной ситуации знаем пока лишь мы трое. Плюс предполагаемый отец ребёнка, но он кровно заинтересован помалкивать. Нужно ли ещё кому-то об этом сообщать, — решай сама. Мне кажется, для начала стоит всё проверить и перепроверить.

Поселила

Нику Крапивкина у себя в квартире. Обзаводиться дополнительной мебелью не стала, дабы не привлекать ненужного внимания. Она «убедила» эмпатическую кровать раздаться в ширину, — благо новоявленная соседка оказалась не привередливой, согласилась делить с хозяйкой не только спальню, но и ложе. Однако для полноценного обследования Нике требовалось посещать лабораторию. Эту проблему Лена решила просто: сказала себе, что проблемы не существует. Никому нет дела до того, почему заведующая приходит в лабораторию в неурочное время и чем там занимается. В древности такое решение не прокатило бы. Охранники, сторожа и прочие вахтёры потребовали бы объяснений, вдобавок беременная спутница заведующей попала бы на камеры видеорегистрации, что неминуемо вызвало бы вопросы у руководства, — и хорошо, если только у руководства. Но в конце XXVI века никому в голову не могло прийти, что научно-исследовательский институт на Земле требует какой-то особой охраны и наблюдения. Достаточно обычного биометрического замка на двери, чтобы посторонние не проникли внутрь и не испортили чего-либо важного. Конечно, против медеанских паразитов такая защита не действовала, но ведь Большой Блэкаут в прошлом, и впредь этим тварям на Землю не пробраться.

Первые же анализы подтвердили: ошибки нет, плод содержит одновременно ДНК ракшасов и землян. Межвидовое скрещивание прошло более чем удачно, заметных отклонений в развитии плода нет, он здоров, комфортно чувствует себя в матке земной женщины, и на здоровье матери такая необычная беременность отрицательно не сказывается. Пока что ребёнок больше походил на ракшаса, и, если он будет продолжать расти такими же темпами, через полторы-две недели пройдут роды. Придётся прибегнуть к кесареву сечению: тазовые кости землянки не способны раздвинуться так широко, чтобы выпустить ребёнка в родовой канал.

Предстоящая операция Крапивкину не беспокоила: лабораторный субэл-манипулятор достаточно универсален, можно перенастроить его в хирурга-акушера, так что и в клинику обращаться не придётся. Гораздо сильнее её волновало другое: если ребёнок не результат генной инженерии, то секрет оплодотворения следует искать в организме матери. В чём особенность этой на вид вполне обычной землянки? Какие только эксперименты Лена не придумывала, просиживая в лаборатории ночи напролёт, оставляя для сна по четыре-пять часов в сутки: дневные, «легальные» посещения института никто не отменял, как и программу рабочих исследований. В конце концов нашла: в тканевой жидкости беременной содержался коэнзим, нехарактерный для человеческого организма. Концентрация его была ничтожно мала, просто чудо, что несколько молекул попало во взятую пробу. Повторная биопсия плода выявила аналогичные соединения и там. К организму ракшасов коэнзим имел отношение не большее, чем к человеческому. Он вообще не встречался ни у одного исследованного земными учёными живого существа, — уж это доктор ксенобиологии знала наверняка.

Однако нечто знакомое в этой молекуле было, Крапивкина её уже видела на экране электронного микроскопа, — память исследователя иногда хранит в тайничках самые неожиданные сведения. Здесь, в институте, в этой самой лаборатории видела, — давно, до «набега» Особой Комиссии.

Все биологические материалы, связанные с исследованиями медеанских паразитов, были изъяты проверяющими и уничтожены. Но учёные не были бы учёными, если бы не сохранили промежуточные отчёты и дневники экспериментов. Всё это поместили в институтский

архив с ограниченным доступом — «для служебного пользования». У заведующей Лаборатории инвазионных заболеваний и паразитологии доступ к архиву имелся. Не исключено, в руководстве отслеживают, кто обращается к хранящимся там документам, и от неё могут потребовать объяснений. Но это случится потом. Решать задачи Лена предпочитала по мере их возникновения.

Память не подвела, таинственный коэнзим присутствовал в организме паразитов. Он не участвовал в процессах регенерации и клеточной трансформации, вёл себя инертно, не вступая в химические реакции с другими соединениями, так что исследователи не смогли определить его назначение. Но сейчас это не важно! Коэнзим паразита проник в тело человека и продолжает существовать там десятилетиями, как-то обходя гистогематический барьер. Это вещество настолько устойчиво? Или оно синтезируется в клетках заражённого организма и никем не замеченное распространилось по всей человеческой популяции?!

Предположение было таким пугающим, что Лена поспешила проверить собственные ткани. Нет, с её организмом всё в порядке, никаких «чужаков». Не удивительно, во времена до Большого Блэкаута она была ребёнком, медеанские стойбища не посещала, в обрядах не участвовала, а единственный медеанец, которого видела собственными глазами — интернатская смысловица. Ника — другое дело. То, что некогда она была одной из «подружек индейцев», Крапивкина поняла сразу, увидев следы неаккуратно и непрофессионально сведённых татуировок. Значит, паразиты могли сделать с ней что угодно. Какие ещё пути заражения доступны этому веществу? Как следствие: сколько людей носят его в своём организме?

Крапивкина была учёным, ей очень хотелось понять, как коэнзим защищается от лейкоцитов, как пробивает иммунную защиту, как взаимодействует с ДНК и белками. Но также она была сознательной гражданкой Земной Федерации, понимала, что столкнулась не с очередной инопланетной молекулой, а с чем-то, не укладывающимся в рамки земной науки. Лена внезапно осознала, что стоит на самой границе научного познания и вот-вот заглянет за эту границу. Вещество, оказавшееся катализатором межвидового скрещивания, способно изменить саму биологическую природу человека. Да что там человека! Оно в корне изменит будущее всей Галактики.

Держать открытие в тайне она не имела ни морального, ни гражданского права. Сообщить руководству института? Обратиться в Академию Наук? Но если новость получит огласку, это вызовет такую панику, в сравнении с которой Большой Блэкаут покажется детской игрой. Если все бывшие «Друзья индейцев» заражены, если коэнзим передаётся от человека человеку, если он вырабатывается в организме заражённого, если-если-если… Нет, прежде чем делать выводы, необходимо всё проверить.

Крапивкина понимала, что выполнить это самостоятельно, вдобавок тайно она не сможет, даже имея в распоряжении лучшую лабораторию ксеногенетики. Здесь требовалась надёжная и квалифицированная команда, требовалась поддержка тех, кто способен обеспечить секретность и безопасность. Будь рядом Коршунова, Лена немедленно связалась бы с ней, рассказала всё, посоветовалась. Но Римма далеко, без малого миллиард километров — слишком большое расстояние, чтобы «посекретничать», если в твоём распоряжении нет выделенного канала связи.

Полдня Лена пребывала в ступоре, не зная, как поступить. А потом будто стрельнуло в голове: пусть Римма далеко, но здесь остался человек, с которым подруга делится сокровенным. Её муж, и «по совместительству» — Верховный Сумматор, самый мудрый человек Земли!

При прежнем Сумматоре, ликвидировавшем проект по изучению медеанских паразитов, Крапивкина трижды подумала бы, прежде чем так поступить. Но Генрих Клейн — другое дело. Ведь он в добавок ко всему — добрый доктор, излечивший сотни тысяч «Друзей индейцев» от эпидемии суицида. Никто не знает этих людей так хорошо, как он.