Рекрут
Шрифт:
– Два миллиона, – глядя не на меня, а на разложенные по столу трофеи, предложил он с таким видом, словно я, потрясённый до глубины души его щедростью, должен был немедленно пасть на колени, благодаря своего благодетеля.
Увы ему – падать, а тем более рассыпаться в благодарностях, я не спешил. Наоборот – презрительно фыркнув, я потянулся к клавише разрыва связи, что он, внимательно, и как ему казалось – незаметно, следивший за мной, немедленно заметил.
Что же…
А дальше начался торг. Тот самый – отчаянный, бескомпромиссный, переходящий в крик и перемежаемый угрозами обоих сторон немедленно прервать связь. Признаюсь – мне, все эти артефакты были безразличны, я бы, при иных условиях, просто подарил всё это Симилу, но согласитесь – подобное обязательно бы вызвало вопросы, а потому я упирался и боролся, как только мог.
Результатом, ожидаемым мной и приятным для эксперта, стала его безоговорочная победа. Туринк забирал себе шестьдесят два процента от средств, вырученных за продажу артефактов на аукционе. Более того – я гарантировал оплату услуг аукционного дома из средств, полученных в ходе торгов и подтверждал статус эксперта, как эксклюзивного получателя всех моих дальнейших находок.
Полный мой проигрыш, верно?
Да.
За исключением одного момента – Туринк, вместе с прочими экспертами, коих он обещал собрать, брался оценить мою картину, написанную точно та том же месте, где творил великий Гахен.
Сумма оценки была определена мной не ниже семи десятков миллионов, на что он, выпучив глаза, вынужденно согласился, прекрасно понимая, что вряд ли найдётся хоть кто-то готовый отвалить такие деньжищи за моё творчество.
Вот здесь – когда он мне прямо сказал, что продать этот шедевр за такую сумму нереально, вот честно – здесь мне было обидно.
Особенно принимая во внимание, что полотно, получившее столь низкую оценку Симпла, я действительно создал сам, своими руками, потратив на шедевр более двух часов. И, не буду скрывать – я результатом – гордился.
Картина «Осознание» – представляла собой черно-фиолетовое поле, с множеством белых точек, которое пересекала почти прямая розово-синяя полоса, почти по центру которой я старательно изобразил… Нечто! Почти округлое и размытое.
А ниже, в стороне от неё, белый силуэт человека – как его рисуют дети – кружок головы, палочка тела и коротенькие обрубочки ручек-ножек.
Всё.
Шедевр перед вами, зря я что ли почти два часа над мешковиной страдал? Почему мешковина? А вы уже забыли про грубость мира и прочий бред, что в прошлый раз нёс наш дорогой эксперт?
А я не забыл.
Забегая вперёд, скажу, что эксперты и критики, действительно, долго спорили вокруг моего шедевра, так и не сумев прийти к единому мнению – а что автор, то есть я, хотел этим сказать.
Что же до меня, то когда меня спрашивали о замысле картины, то я, напустив задумчивость, отвечал что каждый должен сам осознать.
Что именно?
Да всё!
Нельзя же быть столь примитивным!
Осознать и пропустить через себя совершенно всё – вашу планету, систему, галактику – необходимо осознать решительно всё, понимаете?
А осознав – вернуться.
Как это куда?! К началу пути. Туда, откуда вы двинулись по тропе осознания. Как это не понимаете? Сложно? Ну, извините, творчество, особенно высокое, оно не перед всеми раскрывается!
Аукцион, устроенный стараниями Туринка, прошёл как по маслу. Следя за аукционистом я лишь диву давался как ловко, он расхваливает собранный нами на свалке хлам. Другим поводом для удивления являлась почтеннейшая публика, вступавшая в борьбу за обладание куском камня или той жестянки, не имевшей никакой ценности.
Ну, это я так считал.
Угу, зная подлинную историю обретения этих, кхм, сокровищ. Цены, хочу заметить, были такие, что моя жаба, прежде недовольная условиями нашей с Турином сделки, то и дело хлопалась в обморок видя поистине космические цены. Так, тот же башмак, доставшийся представителю некого модного Арт-хауса, был продан за без малого сотку.
Миллионов!
А как иначе? Это же мог быть башмак Самого!!!
К слову, вся эта вакханалия, широко освещаемая на профильных каналах, удостоилась лишь краткого упоминания в серьёзных СМИ, которые вскользь заметили возвращение человечеству вещей великого Мастера.
М-да… Подобная картина – печалила. Кому как не людям, прежде сходившим с ума от возвращения утраченных шедевров, сейчас так же бурно радоваться появлению личных вещей мэтра?
Но увы.
Всем было пофиг и моя паранойя, немедленно пробудившаяся от дрёмы, немедленно свалило сей печальный факт на Древнего, всеми силами боровшегося против моей популярности.
Согласитесь, удобно, когда есть некто, на которого можно свалить решительно всё.
В результате, уж не знаю чьими стараниями – Древнего, или банальной людской ленью, но аукцион прошёл без лишнего шума, чему, впрочем, я был рад, тоже не желая привлекать лишний шум.
Последнее, прежде всего, касалось моего шедевра, оценённого, как мы и договорились, в семьдесят два миллиона, о чём я сообщил аукционисту, притащив полотно с собой.
На немедленно последовавший вопрос – а не желает ли автор выставить своё произведение на торги, я лишь гордо улыбнулся, а после, пресекая начавший было зарождаться шум, объявил, что мои картины должны принадлежать всем, а не кучке толстосумов, спешащих утаить прекрасное от простых людей.
– А потому! – Мне пришлось сильно повысить голос, перекрывая выкрики, несколько оскорбительного содержания: – Я передаю полотно музею! Безвозмездно! Ради искусства и человечества!
Наградой мне послужили редкие хлопки, и, куда как более многочисленные жесты, истолковать которые можно было только как сомнения в моей вменяемости.
Да пофиг!
Картина, оценённая в семь десятков миллионов, с небольшим хвостиком, отправилась в планетарный музей, взамен одаривший меня справкой о пожертвовании.
Ага!
С указанной в ней суммой, которая, слава местным законам, освобождала вашего покорного слугу от уплаты налогов со средств в вышеуказанном размере, прошу прощения за канцелярщину.