Рекс
Шрифт:
— У нас новость, Карповский! — объявил Камерон каким-то стылым голосом.
— Слушаю, сэр, — отозвался аналитик, чувствуя во рту странную сушь.
— Только что был уничтожен автомобиль Джона Камерона. Какова новость, а, господин аналитик?!
— Мне… — Карповский откашлялся. — Мне нужны какие-то подробности, сэр.
— Говори ему подробности, Дойл. Или ты собрался сегодня отмолчаться?
— Мне не было сделано доклада, сэр, я знаю об этом только с ваших слов.
— Говори с моих.
— Ну, одним словом, машину мистера
— Так, — кивнул Карповский. — Информации мало, но она важная. Покрытие на мосту сетчатое, силуэт машины виден хорошо, поэтому стрелять снизу очень удобно. Однако требуется немалая сноровка, ведь никакие танки не ходят со скоростью представительского лимузина.
— А теперь поясни мне, что ты сейчас сказал? — потребовал Камерон с нескрываемым раздражением.
— Я говорю, сэр, что стреляли навскидку, без применения штатных прицелов и наводящей аппаратуры. То есть стрелок был высочайшего класса.
— В этом нет ничего нового, убивать Камерона пошлют только самого лучшего.
— Это так, сэр, но снайпера найти проще, чем специалиста по гранатометам или противотанковым установкам. Такие люди наперечет, и у нас есть хороший шанс найти его, а потом выйти на заказчика.
— Ясно. Что еще скажешь?
— У нас в управлении «крот»…
— Дойл, ты слышал?
— Да, сэр.
— Поторопись. Если покончат с мистером Камероном, за вас некому будет заступиться.
32
Несмотря на опасения, что полицейские кордоны начнут останавливать машины еще на площади, Поль Гарсель благополучно проехал ее из конца в конец, отметив, что вокруг ничего не изменилось и, как всегда, с наступлением темноты по площади во множестве прогуливались туристы, любуясь художественной подсветкой, делавшей громоздкую казенную архитектуру еще более значительной.
Сразу за памятником генералу Ван Буллену стоял полицейский пост, но это была лишь пара машин дорожной полиции, полицейские вежливо указывали проезжавшим на огороженную светящимися фишками дорожку, проходившую под аркой с надписью «Трудовому объединению — 5 лет».
За аркой работала служба безопасности, и Гарселю пришлось проехать под двумя сканерами, прокатиться через спектральную камеру и, наконец, остановиться перед подъездом, где гостя попросили предъявить пригласительный билет.
— У меня его нет, я приглашен мистером Стоккером, — сообщил Гарсель встречавшему секьюрити.
— Одну минуту, сэр, — сказал тот, затем набрал на планшете номер машины гостя и спросил:
— Мистер Поль Гарсель, представитель «Сервис тьюб»?
— Почти что так, только «Сервис суперлогистик», — поправил Поль охранника, решив, что это такой метод проверки.
— Прошу вас пройти на праздник, мистер Гарсель, а вашу машину мы отгоним на стоянку.
Поль подхватил с заднего сиденья чехол со смокингом и, оставив ключи в замке, вышел из машины.
У входа в ярко освещенный вестибюль толпились человек пятнадцать партийных функционеров, в смокингах, с большими партийными значками на лацканах.
Гарсель прошел мимо них и тотчас оказался в праздничной атмосфере холла, где играл духовой оркестр, официанты прямо на ходу предлагали напитки и легкие закуски, а откуда-то сверху сыпались блестящие конфетти.
Гарсель направился в туалетную комнату, где было прохладно и тихо. Там он сменил пиджак на смокинг, прицепил «бабочку» и, переложив документы, оставил пиджак в чехле на вешалке — он всегда так делал.
Вернувшись в холл, он огляделся и отметил про себя, что с тех пор, как оставил журналистскую работу и занялся торговлей, на политических съездах и празднествах ничего не изменилось. Все те же бравурные марши, крупноватые дамы в жемчугах и то же разделение на «хороших» и «лучших». Для двух тысяч партийного актива был концерт и прием с шампанским и угощениями в холле, а на четвертом этаже в более спокойной обстановке, с джазом вместо кордебалета и с шампанским в сто раз более дорогим должен был состояться прием для сотни избранных.
Поправляя «бабочку», Гарсель вошел в просторный лифт с прозрачными стенками и увидел улыбнувшегося ему секьюрити.
— Добрый вечер, мистер Гарсель.
— Привет, — ответил Поль и тоже улыбнулся из вежливости.
Он знал многих, кто за присутствие на подобном элитном сборище легко расстался бы с несколькими тысячами ливров, но ему этот визит был в тягость, и люди, которые здесь собирались, в большинстве своем Гарселю не нравились. Но мистер Стоккер купил у него биостара и был в таком восторге от этой покупки, что порекомендовал знакомым также обратиться к Гарселю. Такой случай упускать было нельзя.
Впрочем, пригласи его Стоккер просто постоять в углу, он бы все равно пошел. Таким людям отказывать было не принято, на приглашение Стоккера с готовностью отзывались и лидеры профсоюзов, и министры, и даже мафиозные боссы. Все знали, со Стоккером лучше не шутить, тем более в канун юбилея, посвященного пятилетию партийного движения «Трудовое объединение», которое, после успешных выборов позапрошлого года, продолжало подминать под себя все новые руководящие и бюрократические ресурсы.
Густав Стоккер был генеральным секретарем партии, «держателем ее акций» и владельцем химического концерна «Джобб и Стоккер».
Едва Гарсель вышел из лифтовой кабины, к нему шагнули два официанта, на подносе у одного были фужеры с золотистым, белым и розовым шампанским, а другой предлагал канапе, кагалите, икру и что-то еще, но Гарсель вежливо отказался, взяв только шампанское. А почему бы и нет?
Публики пока было немного, человек тридцать, и Гарсель отошел к большой стеклянной стене, откуда можно было смотреть на вечерний город и слушать живой джаз, который уже играл в соседнем помещении, называемом обычно музыкальным салоном.