Ректор моего сердца
Шрифт:
Рублю сук, на котором сижу. Да. Но зачем он так со мной! Когда я оценила его заботу о моей безопасности, когда все могло стать хорошо, ударил — уронил с небес на землю своей угрозой.
Глаза ректора вспыхнули, но злости в них не было.
— Хорошо хоть зубы мне не выбили, — усмехнулся он.
И я словно получила вторую пощечину. Ожидала чего угодно. Огненной стены или что скрутит меня, даже ударит в ответ. Чего угодно, только не такой спокойной, насмешливой и снисходительной реакции. Он ведь огненный! Вспыльчивый и не очень-то добрый!
Внутри меня что-то разжалось. Напряжение, злость, сомнения разорвались, как водяная бомба и… проклятая водная натура дала себя
Я зарыдала. Горячо, сильно. Все, что застряло в душе с момента, как получила приглашение на отбор, потоком прорвалось наружу.
Уткнулась лицом в руки, хотела кинуться в сторону. Убежать. Куда угодно. Вглубь сада или обратно в здание. Забиться в угол, спрятаться. Нечего Герату видеть мою слабость, мою несдержанность (хотя куда уж дальше)! Он и так то провоцирует ее, то «велит» мне быть взрослой и сильной…
Но он быстро поймал меня за руку. Ту самую, правую, которой я только что ударила его. Другой рукой обхватил меня за талию, сделал резкое движение — я не видела его, только почувствовала — меня словно развернули в танце, и я оказалась у него на коленях.
Он крепко обнял меня, прижал мою голову к своему плечу.
Не успокоилась. Он внезапных объятий, от его горячей близости зарыдала еще сильнее. Словно почувствовала, что сейчас можно…
Упиралась руками в его грудь, пыталась встать, но он легко удерживал меня, чуть покачивая, и гладил по голове.
— Ну все, девочка… Извини… Я перестарался. Перегнул палку… Конечно, я никому не раскрою твою маленькую тайну… — сейчас его голос был бархатным.
Что?! Я не поверила тому, что услышала. Герат извиняется? Я сижу у него на коленях, он крепко, но так бережно, горячо и нежно обнимает меня, укачивает, как ребенка… И извиняется. Кажется, это я должна извиняться, что ударила его… Хотя… конечно, и ему есть за что. Конечно.
Слезы остановились так же резко, как хлынули. Я попробовала отстраниться. Правда не очень хотелось…
В его руках было на удивление комфортно. Вроде огненный, а ощущение надежности не меньше, чем с любым земным. Только горячее. И как будто пламя, живущее в его сильном теле, сжигало, расплавляло границы, которые мы выставили друг от друга. Тело и даже душа, казалось, плавились, расплывались. Теряли силу сопротивления.
Он позволил лишь отстранить голову. Мое лицо оказалось прямо рядом с его красивым, твердым лицом, в котором все дышало силой и внутренним огнем. Щекой я ощущала жар его кожи, хоть и не прикасалась.
О Господи… Что происходит? Он же только что угрожал мне… А сейчас я сижу у него на коленях, и все располагает к поцелую. К близости, к тому, чтобы сжечь границы совсем…
— Зачем… вы… так… сказали?! — охрипшим и срывающимся голосом спросила я. — Зачем угрожали мне?!
— Ну прости. Перестарался, — с непонятным вздохом сказал Герат. Его глаза блестели в темноте, и мне казалось, что я попала в какую-то горячую огненную сказку. Нужно встать, пока не провалилась в нее совсем…
А его огненные глаза скользнули с моего лица ниже, к необычно глубокому вырезу, под которым грудь вздымалась от неприлично глубокого дыхания. Кажется, Герат напрягся, а у меня закружилась голова.
Я сжала зубы, представила внутри поток холодной воды и попробовала встать. Он, словно по привычке, удержал меня. Но тут же усмехнулся:
— Так невозможно разговаривать.
Его рука вдруг оказалась под моими коленями, он приподнял меня, развернулся и пересадил на скамейку.
— Посидите, Илона. И послушайте.
Пару раз глубоко вздохнул, к нему вернулось спокойствие и сдержанность.
— Разумеется, у меня и в мыслях не было раскрыть вашу тайну. Я не для того помог вам. И не для того трачу на вас время, чтобы отдать в руки королевских следователей. Слишком ценный вы… претендент, — сказал он. — Но да, меня бесит эта ваша иллюзия! Вы сохраняете ее даже в конкурсе, где она лишь мешает! Но… хорошо, даже так, — он посмотрел на меня прямо. — Я мог бы понять, зачем это нужно, если бы вы объяснили. К чему столько усилий, чтобы скрыть свое лицо?! Но ведь нет! — теперь в голосе Герата послышалось свойственное ему легкое раздражение. — Вы отказываетесь объяснить даже мне. При том, что я и так уже узнал о вас достаточно. Так что, тарра Илона, — усмешка. Не злая, но и не добрая. — Когда я «угрожал» вам, всего лишь пытался показать разницу между нормальными доверительными отношениями и официальными отношениями, в которых никто никому ничего не должен, как только деловой договор теряет силу. И… вы же понимаете, что я в любой момент могу сам снять вашу иллюзию. Просто я, в отличие от вас, забочусь о ваших ощущениях, — он коснулся рукой ударенной щеки. — Хорошо знаю, как чувствует себя тот, чью иллюзию сорвали насильно. Мне хотелось бы, чтобы вы сами доверили мне… свой облик или что там у вас.
— Вы… вы хотите, чтобы я вам доверяла? Чтобы у нас… были доверительные отношения? — растерянно переспросила я. Все, что произошло во время этой нашей с ним встречи, не укладывалось в голове.
А в теле все еще бродило волнение от его близости.
— Представьте себе, — улыбнулся он краем губ немного горько. — Вас это удивляет?
Теперь вздохнула я. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Чтобы прогнать волнение от того, что он сидит рядом, а тело помнит ощущения от его объятий. Волнение от противоречий, которыми наполнен Герат.
Что ж… Таросси ректор, вы хотите откровенности.
Я могу.
— Признаюсь — удивляет, — искренне сказала я и ответила на его прямой взгляд. — Вы хотите моего доверия, но ведете себя… странно. Простите, но это так. Вы помогаете, а потом становитесь жестким и язвительным. Вы говорите правильные вещи, кажется, заботитесь, а потом загоняете в угол. Вы обвиняете меня в недальновидности, в несдержанности и нервозности. А сами вспыхиваете и злитесь по… не всегда понятным причинам.
— Сложно со мной, да? — подчеркнуто мягко и спокойно сказал он. — Я несдержан и гневлив? Да, это так. Приношу свои извинения за эти неудобства. Поверьте, Илона, этому есть причина.
— Причина? — удивилась я. Вообще я думала, всему виной его огненный характер, и, может быть, ситуация с Касадрой в последние годы. — Может быть, объясните?
— Нет, Илона, — он усмехнулся и сложил руки на груди, словно закрываясь. — Не сейчас. Если станете Великой, узнаете обо мне многое, в том числе и это. А сейчас… Я просто постараюсь… не пугать вас.
— Спасибо и на этом, — ответила усмешкой и я. — Только от меня вы требуете доверия. Именно требуете, не просите! — я почувствовала, что опять начинаю распаляться и снова глубоко вздохнула, чтобы говорить спокойно. — А сами не хотите отвечать на вопросы и давать объяснения. И еще… помните, вы предложили мне игру? Вот вы и играете. Вам интересно, вам приятно. Вы играете! А у меня все серьезно, понимаете? — я посмотрела ему в лицо. — У меня все по-настоящему! Мне было страшно идти на отбор, потому что… вы знаете, почему. Мне было страшно идти на проверку и отвечать на ваши каверзные вопросы! И страшно было видеть вашу злость после моего выступления. Я молчу уж про ваш «шантаж»! Вы это понимаете? У меня все по-настоящему! И если я ношу иллюзию, значит, на то тоже есть причина, как и у вас — быть вспыльчивым и переменчивым!