Реквием для зверя
Шрифт:
— Джеймс! — обессилено выкрикнул, когда тот сорвался с места, взбираясь по ступенькам вверх.
Я смотрел ему в спину и совершенно не понимал, что же это — самая большая любовь или самая сильная одержимость?
Он казался совершенно необузданным. Диким и первобытным во всём, что касалось бемби. Сметал все преграды. Стирал все границы и снова и снова нырял в омут с головой, как последний смертник, что падает с эшафота.
Его эмоции были настолько же чистыми и разрушительными, как пламя. Он сжигал себя изнутри. Наполнялся порохом и нитроглицерином, превращаясь в бомбу замедленного действия. И если это на самом деле
Той, которая уничтожает тебя, напоминая разъедающую тело радиацию. Огненную. Беспощадную, выжигающею всё твоё естество. Причиняющую немыслимую боль и страдания. Ту, из-за которой ты совершенно не можешь жить нормальной жизнью. Ту, без которой ты и вовсе не способен выжить…
— Даяна! — позвал, оказавшись в её бывшей спальне. — Даяна! — практически сорвал дверь с петель, врываясь в мою спальню. Стянул с кровати атласную простынь и с каким-то диким звуком бешеной турбины втянул в себя её запах.
— Ну что, доволен? — прислонился я к дверному косяку, наблюдая за всеми его манипуляциями.
— Вы ещё не спали, верно?
— Я распорядился увезти её задолго до твоего приезда. Мне нужно было, чтобы тебе доложили, что она вошла и что не покидала это место. Так что хватит уже шнырять здесь направо и налево. Давай сядем и поговорим.
Смотря на его затылок, я был готов к тому, что Джеймс в любую секунду может сорваться с места и ринуться на меня с очередным намерением прикончить.
— Это подло, — сжал он простынь, а затем швырнул её прочь, поворачиваясь ко мне.
Серо-зелёные глаза наполнились ядом и болью, выворачивая меня наизнанку. Мой сын. Моя кровь и плоть. Преданный и отверженный.
Чаши весов то и дело качаются, разрывая мою душу на части, разделяя надвое между любимой женщиной и любимым сыном.
— Но не так, как похитить мать Даяны.
— Тебя это не касается, — прошипел Джеймс, проходя мимо.
Я слышал, как он опустился по ступенькам. Как открыл бар и начал наливать себе виски. В этот момент все мои чувства оказались на максимуме. Они ловили каждый его жест и каждое движение.
В тот день, когда он пырнул меня ножом, мой внутренний инстинкт самосохранения превратился во что-то осязаемое и безумно опасное. Он начал дышать со мной в унисон. Слился с моей тенью и наполнился моими страхами.
И даже сейчас он был на сантиметр дальше меня самого. Следил за Джеймсом, готовясь скрутить его, не подпуская к себе ближе положенного.
— Будешь? — взглянул на меня сын совершенно потухшим взглядом, приподнимая массивную бутылку.
— Наливай, — сделав последние шаги к дивану, я опустился на твёрдое быльце, наблюдая, как, прикусывая дымящуюся сигарету, Джеймс наполняет стеклянные бокалы.
Янтарная жидкость бьётся о края тумблеров, выплёскиваясь из них бурлящим потоком. Попадает ему на пальцы. Стекает по столу. И аромат дубовой коры и сухофруктов наполнил гостиную приятной дымкой, словно я попал в прохладный, дегустационный погреб.
— За тебя, отец, — протянул бокал, не скрывая иронии в колких словах. — За то, что ты украл у меня единственную любимую женщину, — и одним махом проглотил всё своё виски.
Слегка качнувшись, делая шаг назад, Джеймс затянулся сигаретой и снова отошел к столу.
— Сколько ты уже за сегодня принял? — смерил его сосредоточенным взглядом, поднося к губам тумблер.
Как не
— А что такое, папочка? Противно смотреть на обдолбанного сына?
— Противно знать, что вот уже второй раз мой сын готов загнать себя в могилу из-за женщины, — произносить это вслух ещё более нелепо, чем прокручивать у себя в голове.
— Так вот почему ты не отдаёшь её? — усмехнулся Джеймс, прицокивая языком. — Считаешь, что это очередной мой каприз! Забава?! — навалившись на стакан, он начал выстукивать по столу толстым дном, всё больше и больше набирая обороты. — Прихоть?! Отдай мне её, и всё будет как прежде!
— Нет. Она не хочет этого, и я не стану настаивать.
— Не хочет? — словно в каком-то припадке дёрнулся тот, иронично опустив брови. — И когда это, спрашивается, тебя останавливало подобное? Четыре года назад, когда ты забрал её из семьи? Или на день её рождения? Тебе всегда было глубоко насрать на то, чего мы с ней хотели! Ты свёл нас как племенную скотину для получения лучшего потомства! Поманил меня самкой, а потом отобрал, заставляя подыхать в канаве из дерьма и болота!
— Я забрал её только для того, чтобы ты не творил глупостей, — несмотря на то, как откровенно начал заводиться Джеймс, я продолжал смотреть на него, соблюдая спокойствие. Что не говори, но в том, что я всегда делал именно то, что нужно мне, а не другим, он был прав. — Одну девчонку ты уже чуть было не отправил на тот свет только потому, что она тебе отказала! А что бы сделал с Даяной, после того как она так откровенно водила тебя за нос? Вот только не ври, что ничего! — на этот раз скривился уже я, прекрасно понимая, что не поверю ни одному его слову. — На скольких ты уже выплеснул свою ярость? Или думаешь, что я не знаю про все те публичные дома, которые ты посещаешь? — сделав последний глоток, я слегка приподнялся, возвращая бокал на залитый виски стол. — Ну, так что ты делаешь с ними, а? Бьешь? Режешь? Душишь?
— Тебе не понять, — разом сошел на нет весь его пар. Джеймс не поднимал затуманенный взгляд. Его мутные глаза блуждали по рисунку паркета, пока тело слегка покачивалось, теряя ощущение реальности. — Я делаю это только с теми, кому это нравится. То, что было с Мишель, уже никогда больше не повторится. Я знаю, что могу причинить вред Даяне и именно поэтому стараюсь держать себя в руках. Это словно раздвоение личности. Одна часть меня требует наказать её! Преподать урок смирения! И я практически уверен, что свихнусь, если не сделаю этого! — стиснул зубы, впиваясь пальцами в гранёный бокал. — И в то же время постоянно борюсь с этим желанием. Борюсь с ним каждый день, потому что она нужна мне как проклятый воздух!
Наблюдая за Джеймсом, я поймал себя на мысли, что это было впервые за последние два года, когда мы говорили по душам. Всё это время мы то и дело спорили, ругались, а в самые спокойные дни обсуждали сугубо рабочие моменты.
— Ты любишь её? — внутри что-то дрогнуло в ожидании его ответа. Пульс превратился в оглушающие удары метронома, что один за другим прошибали меня насквозь.
— Я нуждаюсь в ней, но не имею ни малейшего понятия почему, — плеснул он себе уже третью порцию виски. — Даяна как кошачья мята, от которой я начинаю дуреть. И в тоже время, стоит ею насытиться, мои внутренние демоны впадают в затяжную спячку.