Реквием по любви. Грехи отцов
Шрифт:
Дрожа всем телом. Впиваясь ногтями в мощные плечи, и пытаясь стянуть с него футболку. Желая как можно скорее добраться до его обнаженной кожи.
Но он не позволял. Перемещал ее руки на другие части своего тела, и распалялся все сильнее. Его пальцы были повсюду. Гладили, скользили, проникали под кружево белья, насквозь промокшее от возбуждения.
Он сводил ее с ума. Доводил до исступления, вынуждая извиваться, и без остатка растворяться в его порочных ласках. А сам при этом, не разрешал даже раздеть его. Это злило. Страшно злило. Протестуя, Лиза укусила Дмитрия за губу. Во рту появился яркий металлический привкус. Испугавшись собственных порывов, девушка отстранилась на миг. В ту же секунду зловещий хриплый смех Похомова в клочья разорвал тишину пространства,
– Что такое, жена? Кровь мне пустила?
– Я… случайно…
– Забей! – вкрадчиво. – Я ведь, помнится, тоже однажды тебе ее пустил!
Явно намекая на их первый раз, он застыл в паре сантиметров от ее лица.
Обжигая кожу своим безбожно горячим дыханием, угрожающе прошипел:
– Помнишь, Кроха? Как моей стала, помнишь?
Утопая в непроглядной тьме его глаз, она заторможенно кивнула.
– Никогда не забывай! – властно проскрежетал Дима. – Никогда!
Тихо заскулив от очередного настойчивого скольжения между ног, прямо по чувствительной пульсирующей плоти, Лиза набросилась на его рот. Ее насквозь прошивало всполохами удовольствия. Лютого. Примитивного.
И стойкий металлический привкус их яростного поцелуя пьянил лишь сильнее. Острее. В какой-то момент, мимолетно скривившись от боли, Дмитрий подхватил ее на руки, и куда-то понес. И Лиза всполошилась, припомнив кое-что важное:
– С ума сошел? Отпусти! Ты же… ранен! Швы… они разойду…
– Т-с-с! – сгрузив на широкий подоконник, он вклинился между ее бедер.
– Но, Дима! – очередная попытка достучаться до него.
– Тебе же бо… льно!
Последнее слово утонуло в судорожном вдохе, когда Похомов припал к ее груди. Налившейся до небывалых размеров. Полной. Упругой. И столь чувствительной, что от каждого прикосновения перед глазами все искрило.
А когда он присосался к одной из тугих вершинок, продолжая при этом активно ласкать пальцами ее промежность, Лизе и вовсе захотелось выть. Выгнув спину, и запрокинув голову, она задрожала, покрываясь испариной.
– Без тебя больнее! – услышала под звук разъезжающейся молнии. – Без тебя нет жизни! Без тебя я – труп! При одной лишь мысли… сдохнуть хочется!
Торопливо сдвинув в сторону кружевную полоску, он ткнулся в ее влажные складки своей каменной плотью. Устрашающе большой, и безмерно горячей. Дернувшись от столь интимного прикосновения, как от удара током, Лиза до онемения пальцев вцепилась в край подоконника. Намочив себя в ее влаге, и неотрывно глядя прямо в глаза, Дмитрий проник в нее одним плавным движением. Тяжело дыша, зажмурился и стиснул зубы. А у нее пальцы на ногах подогнулись. И статический разряд промчался по напряженным мышцам. Застонали оба. Хрипло и протяжно. А потом… окончательно обезумели. Стараясь минимизировать собственную активность, Похомов закинул ее ноги к себе на плечи, мертвой хваткой вцепился в талию, и принялся натягивать Лизу на член, как надувную куклу. Самозабвенно. Одичало. С особым изощренным удовольствием. Она, в свою очередь, помогала ему, как могла. Охотно двигалась навстречу. С готовностью насаживалась до упора. И с каждым толчком, с каждым движением, с каждым хлюпающим ударом, все сильнее теряла связь с реальностью.
Все громче всхлипывала. В поисках облегчения царапала его плечи, безжалостно вгоняя ногти в его плоть прямо поверх футболки. И бормотала:
– Пожалуйста! Дима, по… жалуйста!
– Пожалуйста, что?
– Еще! Хочу, еще! Я… я…
– Скоро, Кроха! – хрипел он в ответ. – Совсем скоро!
– О-о-о, б-о-о-о-ж-е!
– Ты на подходе! Уже начинаешь сжимать меня изнутри своей… а, сука!
Яростно саданув кулаком по подоконнику, Дмитрий точно озверел. Перехватив ее чуточку иначе, принялся сам вколачиваться в нее. Как привык. Не сдерживаясь. В чертовски знакомом ритме. Со всей мочи. Со всей дури. Так жестко, что у Лизы даже зубы громко клацали друг о друга, и огнем полыхало влагалище от столь дикого трения. Вот тогда-то она и завопила не своим голосом. Ибо кончила внезапно. Гораздо раньше, и так бурно, что ее финальный крик, без сомнения
– Соня сказала, у меня взяли кровь на анализы, - тихо обронила девушка, накрывая его ладонь своей. – Скоро узнаем, действительно ли я…
Похомов криво усмехнулся. А после с непоколебимой уверенностью заявил:
– Ты меняешься. Твое тело меняется. Мне не нужны подтверждения, Лиза. Но чисто для твоего успокоения… пусть делают. В конце концов, это их работа.
– Угу, - согласилась, свободной рукой накрывая поврежденное место у него на боку. – Как твоя рана? Все в порядке? Хуже не стало?
– Не кипишуй. Жить буду.
– Что произошло? Кто тебя так?
– Прокурор! Кто же еще?
– В каком смысле? – опешила Лиза, всерьез намереваясь выцарапать дядюшке глаза. – Почему? За что? Как он посмел?
– Случайно ножом полоснул, когда я его от наших «гостей» оттаскивал.
– Слу… случайно? Как можно, пырнуть человека ножом… случайно?
– Можно. Один фраерок спровоцировал его. Про Ирину Павловну напомнил. Вот у Бориса Андреевича резьбу-то и сорвало. Пришлось вмешаться.
– Он мне за это ответит! – негодования лились из нее фонтаном.
Дмитрий посмотрел ей в глаза, и произнес, усмиряя:
– Успокойся. Я не в обиде. И хватит думать об этом.
Действительно. С дядей разобраться можно было и позже.
А вопросов у нее и без того накопилось, хоть отбавляй.
Начала она издалека:
– Чем закончилась встреча?
– Перемирием. Негласным и очень-очень хрупким.
– Это хорошо? Или плохо?
– Время покажет, – он вплел пальцы в ее волосы, задумчиво играя с прядями.
– Кто-нибудь из наших пострадал? – шепнула она, замирая от страха.
– Нет.
Облегченный вздох сорвался с губ:
– Что, и даже Макар в порядке?
– Разумеется, и твой ненаглядный Макар тоже в порядке! – прозвучало раздраженно. Почти ревностно. – Ранен слегка, но жив. Все наши живы!
«Все, да не все…»
В горле образовался ком. В глазах защипало.
– Дима?
– Да?
– А Даню уже похоронили?
Похомов напрягся всем телом, обращаясь в камень. Помолчал секунду-другую. Затем, угрюмо кивнул. Эту потерю и он переживал крайне тяжело.
– Я должна… попрощаться с ним, - мягко прошелестела она, рисуя незатейливые узоры на его футболке. – Должна побывать у него на могиле.
– Конечно, Кроха! – тяжелая рука на ее животе вновь пришла в движение. – Выберем день, и обязательно наведаемся к нему. В самое ближайшее время.
– Спасибо, - Лиза потерлась лбом о колючую щеку мужа. – Как… Матвей?
Висок опалило горячее дыхание Похомова:
– Хреново! Подавлен. Разбит. Сломлен. Отказывается принимать тот факт, что брата потерял. Срывается. Эмоционально не стабилен. Винит меня. Винит себя. Но Матвея можно понять. Кроме Дани у него никого не осталось. Ни единого родного человека. А теперь… нет и его. Это тяжело, Лиза! И никакое возмездие эту боль не заглушит. Дыру в душе не залатает.