Реквием по любви
Шрифт:
— Прости, Дрю, — как можно спокойнее произнесла девушка, — Все мои вещи находились в гримерке, когда мне пришлось…покинуть мероприятие. Назад его я получила уже разряженным.
— Я чуть с ума не сошел, Лиза! — в сердцах повысил голос молодой человек, — Чуть не поседел за эти сутки! Почему, скажи на милость, если у вас с Соней что-нибудь случается, то одновременно? Почему я должен переживать, живы ли вы, здоровы ли? Не наделали каких-нибудь глупостей? В порядке ли?
— В порядке, не волнуйся.
— Как я могу не волноваться? — еще больше завелся Гордеев младший, — Вы — самые близкие мне люди. После брата. Лиза. Я многое переосмыслил
— Нет, — повысив голос, перебила его Лизавета, — Не нужно, Андрей. Уже почти полночь. Поздно. Лучше, ложись отдыхать. Выспись хорошенько, ведь завтра нас ждет нелегкий день. Институт, тренировка…А у тебя сил не будет. Так не пойдет.
В трубке повисло тяжелое молчание. Карповой даже показалось, что он сбросил вызов.
— Андрей?
— Да?
— Почему молчишь?
— Ты не одна сейчас, верно?
— Нет, не одна….
— Понятно, — с какой-то странной иронией произнес друг.
Лизе стало не по себе:
— Со мной Соня, — зачем то уточнила она.
— Правда? Тогда почему мне нельзя приехать?
Девушка задумалась на пару секунд. А действительно, почему нельзя?
Когда это она запрещала друзьям посещать свой дом?
— Потому что я очень устала, Дрю, — практически прошептала Лиза, — Буквально с ног валюсь. Да и ты, наверняка, не спал совсем. Я ведь права?
— Права. Ты во всем права, Рыжик. Впрочем, как всегда, не позволяешь эмоциям брать над собой верх. Восхищаюсь, и горжусь, сестренка.
— За Соню не переживай, она скорее всего, останется на ночь.
— Я куда больше за тебя переживаю, — в трубке раздалось его тяжелое сопение, — Доброй ночи. Передай Соне, что с Алексеем я поговорил.
Но, Лиза уже практически не слышала его слов, машинально нажимая на отбой. Перед глазами все поплыло. Воздуха катастрофически не хватало, отчего она жадно хватала его открытым ртом. И вроде ничего не случилось. Просто, постучали в дверь.
***
Не правильно. Так не должно было быть…
Дмитрий стоял возле обшарпанного подъезда, и не решался войти. Почему он здесь оказался, в конечном итоге? Да потому, что не лучше тех слюнтяев бесхребетных, которые часами под балконом торчать готовы, лишь бы нужного им человека увидеть. И ведь сопротивлялся же. Как мог, сопротивлялся. После разговора с отцом, понял, что в последнее время голова только этой девчонкой и забита. Совсем су*ка, бдительность потерял. Это с его-то взглядами на жизнь? Хорошо, что фартовый оказался, и не пришили отморозки макаровские за ближайшим углом. Там, в кабинете отца Дмитрий твердо решил, что не должен видеться с Лизой, до тех пор, пока ошибки не исправит, и на будущее не учтет. Нельзя допустить, и мизерной возможности, чтобы на нее отрекашетило. Специально же после ужина домой поехал, и даже по дороге заправляться не стал. Зная себя, надеялся, что лень возьмет над ним верх. Что это его остановит. Поначалу так и было, но время шло, и стрелка часов медленно переваливала за одиннадцать. Вот тогда-то и началась эта паскудная душевная ломка. Перед глазами все время стояла рыжая девчонка в его старой поношенной футболке. Губы до сих пор ощущали на себе мягкость ее рта. Руки помнили нежность ее кожи. И взгляд…Пронзительный такой, и
От собственных мыслей Похомов рассмеялся. Тяжело вздохнув, он уселся на шатающуюся от старости скамейку.
— Я должен уйти, — пробубнил Борзый, закуривая сигарету, которую крутил в руках уже минут десять, — Нельзя перешагивать порог этого здания. Иначе…Иначе, я ее растерзаю.
— Огоньку не найдется, сынок?
Дмитрий встрепенулся, увидев перед собой дряхлого старика, держащего между средним и указательным пальцами папиросу «Беламора».
— Да без базара, отец, — протянул мужчине зажигалку.
— Присесть с тобой можно?
— Отчего нельзя то? Садись, конечно.
— Да кто ж вас молодых знает? — прохрипел тот, и зашелся кашлем, — Порой просто домой идешь, а возле подъезда народу куча. Не пройти совсем с моим бадиком. А заденешь кого, так и ударить не побоятся.
Похомов покосился на собеседника:
— Чет ты, дед, заливаешь. У кого на тебя рука поднимется? Тебя ж от ветра уже шатает!
Старик не ответил, лишь затянулся посильнее.
— Отморозки, — яростно сплюнул Борзый, — Не переживай, бать. Я нужным людям шепну, за несколько часов район от «мусора» очистим. Ты только так поздно больше не шастай.
— Да я уж и так никуда не выхожу почти, — закряхтел незнакомец, — В четырех стенах своего часа жду. Сегодня просто годовщина у нас с Аннушкой моей, вот и решил в ее любимый парк наведаться. Да ноги уже не те, еле дошел.
— Бабку свою в сквере, что ли забыл? — до одури затянулся Похомов, пытаясь отвлечься разговором, докурить, и поехать домой. Спать.
— Какой там, — голос старика задрожал, — Уже посчитай два года, как покинула она меня. Оставила одного на муки на страдания. Каждый день смерти жду, а она все не идет. Словно на роду написано, что не быть нам вместе.
Незнакомец уронил голову себе на грудь, и замолчал. Только тело его странная дрожь сотрясала. Дмитрию стало не по себе. Словно по сердцу резануло.
— Дед, ты плачешь что ли? — ужаснулся он своей догадке, — Эй!
— Как же я любил ее, — хлюпал носом старик, — Всю жизнь ее любил. Она знаешь, какая красивая была? Краше всех! И я в молодости хорош был. За мной девки толпами бегали. А Аннушка даже не смотрела в мою сторону. Этим и заинтересовала меня. Долго я ее добивался, ухаживал все. А одним утром гордыня во мне взыграла. Не хочешь, думаю, и не надо…В парк с другой пошел.
Похомов стушевался, как пацан малолетний. Но, цепляло его что-то в этой истории. Решил послушать. Не перебивать.
— Раз сходил, два. На третий раз изменил по глупости, — продолжал незнакомец, — А ей подруги обо всем доложили. И что ты думаешь, Аннушка, говорят, сперва, плакала долго. А потом, за моего соперника замуж вышла, и в другой город уехала. Как я страдал. Все корил себя. Ненавидел. Так и не женился ни на ком, все ее ждал. Через сорок пять лет нас судьба вновь свела. Она к тому моменту уже овдовела, а детишек бог не дал. Словом, такая же одинокая, как и я. Тогда мы и простили друг друга. Даже обвенчались, не смотря на возраст. Шесть лет, проведенных рядом с ней, были самыми счастливыми в моей жизни. А теперь ее нет.