Реквием по Мечте

Селби Хьюберт

Потом к нему подходит другой заключенный и помогает встать: полегче, брат. Тайрон, задыхаясь, проклинает этого белого ублюдка, но слова всасываются обратно в рот, когда очередной приступ конвульсий сотрясает его жалкое тело.

Товарищ по несчастью снова помогает ему подняться, когда приступ проходит: выбрось это из головы, брат. Он снесет тебе башку из своего дробовика. Не ведись, и он от тебя отстанет. Так с помощью других заключенных Тайрону удалось прожить еще один день. Вернувшись в лагерь на закате дня, он тут же рухнул на кровать. Время от времени он проваливался в сон, но тело все равно продолжало доставлять ему мучения, потом ненадолго успокаивалось, и тогда ему снилось, что он снова маленький мальчик на руках у мамы, что его мучают колики и ему так хорошо у нее на руках. Он чувствовал ее дыхание на своем лице, такое приятное и мягкое, и немного щекочет нос, и на время он даже забывает, что у него болит животик, она дает ему ложку какого-то горького лекарства, и он качает головой: нет, нет, нет, – и отворачивает лицо, но она говорит таким сладким голосом, что он уже большой мальчик и что она гордится им, и ее улыбка такая ослепительная, что, кажется, у нее в глазах горят два солнышка, и он закрывает глаза и глотает горькое лекарство, и улыбка

мамы становится еще шире и радостнее, и она прижимает своего мальчика к своей огромной груди и напевает, покачивая его, и он обнимает ее, обхватывая ее за бескрайнюю спину как можно крепче, и она поет так тихо, как те ангелы, о которых она ему рассказывала, и ему становится так хорошо, когда он слушает пение мамы, и он хочет спать, но вдруг, неожиданно, его животик пронзает резкая боль, и он снова начинает плакать: мама, мама, – и мама прижимает его еще сильнее, а ее платье впитывает слезы малыша, и Тайрон невольно дергается и вертится, когда боль и слезы вытаскивают его из сна. Он открыл глаза, почти желая… надеясь… но только темнота окружала его. На короткую секунду в его сознании еще теплился образ матери, качающей его и напевающей колыбельную, но потом темнота поглотила все. Остался только звук слез, текущих по его щекам.

В конце концов спазмы и рвота прошли, вскоре он мог справляться с ежедневной работой при помощи других заключенных, и стал для охранников просто еще одним черножопым, и они отстали от него, позволив просто работать и без особых проблем отбывать срок, а по ночам Тайрон лежал на своей койке, думая о матери и сладкой теплоте ее дыхания.

1978