Реквием по шестой роте
Шрифт:
Именно такие ситуации в разведке всегда самые тяжелые. Чтобы дать возможность группе отойти, сбить след, кто-то должен остаться прикрывать отход. В девяти из десяти случаев остаться на верную гибель, жертвуя собой, чтобы спасти жизни своих товарищей.
На краю прохода через болото остался Михаил Ленцов. Стащил со спины тубусы «Шмелей», привел их в боевое положение. Выложил на снег гранаты, сменил «магазин» у автомата. Замаскировался. Крики и очереди приближались. И вот на краю болота показались боевики. Чуя близкую добычу, они почти бежали по следам десантников. Несколько из них сунулись было прямиком через болото, но, провалившись почти по пояс в грязную жижу, ругаясь вылезли на снег и затрусили к «языку» прохода. Ленцов осторожно поднял «Шмель». В прорезь прицела поймал пробирающихся по «языку» боевиков и, выждав еще несколько мгновений, пока на переходе соберется их как можно больше,
А еще через несколько минут по лагерю боевиков уже мощно работала артиллерия группировки, чей огонь вызвали и скорректировали разведчики…
Когда утром на место боя вышли передовые части полка, только у болота валялось более двадцати обугленных и разорванных тел боевиков.
Вечером того же дня командир полка полковник Юрий Эм представил рядового Михаила Ленцова к званию Героя…
Свято блюдя традиции военной разведки, спецназовцы не любят представляться. Так повелось исстари, что уходящий за линию фронта в тыл врага боец оставляет свое имя, свое прошлое тем, кто остается. Ни одного документа, ни клочка бумаги, которые могли бы рассказать врагу о том, кто это был, если группа погибнет и враги будут обшаривать мертвые тела. Только оружие, боеприпасы и радиопозывной. Один на всех. Но даже он лишь кодовое слово в голове командира группы и радиста… Ибо одна «засветка», и у самой подготовленной группы не останется ни одного шанса выжить. Ведь как бы ни был подготовлен спецназовец, жизнь его обрывается самой обычной пулей. Обнаруженная, окруженная в десятках километров от фронта группа обречена. Две недели назад погибла разведгруппа соседней бригады. Командир, заблудившись в густом тумане, вышел прямо на засаду боевиков. Из четырнадцати бойцов в неравном бою пало двенадцать. Двое ранеными попали в плен.
Но бывают и почти комичные ситуации. Так, на подступах к Аргуну одной из разведгрупп ГРУ была поставлена задача выйти скрытно в тыл к боевикам, замаскироваться и наводить артиллерию и авиацию на обнаруженного противника. Под утро группа заняла позицию на старом, еще с прошлой войны, опорном пункте. Пока серая предрассветная хмарь не рассеялась низким зимним солнцем, бойцы после ночного марш-броска торопливо приводили себя в порядок, готовясь на долгие часы залечь в «секреты». Один из них — снайпер группы — присел на поваленное дерево перемотать сбившуюся портянку. И едва он успел стянуть сапог, как захрустела под чьими-то ногами помороженная прошлогодняя листва и прямо на снайпера из темноты вышел здоровый боевик с пулеметом в руках. Увидев сидящего на стволе спецназовца и, видимо, приняв его за кого-то из своих, он бодро бросил:
— Аллах акбар!
— Аллах акбар! — откликнулся разведчик, сообразив, что «дух» обознался.
Тот опустился рядом на бревно, и, поставив пулемет между ног, вытащил из кармана сигареты, протянул их спецназовцу.
— Я травкы в них забил. Курны, брат, на дорожку. Хорошо бэрет!
— Да не хочется что-то.
— Зря. А я под кайфом этих свинэй лучше рэжу… — Тут он наконец присмотрелся к сидящему рядом разведчику. — Э, брат, а ты откуда?
— Из русского спецназа, брат…
На мгновение повисла тишина.
…У «чеча» пулемет между ног, у разведчика винтовка приставлена к бревну…
Боевик рванул с пояса нож и наотмашь ударил им спецназовца. Но на пол пути его рука попала в жесткий блок ладоней, и через мгновение борьбы нож выпал из выкрученной в суставе руки. А еще через мгновение уже нож спецназовца метнулся к горлу чечена. Каким-то чудом тот увернулся, и сталь только распахала лицо от глаза до уха.
— Виктор! Микола! — взвизгнул было боевик, но второй удар заткнул его навечно. Русский клинок вошел в его ухо по самую рукоять…
— Чего орешь, Ширвани! — раздалось из темноты — Опять обкурился, бисова душа?! Москалив на тебя нет.
Стало ясно, с кем перепутал его «чеч».
Разведчик буквально рухнул за трофейный пулемет, а через мгновение из темноты уже вычертились две фигуры.
— Ну, ты где?
Ответом им была длинная очередь в упор, буквально изрешетившая боевиков. В темноте кто-то закричал. И тотчас по всему опорному пункту густо затрещали выстрелы. Бой был короток. Разведгруппа боевиков, состоявшая из чеченцев и украинских наемников, переодетых в российскую форму, беспечно заночевавшая на старых позициях, была почти полностью уничтожена. Наши разведчики отошли без потерь.
Группировка ВДВ — это сплоченный единый кулак. Именно поэтому здесь меньше всего потерь, а одно имя ВДВ вгоняет в тоску самых отчаянных боевиков.
Вообще, наблюдая за жизнью и бытом наших десантников, я все чаще ловил себя на странном чувстве растерянности и восхищения этими людьми. Все же, как бы там ни говорили, но ВДВ — подлинная элита армии.
Они живут, выполняют задачи, сохраняют боеготовность и свой особый, ни на что не похожий десантный дух. Водитель подорвавшегося бэтээра, сам будучи тяжело контуженным, теряя сознание, смог остановить неуправляемую машину, вывернуть в сторону от обрыва, спасти товарищей — и лишь затем потерял сознание. Это ВДВ!
Ленцов — это ВДВ!
Юрьев — это ВДВ!
Эм — это ВДВ!
Честь и слава России — ВДВ!
Грозный-2000
Занесенный снегом мертвый город. Бетонные скелеты руин. Непрерывный грохот разрывов, сливающийся в чудовищные по своей мощи очереди. Земля, а точнее развалины пятиэтажки, под ногами ходит ходуном. Это работает по передовым позициям боевиков наша артиллерия. Снаряды рвутся всего в ста метрах от нас. Все это уже было! Дежавю!
Такой же январь, такой же снег, те же руины. Вой снарядов, разрывы. Запах смерти: кислый — толовый, смрадный — пожарищ. Сырая муть тумана, утягивающиеся к небу жирные, черные клубы горящей нефти. Все это уже было!
Пять лет назад я вот так же лежал в километре от дворца Дудаева, вжимаясь в угол между разбитым холодильником и растрескавшимися стенами. И так же била по позициям боевиков артиллерия. Но то была другая война.
…Армия, умывшаяся кровью в новогоднюю ночь, потерявшая за несколько часов на улицах города сотни своих солдат и офицеров, большую часть техники, почти разгромленная, деморализованная, цеплялась ротами и взводами за дома и скверы, ценой огромных потерь закреплялась, замуровывалась в бетон, выравнивала положение. Шел январь 95-го. А на улицах валялись трупы наших солдат, павших еще 31 декабря, и городские псы, обожравшиеся мертвечины, лениво обнюхивали обгрызенные руки и лица.
И вот теперь, в январе 2000-го, мы вновь берем Грозный. Но сегодня его берет уже совсем другая армия. Обученная, собранная, осторожная. Берет не на «ура», любой ценой, «к юбилею». А методично, день за днем, дом за домом, метр за метром.
Нет. Эту войну нельзя сравнивать с той. Нельзя хотя бы потому, что сегодня нам противостоит совсем другой противник. В начале той войны на сотню боевиков приходилось не больше десяти обстрелянных опытных бойцов. Отряды их действовали вразнобой, хаотично, без особого плана. Теперь против нас дерутся отлично подготовленные профессионалы, прекрасно вооруженные, экипированные, организованные в сплоченные группы и отряды. Раньше наемников мерили десятками, теперь их сотни. Чеченские генералы сделали все, чтобы превратить Чечню в неприступную крепость и умыть русских собственной кровью. Но вышло иначе. Кровью умываются они сами. Потери боевиков в среднем шесть «бородатых» за одного нашего. Но сражаться приходится буквально за каждый метр.