Реквием по завоевателю
Шрифт:
Мужчины взревели и сделали еще несколько мучительных шагов вперед на ватных, негнущихся ногах.
Они упорно продолжали тянуть вперед гигантскую трубу, используя где можно неровности барханов. Подъемы давались особенно трудно, но ведь бывали и спуски. Главное — не потерять трубу, которая опасно переворачивалась на подпорках при каждом рывке. Ноги глубоко погружались в горячий ослепительно белый песок, что еще больше мучило. Порой кто-то поскальзывался. По обе стороны от трубы то и дело раздавались приглушенные, а то и открытые
— О! — хрипло закричал бронзовый человек, когда они уже почти подтащили трубу к нужному месту.
На несколько секунд они остановились, и Кайлла стала выверять положение груза. Потом, по ее сигналу, они пронесли свою ношу последние метры и свалили так, чтобы другим рабочим было удобно сварить ее с общей конструкцией.
По утрам солнце досаждало больше всего. Все знали, что этот зной губительно действует на человеческий организм. Стаффа настолько сильно страдал от жажды, что все чаще и чаще думал, что лучше быстрая смерть от ошейника, чем избавление неизвестно когда.
Но они снова и снова принимались за работу. И каждый раз перед ним была спина Кайллы, изогнутая под напряжением буксирного троса. Глаза невыносимо резало, и образ этой женщины часто расплывался, терял четкие очертания и скорее напоминал мираж, видение.
Он спрашивал себя: как ей удается терпеть такие тяготы и страдания? Что ее заставляет подниматься на работу каждое утро? Он вспомнил их первый день работы с трубами. Когда она взялась за буксирный трос и поставила его недалеко от себя, чтобы всегда иметь возможность подсказывать ему, как нужно работать, прикладывая минимум необходимых усилий, и чтобы всегда иметь возможность подбодрить его. Зной был адским, воздух плавился и Стаффе приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть Кайллу, которая была всего в двух метрах впереди него. И порой… Временами она прямо на глазах превращалась… в Скайлу.
Скайла! Почему в Скайлу? Почему не в Крислу? Почему не Крисла теперь занимала все его мысли?
«Потому что я погубил ее…»
Когда к нему приходила такая мысль, он до боли стискивал зубы, опускал голову и с остервенением принимался за работу.
На вторую ночь этого кошмара, чувствуя раздавленость всех мышц, дикую, ноющую головную боль, предельное физическое изнеможение и тошноту от палящего солнца, он без сил повалился на свой матрац. Кайлла опустилась рядом с ним с миской еды и большим графином тепловатой воды.
Находясь на грани бреда, он спросил ее:
— Это ты мне принесла, Скайла? Благодарю тебя, дорогая…
Она села на песок, положив руки на согнутые в коленях ноги, а на них опустила голову.
— Ты сказал: «Скайла»? Тафф? Ты перегрелся на солнце. Меня зовут Кайлла.
Он часто-часто заморгал, чтобы ее смутный образ приобрел четкость. Лазоревые глаза Скайлы сразу же потемнели до карих, классическое лицо чуть огрубело, нижняя челюсть потяжелела, и он увидел, что перед ним действительно не Скайла.
— Да, прости… Я думал о своей… О другой женщине.
— Твоя возлюбленная? — спросила Кайлла, жадно набрасываясь на куски мяса, лежавшие в ее миске.
— Нет.
Кайлла глотнула воды, затем снова набила рот едой и кивнула.
— Ты произнес ее имя таким голосом, Тафф. Мне очень понравилось. Такая нежность…
— Однажды я любил женщину, — тупо проговорил Стаффа. — Давно. Очень давно. Забудем. — Он помолчал, потом вдруг грустно посмотрел на нее и спросил:
— Полюбить однажды в жизни — вполне достаточно, а?
Она с горечью усмехнулась. У Стаффы защемило сердце.
— Для таких людей, как мы с тобой, одна любовь — вполне достаточно. — Ее голос стал мягче. — Мы с мужем счастливо прожили тридцать лет. О, какая это была удивительная и крепкая любовь! — она подняла усталые глаза на звезды. — Когда любишь, всегда кажется, что жизнь и счастье вечны. Мир становится нереальным, когда с тобой рядом находится человек, которому ты хочешь отдать всю себя… Но в результате, оказывается, что это только самообман.
Он ничего на это не ответил, а только вспомнил того мужчину, который принял смерть так достойно…
— О, черт возьми, я тогда была наверху блаженства! — прошептала страстно Кайлла. — Родила ему пятерых очаровательных детишек. Мы… мы жили в своем маленьком раю.
Он отвернулся, чтобы она не увидела того выражения, которое появилось на его лице.
— Сочувствую… — глухо проговорил он. — Мне очень жаль, что у тебя все закончилось.
— Мне тоже.
Внезапно он изо всех сил ударил кулаком по песку.
— Если бы я мог все сделать заново, я бы поступил иначе, клянусь! Если бы это было в моей власти, я бы вытащил тебя отсюда! Клянусь своей честью!
— Ты добрый человек, Тафф.
— Правда? — не глядя на нее, переспросил он, чувствуя невыносимую душевную боль.
— Черт, Тафф… Вон идет мой мучитель.
В ее голосе послышались ненависть и отвращение.
Стаффа поднял глаза и посмотрел в ту сторону, куда был обращен ее ненавидящий взор.
К ним приближался Англо. На подходе он поднял руку и сделал неприличное движение.
Кайлла поднялась с песка. Плечи ее обреченно опустились, во всей позе была смертельная покорность и усталое смирение. Опущенные ресницы вздрагивали при каждом шаге Англо.
Стаффа закрыл голову руками. Кайлла с отвращением смотрела на своего насильника, но Стаффе казалось, что ее взгляд адресован и ему. И он жег ему сердце.
— Она здесь из-за меня, — бормотал он неслышно. — Я ее сюда засадил…
Дни сменяли один другим и Стаффа постепенно закалялся. Под лучами этарианского солнца его кожа огрубела и потемнела. Каждый раз, когда он видел Кайллу, он уже не хотел провалиться сквозь землю. Просто ее образ напоминал ему о тех днях, когда он был покорителем и завоевателем.