Реквием в Вене
Шрифт:
После обеда в четверг, когда Гросс возвратился с расследований, а Берта покинула кровать, чтобы побродить по квартире, Вертен, все еще в положении больного, совещался с криминалистом.
При дознании, учиненном Гроссом, госпожа Игнац не смогла припомнить никаких чужаков, появлявшихся в здании в среду. Это было совершенно естественно, ибо она отсутствовала и тогда, когда в подъезд вошел сам Вертен.
— Чрезвычайно наглая особа, — добавил Гросс, но не стал углубляться далее.
Гроссу показалось любопытным, что, хотя входная дверь с улицы в здание в Габсбургергассе было оставлена
— Это говорит о том, что кто-то был внутри, — констатировал криминалист.
Вертен не согласился с этим.
— Единственным человеком внутри, как вы утверждаете, мог быть только Тор. А он уехал в Альтаусзее.
Гросс, многозначительно поджав губы, кивнул и пустился в рассуждения об отмычках, фомках и остальном ассортименте прочих орудий взлома и проникновения в помещения.
— Кто-то, искусный в данной профессии, мог отпереть ваш замок снаружи не то что за минуты, а буквально за секунды, — высказал свое суждение Гросс с легким оттенком неодобрения по поводу примитивности вышеупомянутого запора. — Однако же удивительно, почему он запер дверь за собой.
— Явно хотел придать нормальный вид, — пожал плечами Вертен. — Что случится, если клиент придет раньше и, не зная о перерыве на обед, просто откроет дверь и появится там в разгаре кражи со взломом? К тому же, как оно и случилось, запертая дверь выигрывала злоумышленнику время. Услышав, как я поворачивал ключ в замке, он смог спрятаться и застать меня врасплох, когда я вошел в кабинет.
— Верно, — согласился Гросс, — я и сам подумал об этом. — Однако по его внешнему виду нельзя было сказать, что его убедили эти доводы.
В конце концов они решили не сообщать в полицию о взломе. Не было причины вновь ставить препоны расследованию.
В пятницу Вертен смог показаться в конторе в середине утра. Тор уже навел там порядок. Вертен, у которого, собственно, не было перед ним никаких обязательств, решил не рассказывать помощнику все в подробностях, просто известил его о взломщике, который переворошил все дела, а он, Вертен, отведав несвежей рыбы, не смог пару дней появиться в конторе.
Тот факт, что кто-то проник в контору, казалось, искренне встревожил Тора, но Вертен быстро успокоил его:
— Отныне госпожа Игнац будет следить за любыми подозрительными личностями.
Тор, однако же, принял эту полушутку за чистую монету.
— Она — осмотрительная женщина.
Вертену оставалось только согласиться с этим.
— А как ваше путешествие в Альтаусзее, господин Тор?
— Без осложнений, сударь. Только солнца не было в отличие от здешней погоды. Что касается дальнейших требований господина Малера, то они оказались довольно простыми.
Было похоже, что это было далеко не все, но Тор не проявлял желания высказываться далее.
— Но? — Вертен сам предложил ему зацепку для продолжения.
— Видите ли, мне вряд ли подобает высказываться по этому поводу, сударь, но похоже, что он излишне резок по отношению к своей сестре.
— Так это, я думаю, уже было улажено. Эмма была вычеркнута из завещания.
— Не Эмма, адвокат. Теперь речь идет о Жюстине. Если она сочетается браком с господином Розе, то Малер также предполагает лишить ее наследства. Вот что он хотел добавить.
Вертен ожидал этого. Похоже было на то, что Арнольду Розе повезет не больше, чем его брату Эдуарду, если он женится на одной из девиц Малер. Его удивляло, какие же это злость и неприязнь заставили Малера принять такое мелочное решение, но не ему было судить об этом. Он и Тор являлись только исполнителями таких решений, а не их авторами.
Вертен только собирался заняться этим делом, как внезапно входная дверь распахнулась настежь и вошла Альма Шиндлер в чрезвычайно подавленном состоянии.
— Боже мой, адвокат! Это опять случилось!
— Успокойтесь, барышня. — Он метнулся к ней, взял ее за руку и увел в свой кабинет, чтобы поговорить без свидетелей.
Вертен усадил ее в кресло у своего письменного стола.
— А теперь — что же случилось? Еще одно покушение на Малера? Но это невозможно. Полиция…
— Нет, не на Малера, — почти закричала она. — На этот раз — Цемлинский. [82] Похоже на то, что каждый человек, близкий ко мне, попадает в опасность.
82
Александр фон Цемлинский (1872–1942) — австрийский дирижер и композитор; вместе с австрийским композитором А. Шенбергом (1874–1951), одним из виднейших представителей музыкального экспрессионизма, организовал в Вене «Объединение творческих мастеров музыки» для пропаганды современной музыки.
Она действительно была вне себя; Вертен испугался, что девушка упадет в обморок.
— Сделайте несколько глубоких вдохов, фройляйн Шиндлер, — посоветовал он, следуя испытанному рецепту Берты. — Глубокие вдохи. Следуйте моему счету.
К тому времени как он сосчитал до десяти, она достаточно успокоилась для того, чтобы рассказать ему, что же произошло.
От ее истории у него мурашки побежали по коже. Еще один композитор. Еще одна возможная мишень.
Александр Цемлинский проживал со своей недавно овдовевшей матерью и сестрой Матильдой на Вайссгерберштрассе, расположенной в Третьем округе, но с видом через канал на Леопольдштадт, еврейский квартал, откуда они недавно переселились. Эта семья являла собой странную смесь рас и вероисповеданий, присущую многим жителям Вены. Отец, Адольф, умерший в начале лета, был сыном католиков, но влюбился в Клару, дочь средиземноморского еврея и мусульманки. Вся семья приняла иудаизм, в котором и был взращен Цемлинский.
Цемлинский, как однажды сообщил Вертену Краус, был многообещающим композитором. Будучи тремя годами старше Крауса, он учился в Венской консерватории, удостаивался премий и похвал за свои сочинения, а этим летом был назначен музыкальным директором «Карлтеатра» — ошеломляющее достижение для человека, которому только что исполнилось двадцать восемь лет. Ходили слухи, что его опера «Это было однажды» должна быть следующей зимой поставлена Малером в Придворной опере. Как и Малер, Цемлинский отрекся от иудаизма, чтобы облегчить ассимиляцию.