Реквием
Шрифт:
Похороны моих родителей.
Тео, сидящий в конце класса, в мой первый день в «Туссене». Как от его вида у меня перехватило дыхание. Как мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Тео, целующий меня в коридоре дома Кирана Дэвиса.
Тео тайком затаскивающий меня в свою спальню поздно ночью. Мы, пожирающие друг друга, делящиеся горячим дыханием, заставляющие друг друга кончить в первый раз.
Так много радости и так много боли, требуют, чтобы их почувствовали все сразу. Это почти невыносимо.
Снова и снова повторяется моя поездка в Нью-Йорк с Тео, пробиваясь между этими моментами других времен и мест, требуя, чтобы их увидели.
Я знаю, где нахожусь. Знаю, кто я такая. Перекатываюсь на бок и подтягиваю колени к груди, тихо всхлипывая, когда все возвращается ко мне. Даже то, что я не хочу вспоминать.
Мое время в роли Амелии.
В роли Рейчел.
Эти воспоминания странные, искаженные. Я вижу их так, будто наблюдаю вне своего тела. Как будто они на самом деле мне не принадлежат. Полагаю, что так и есть. Плачу еще сильнее, когда на цыпочках прохожу свое время в роли Кэтрин. Наркотики. Крики. Драки. Боже мой, количество дерьма, через которое я заставила пройти Тео, невообразимо. Я даже не могу начать обрабатывать что-либо из этого, поэтому быстро переключаюсь. В какой-то момент мне придется столкнуться с этим лицом к лицу, но сейчас натиск всего этого просто невыносим.
— Привет, малышка. — Мягкий звук голоса Тео заставляет меня вздрогнуть.
О боже. Я не могу встретиться с ним лицом к лицу. Не после того, как сбежала от него посреди ночи, чтобы сделать то, чего он так отчаянно не хотел, чтобы я делала.
— Соррелл.
Я худший человек на свете. Зарываюсь лицом в выбеленные простыни больничной койки.
— Ш-ш-ш, все в порядке.
Каталка стонет, когда парень забирается на матрас позади меня. Он ловко обнимает меня рукой, обходя капельницу и все провода, которые ко мне подсоединены, а затем нежно прижимает меня к себе. Его шепот в мои волосы, его дыхание скользит по моей шее сзади.
— Ты чуть не довела меня до сердечного приступа. Снова, — бормочет Тео.
— Прости, — стону я. — Мне очень жаль.
— Не стоит. Ты в порядке. С тобой все будет хорошо.
— Ты не злишься на меня?
Спустя долгую секунду я чувствую, как Тео качает головой.
— Нет. Я злюсь на себя. Ты была храброй и прошла через это сама, потому что я был слишком напуган, чтобы даже подумать об этом. Я должен был быть здесь ради тебя. Должен был держать твою руку…
— Не смей, — я поворачиваюсь в его объятиях, нуждаясь в том, чтобы увидеть его. Однако мое сердце разбивается на миллион осколков, когда я смотрю на него; с его налитыми кровью глазами, огромными впадинами под глазами и смертельной бледностью кожи парень выглядит так, словно прошел через ад и вернулся обратно. — Не смей винить себя из-за того, что тебя здесь не было. — Я выдавливаю из себя слова, каждое из которых причиняет мне отчаянную боль. — Ты и так достаточно настрадался. Я не хотела, чтобы тебе пришлось держать меня за руку и целовать на прощание, прежде чем меня отвезут в операционную, я не могла так поступить с тобой. Это было эгоистично с моей стороны. Так чертовски эгоистично, но я не жалею об этом. Не сейчас, когда вспоминаю, сколько раз тебе уже приходилось…
Тео застывает, его глаза расширяются.
— Подожди. Ты помнишь?
Надежда
— Скажи мне, что любишь меня, и я рискну смертью, чтобы найти дорогу обратно к тебе, — шепчу я.
Парень резко садится на кровати, глядя на меня сверху вниз.
— Соррелл?
— Скажи мне, что любишь меня, и мы переживем все, что угодно. Вместе.
Его глаза блестят, полные слез.
— Я люблю тебя, — говорит он.
— Скажи мне, что любишь меня, и я… — У меня нет возможности закончить. Тео прерывает меня поцелуем. Он нежен, обращается со мной так, будто я могу сломаться. И есть хороший шанс, что я могла бы это сделать. Чувствую себя как отбитое дерьмо. Моя голова никогда раньше не болела так сильно, и мое тело чувствуется таким невероятно слабым, но, когда Тео целует меня, снова держит в своих объятиях, я никогда не чувствовала себя более неуязвимой.
ЭПИЛОГ
«Туссен» — это шкатулка-головоломка, которая медленно раскрывает мне свои секреты. Цветок, распускающийся, раскрывающий свои лепестки по одному за раз. Мое место здесь. У меня здесь есть своя история. Так много моментов, о которых я никогда не думала, что вспомню, крадутся из ниоткуда, заставая врасплох.
Мне нравилось быть здесь с Тео. Впрочем, дело было не только в нем. У меня была любовная связь с самим «Туссеном». Сводчатые потолки и вьющийся плющ по старым витражам. Запах древесного дыма на рассвете и нетронутое снежное покрывало на лужайках зимним утром. Мне нравилось ходить в библиотеку и сидеть у камина в большом зале, читая книгу, пока потрескивающий огонь поджаривал мою спину.
«Туссен» невыносимо романтичен, теперь, когда я вижу его сквозь эти новые прорехи старых воспоминаний. Особые моменты, которые мы с Тео пережили здесь, неисчислимы.
У меня также остались прекрасные воспоминания о других людях здесь.
— Лани сказала, что ты искала меня?
Поднимаю взгляд от книги, которую читаю, и вижу, что Бет стоит по другую сторону стола, выпятив бедро и вызывающе подняв подбородок. Ее глаза — закаленная сталь. Она, конечно, красива, ее светлые волосы заплетены в косу и собраны в корону, губы накрашены кроваво-красным. Библиотека сегодня пуста, но сами стеллажи, кажется, затаили дыхание, когда мы вдвоем смотрим друг на друга.
— Ну? Ты хотела меня видеть или нет? — требует Бет.
— Присядешь на секунду?
Девушка закатывает глаза, и я думаю, что она собирается отказаться… Но потом Бет выдвигает стул, ножки скрипят по каменному полу, и тяжело садится напротив меня.
— Смотрю, бритые виски в моде. Очень смело с твоей стороны, — бормочет она.
Я натянуто смеюсь.
— Да. Они, как правило, не заморачиваются с машинкой для стрижки волос, когда ты идешь на операцию на мозге.
Когда я впервые вышла из больницы, волосы были в ужасном состоянии, чертовски неравномерными. С тех пор Лани пыталась это исправить. Она сделала все возможное, чтобы придать волосам какой-то стиль, но в конце концов прибегла к сбриванию в левой части моей головы. Это далеко не профессиональная работа, но, думаю, я справляюсь.