Реквием
Шрифт:
Епископ Парижа закончил речь. Затем Ногаре поблагодарил представителей народа Франции за поддержку. На этом первая ассамблея Генеральных Штатов завершилась.
— Вы славно сегодня выступили, первый министр, — пробормотал Ногаре, схватив руку Пьера Флоте на выходе из Нотр-Дама.
Флоте бросил на него свирепый взгляд и выдернул руку.
— Я выступал как считал нужным.
— Но вы на службе у короля и должны понимать важность его намерений. И прилагать все усилия для претворения их в жизнь. А ваша речь на ассамблее Генеральных Штатов звучала как первая молитва робкого мальчика-певчего.
— Как вы смеете…
— Однако вам не удалось помешать им вынести правильный вердикт — единственное, за что вас можно поблагодарить.
Флоте усмехнулся:
— Вердикт? А разве он не был известен еще до начала ассамблеи?
— Да, но церковники могли взбунтоваться. Своей жалкой речью вы поставили под угрозу все наши замыслы.
Глаза Флоте расширились.
— Сами губите Францию и рассуждаете о каких-то угрозах? — Он увлек Ногаре в боковой проход. — Зачем вы затеяли суд над Сассе, похожий на балаган? Зачем вы настаивали на продолжении войны в Гиени, когда я убеждал короля сконцентрироваться на Фландрии?
— Я по-прежнему считаю, что нам не следует уступать герцогство, но дело в другом…
— Не могу поверить, будто вы не понимаете моих доводов! Фландрия столь же богата, что и Гиень, но с ней легче сладить. Там правит не король иностранной державы, а французский вассал. И последнее: относительно Гасконии наш спор с Англией до сих пор не разрешен и неизвестно, когда разрешится, а во Фландрии мы уже одержали победу. Теперь, когда наше войско стоит в Брюгге и Генте, нам легко будет присоединить это графство к Франции. — Ногаре пытался прервать Флоте, но тот быстро продолжил: — Фландрия покупает у Англии в больших количествах шерсть, и, владея Фландрией, мы сможем влиять на короля Эдуарда. В том числе и по вопросу Гиени. Неужели это не кажется вам разумным, Гийом?
Выражение лица Ногаре не изменилось.
— Дело Сассе никак не связано ни с Фландрией, ни с Гасконией. Епископ пытался подорвать авторитет короля и должен быть за это наказан.
— Но своими действиями вы преступили законы Церкви. Судить епископов может только Римская курия. У папы Бонифация есть полное право требовать освобождения Сассе. — Флоте понизил голос до громкого шепота. — Это знают в том числе и те, кто сегодня старался ублаготворить короля. Мы усугубили раскол между королевским и папским дворами.
— Чем шире будет раскол, тем лучше. Вы слышали о церемонии празднования юбилейного года Бонифация? [18] К собору Святого Петра прибыли четверть миллиона паломников. Он обещал им отпущение грехов. То еще представление! Папа восседал на троне с мечом и скипетром подобно Цезарю. — Ногаре злобно усмехнулся. — И теперь, когда он бросил в тюрьму почти все семейство Колонна, ему никто не смеет перечить. Бонифаций уже объявил себя Цезарем; недалек тот час, когда он провозгласит себя Богом.
18
Юбилейный год у католиков объявляется каждые двадцать пять лет — год покаяния и отпущения грехов.
Флоте поморщился.
— Это все слова, Ногаре. А вот ваши действия серьезно угрожают Франции. Вы хотя бы читали его буллу? Если Сассе не освободят, папа угрожает отменить все привилегии, данные нашему королевству Святым престолом. — Он развернул пергамент и начал читать: — «Вернись на путь Божий, дорогой сын мой. Не уверуй, что сможешь жить без наставника Божьего и освободиться от власти моей, как Его наместника на земле. Не предавайся безумию, ибо тот, кто уверует в это, станет отщепенцем и будет изгнан из стада». — Флоте поднял глаза. — Изгнан из стада. Разве вы не видите? Он угрожает отлучением.
— Бонифаций на такое не осмелится. Ему нужно, чтобы церковные деньги текли из Франции в его сундуки. Помните, когда мы перекрыли поток, он тут же пошел на попятный и отменил свою буллу «Clerics laicos»? И теперь, если мы проявим настойчивость, все закончится точно так же. А посему идите своим путем, а я пойду своим. — Ногаре двинулся прочь.
Флоте охватила ярость, он даже забыл, где находится.
— Вы безбожная тварь, Ногаре. Сын еретиков! И я сделаю все, что в моей власти, лишь бы положить конец вашему пагубному влиянию на короля.
Ногаре обернулся. Его темные глаза вгляделись в побагровевшее лицо Флоте.
— Первый министр, на вашем месте я бы остерегся делать такие заявления. Вы уже не юнец.
Церковь Сен-Жерве-Сен-Протэ, Париж 25 мая 1302 года от Р.Х.
Уилл зажег свечу от другой и поставил рядом перед алтарем. Затем произнес молитву под печальными взглядами вырезанных из слоновой кости святых Жерве и Протэ, братьев-близнецов, преданных мученической смерти во времена Нерона. Рядом мелькнула белая мантия. Облаченный в нее человек зажег еще свечу.
— Сядем?
Уилл встретился взглядом с Робером и двинулся к скамьям.
Ризничий у алтаря вежливо улыбнулся тамплиеру и мирянину в простом шерстяном плаще и, опустившись на колени у свечей, начал соскабливать воск с пола. Наступил конец дня, между службой девятого часа и вечерней. В церкви никого не было, кроме этих двоих, сидевших со склоненными головами. Тишину нарушал лишь скрежет ножа ризничего по камню.
— Я не знал, что ты еще в городе, — тихо проговорил Робер. — Думал, ты вернулся в Шотландию.
— Разве Саймон не сказал тебе?
— Саймон только назвал место и время нашей встречи. Он вообще меня избегает. Наверное, боится, что кто-нибудь подслушает наши разговоры. — Робер провел рукой по своим седым поредевшим волосам. — Либо он мне не доверяет.
Уилл вздохнул.
— Я уверен, он тебе доверяет. Просто осторожничает.
— А чего беспокоиться? Гуго о тебе уже давно забыл, а большинство знакомых рыцарей сейчас на Кипре с великим магистром. Так что держись подальше от прицептория, и тебя никто не заметит.