Реквием
Шрифт:
— Нет, — качает головой Маргарита. — Иллюзии были здесь. — Она указывает рукой на свою безупречную прическу. — Здесь они были и все начисто испортили. Иллюзии о спокойной семейной жизни, об уютном семейном очаге... Теперь я знаю цену спокойной семейной жизни... Вовек не забуду...
И она снова устремляет на меня какой-то до странности оживленный взгляд и говорит тихо и вместе с тем порывисто:
— Сколько понадобилось времени, чтобы я поняла, что за человеком, который мне дорог, я готова идти и в ненастье, и в стужу, что ради него я готова мириться с любыми невзгодами, но только ради того, кто мне близок и дорог, потому что нет ничего дороже в этом мире, чем быть вместе с по-настоящему близким и дорогим тебе человеком, Господи Боже мой!
«Сказала бы это десять лет назад... пять лет назад», — отвечаю про себя.
И, как бы услышав эту реплику, женщина отводит глаза и добавляет устало:
— Но дело это прошлое...
Эта фраза завершает разговор, я имею в виду этот разговор, и мы переходим на более нейтральные темы.
Час спустя мы идем домой, не говоря, куда идем; медленно движемся по притихшему бульвару, и я рассеянно слежу за тем, как при свете уличных фонарей постепенно удлиняются наши тени, а потом внезапно отпрыгивают назад, затем опять начинают расти и опять отпрыгивают — две тени, мужчины и женщины, двух людей, которых случай свел и развел и опять свел, чтобы снова разделить.
— Ты еще молода... — слышится мой голос, неожиданный для меня самого.
— Мне тридцать три...
«Тридцать пять», — поправляю ее в уме.
— Во всяком случае, еще не старая. И вместо того чтобы тиранить себя за то, что не сбылось, лучше подумать о том хорошем, что может прийти...
— О счастье?.. — Она тихо смеется.
— Ты сделала один неверный шаг. Другие делают и больше.
— Сделать новый шаг у меня уже не хватает духу... Да и с кем? С каким-нибудь молодым оболтусом, который с первого раза мне наскучит?.. И вообще, я не для того пришла сюда, чтобы ты меня утешал. Мне просто хочется еще немножко побыть с тобой.
— Да, но после этого «немножко» у тебя будет много времени...
— Ну и что? Ты надеешься, что в твоей жизни еще наступит что-то хорошее?
— Честно говоря, я о таких вещах не думаю.
— Честно говоря, ты ни на что больше не надеешься, — поправляет она меня. — Я тоже. Так что нечего меня подбадривать, мы с тобой одного поля ягода. Бредем по дороге и ничего особенного не ждем.
Итак, мы продолжаем идти своей дорогой по пустынному бульвару, и с нами две тени, тени мужчины и женщины, которые то появляются, то исчезают, словно их и не существовало.
Не могу точно сказать, который теперь час, потому что, когда сплю, не смотрю на часы, однако я вздрагиваю оттого, что некое сверло врезается мне в голову — раз, другой, третий. Это сверло мне хорошо знакомо. Не открывая глаза, я протягиваю руку и поднимаю трубку стоящего у изголовья телефона.
— Товарищ Боев? — слышится на другом конце провода.
— Он самый. Кто это?
— Боян... Боян Ангелов... Я бы хотел вас видеть. И если .можно — сейчас же. Понимаю, время неподходящее, но...
— Почему бы и нет? — тихо говорю я и, открыв глаза, смотрю на светящийся циферблат. — Раз такая срочность, ничего не поделаешь.
— Только я не знаю, где вас искать...
Я сообщаю ему адрес и поясняю:
— Пройди по лестничной площадке во двор и жди меня там.
— Кто это?.. Что случилось?.. — слышу возле себя сонный голос Маргариты.
— Все в порядке, дорогая. Спи спокойно.
— Спокойно?.. С тобой?.. — бормочет Маргарита, однако сон, как видно, оказывается сильнее ее иронии, потому что, повернувшись ко мне спиной, она тут же укутывается одеялом.
Времени, для ясности, без малого три. Я одеваюсь, варю кофе и лишь после этого спускаюсь вниз. Бояну я сообщил не свой адрес, парень явится во двор знакомого мне дома на соседней улице. Я прихожу туда и застаю его на месте.
— Если тебе еще раз случится идти ко мне, приходи туда же, только смотри, чтобы никто тебя не засек, -советую я ему, вводя в кухню.
— Едва ли такое случится, — мрачно произносит Боян. — Разве что вы ко мне придете, а я к вам — никогда.
— Вот как? Почему?
— Потому что меня, наверное, засадят в тюрьму.
— Уж не обчистил ли ты какую аптеку?
— Нет, — качает головой молодой человек. — Я замешан в шпионаже.
— А, это нечто другое, — замечаю без особого драматизма. — Раз так, садись вот на этот стул и расскажи толком, что к чему.
— Это слишком длинная история... — тихо говорит Боян и несколько расслабляется, откинувшись на спинку стула.
— Не имеет значения, — вставляю я, наливая кофе. — В ночь с субботы на воскресенье хватит времени и на длинную.
Боян вынимает из кармана сигареты и спички, но спохватывается:
— Здесь можно курить?
— Кури сколько влезет, — успокаиваю его и сажусь по другую сторону стола.
— В ту компанию, что собиралась в «Ялте» некоторое время назад, затесался один иностранец по имени Чарли... Мать у него болгарка, какие-то родственники тут у него есть. Вот с этого самого Чарли и началась вся эта история...
И парень медленно и не совсем последовательно рассказывает то, что мне уже хорошо известно, однако я слушаю его терпеливо и внимательно, не только затем, чтобы оценить, насколько человек, искавший со мной встречи, откровенен в своих признаниях, но также что-бы получить представление, как выглядит эта история с Другой стороны, как она представляется этому юноше.
— Он якобы водится с какими-то соотечественниками, которые связаны с нашими фирмами. «Богатые люди, — говорит, — из тех, что за мелкие услуги дают большие деньги и, что самое главное, готовы платить ампулами».
Рассказав еще о некоторых вещах такого же характера, Боян переходит к загородному свиданию и довольно верно излагает то, что мне довелось слышать и видеть.
— «Эта операция не должна повторяться каждый вечер, — сказала мне женщина. — Не стоит бессмысленно рисковать. По имеющимся у нас сведениям, самые интересные документы он приносит домой по субботам, чтобы иметь возможность в воскресенье над ними поработать. Поэтому вы всегда будете действовать по субботам, и только по субботам». А когда я поинтересовался, что же это за документы, она мне ответила: «Деловые, коммерческие... Их можно раздобыть любыми другими путями, только на это уйдет больше труда и времени... И вообще, вы не подумайте, будто мы вас толкаем на какое-то предательство». Потом вдруг начала меня стращать: их люди будут за мною следить и в случае, если я начну уклоняться или выболтаю что-нибудь, со мною разделаются безо всяких проволочек. Потом достала крохотный .фотоаппарат, пленки к нему, отмычки и давай показывать мне, как всем этим пользоваться. А под конец поднесла мне упаковку морфия.