Реквием
Шрифт:
– У меня был любопытный парень из Елизаветовки. Закончил Сорокский техникум. Демобилизованный. Я уверен, работу он бы потянул, но нет специального образования по КИП. Поговорили. Я посоветовал ему поступить в Киеве на заочное отделение. Работающих слесарей КИП и после техникумов туда принимают после собеседования, без экзаменов. Он ушел и больше не появлялся. Жаль.
Я понял, что это был Женя Ткачук.
Позже я узнал, что Женя, несмотря на то, что, имея за плечами Сорокский техникум, мог бы претендовать на более престижное место, работал некоторое время трактористом, потом кочегаром в Корбульском ремесленном училище. Потом перевели... преподавателем эстетики. В скором времени
В сентябре шестьдесят пятого, будучи первым секретарем, Евгений Маркович Ткачук проводил инструктаж по проведению единого политдня в комсомольских организациях района. С инспекционной миссией в мероприятии принимала участие инструктор одного из отделов ЦК комсомола Молдавии Ася Акоповна Узуньян, закончившая сорокский техникум на год позже Ткачука. В Сороках они знали о существовании друг друга, но знакомы не были.
Первого октября было их первое свидание, а девятого декабря они играли свадьбу. 26 сентября шестьдесят шестого родился их первенец. В честь деда назвали, в те годы необычным для новорожденных именем, - Марком. За Марком в декабре семьдесят третьего на свет божий явилась дочь Карина. (Дорогая, безупречная - лат.)
Осенью шестьдесят девятого я принимал участие во Всесоюзной научной студенческой конференции медицинских ВУЗов в Ростове-на-Дону. Каково было мое состояние, когда в, незнакомом тогда для меня городе, на пересечении Буденовского проспекта и Красноармейской, я столкнулся лицом к лицу с Женей Ткачуком, слушателем высшей партийной школы!
Позже я неоднократно встречался с Евгением Марковичем. Я не хочу идти избитым и проторенным путем перечисления ступеней его творческого и административного роста, перечня его публикаций и наград. Это несет на себе печать прошлого. В молодости мне посчастливилось несколько раз слушать выступления Ткачука. Его выступления поначалу казались отвлеченными, заумными, подчас идущими вразрез и невпопад с обсуждаемой темой.
Позже пришло осознание, что вчерашний Женя Ткачук уже смотрит на любое явление сверху, с высоты птичьего полета, снизу, и со всех противоположных сторон одновременно. Такой многоцелевой подход может позволить себе только философ-самородок.
Я не ставил своей задачей исследовать творчество Евгения Марковича, дать оценку и интерпретацию его концепции восприятия окружающего мира. Скажу не лукавя: я не готов и не чувствую в себе ни сил, ни базовой подготовки, ни таланта сделать это. Мне никогда не дорасти до уровня, с высоты которого я мог бы дать критическую оценку творчества Ткачука, его самобытного таланта.
Я изначально задумал вынести на суд читателя истоки и становление яркой, оригинальной, нестандартной, контрастной, штучной личности. Я избежал соблазна приглаживать и шлифовать его образ. Личность Ткачука не укладывается в прокрустово ложе общепринятых, набивших оскомину своей "правильностью", понятий. Выросший в свое время и на своем месте из, казалось, обыкновенного сельского паренька, Женя Ткачук шагал по жизни непроторенной дорогой, без поддержки "волосатой руки", взяток, блата и коррупционных связей.
Все течет, все меняется. Я довольно редко приезжаю в родное село. Но от этого оно не становится менее родным. Когда я проезжаю по селу, ловлю себя на том, что постоянно бессознательно притормаживаю, стараясь уловить тот дух, который царил в селе много лет назад. Даю себе трезвый отчет: как и в одну и ту же реку, в моё село, да и в любое другое место, вернуться дважды невозможно.
Остается лишь память. Она услужливо выдвигает из прошлого длинную, еще не усыпанную гравием и не покрытую асфальтом, раскисшую в период дождей, улицу. Продольные, заполненные дождевой водой и отражающие множество солнц, узкие канавки от колес телег. По обе стороны улицы, размытые и углубленные дождевыми потоками, рвы. На фоне голубого неба черные колодезные журавли. Нависающие до середины улицы, темно-зеленые густые ореховые кроны, свечи пирамидальных тополей, дома, люди. Подчас кажется, что до меня явственно доносятся запахи более, чем полувековой давности.
Марков мост. Заключенная в железобетон круглая, почти метрового диаметра, труба, кажется сильно просевшей. Меня не покидает ощущение, что мост находится не только в другом времени, но и совершенно в другом месте. В душе я тешу себя иллюзией, что еще увижу глубокий, с крутыми склонами, овраг. Склоны его обсажены густыми зарослями акации и одинокими кленами. На дне оврага даже в солнечный день царит полумрак. По извилистому дну пробирается узкая не пересыхающая речушка, в которой полощут свои нитевидные длинные ветви седые ивы.
За поворотом оврага высокий, с почерневшими от времени массивными сваями, толстыми балками и кривыми подкосами, мост. Под мостом я смогу пройти с вытянутой вверх рукой. А крутой склон от моста на Долину тянется за бывшее подворье Кордибановских.
Село мое чем-то до боли похоже на Макондо. Чем-то... До боли... Чем дальше, тем больше. Молодые мои земляки, побеги генеалогического древа Ткачуков, удивляясь, спрашивают:
– А который из мостов Марков?
Как будто в Елизаветовке, как в Питере, около полутысячи мостов! В то время у нас в селе были четкие ориентиры: Чернеева, Франкова или Миронова кирница, млын Калуцких, Лазева олийня, Ткачукова голубятня, Марков мост...
Старый Марко Ткачук, именем которого стихийно был назван мост, собственным именем продолжается во внуках и правнуках. По семейной традиции в своих внуках повторяется и Евгений Маркович. Это говорит о многом, если не обо всем. Потому, что, оторвавшийся от прошлого, от истоков и своих корней, человек теряется в собственном будущем. Потомков старого Марка Ткачука отличает, подчеркивающий внутреннюю сосредоточенность, характерный разлет густых контрастных бровей.
...Изо всех старых, первозданных строений в округе моста, в целости и сохранности на пригорке стоит одинокая беленая хата старого Марка. Начало начал...
И тянут дороги
Все снова и снова проверить.
Дороги - вы боги,
В которых нельзя не поверить
Ю. Теменский
Первые путешествия
– Просыпайся ! Вставай! Пора ехать.
– мама тормошила меня сонного.
Я еще не понимал, чего от меня хотят. Я хотел только спать. Когда мама меня одевала, я заваливался набок, несмотря на то, что накануне вечером, возбужденный, долго не мог уснуть, обещал проснуться первым. Но сейчас я не помнил, что долго не мог уснуть, что обещал лично разбудить всех.