Реквием

Единак Евгений Николаевич

Одну рамку венчали два голубя, сидящие, как говорят, лицом друг к другу. Клювики голубей были так близки, что, кажется, птицы целовались. А перья были вырезаны так, что казались совершенно гладкими и подчеркивали нежность самих голубков. Поверх второй рамки, как на ветке, сидели два орла. В отличие от голубков, смотрящих друг на друга, орлы, круто изогнув шеи, смотрели в противоположные стороны. Форма головы, наклон, погнутые книзу клювы с дугообразной расщелиной сообщали птицам свирепость. Окрашенные теми же белилами, перья орлов были мелкими и казались другого цвета. Глядя на птиц, я удивлялся:

– Как можно так точно вырезать?

Тогда же я узнал, что дядя

Мишка Групан приходится двоюродным братом моей маме, как Тавик или Боря мне. Уже в школе я узнал, что фамилия дяди Миши - Мищишин. А Групан - это просто его так называют. Как Ваню Василька Горина - Жуком, Алёшу Кугута - Билым, а нашу семью - жидами. Всё встало на свои места. Если отец на листке бумаги в сенях, бравших в долг мясо записывал Поляком, Групаном и Цойлой, то мама, сама родом, как и дядя Миша, с Дидькив, не любила прозвищ. Она рассказывала, что мода на прозвища привезена ещё с Лячины. А еще, рассказывала мама, такой дичины и дурости с именами и прозвищами нет ни в одном селе округи. Каждый раз после этих слов мамы мне становилось обидно за всё моё село.

Что касается Лячины, то старожилы упорно называли так район, с территории которого переехали наши села. Перелопатив интернет, я не нашёл чёткого и вразумительного ответа на этот вопрос. Скорее всего Лячина (Ляшена) была определена как местность, территория, на которой преимущественно проживали ляхи (поляки, поляне - западные славяне).

В 1964 - 65 годах, работая до поступления в медицинский институт в Мошанской школе лаборантом и учителем географии, я не раз, отвернувшись к шкафам с наглядными пособиями, слышал яростный шепот девятиклассниц, отбивавшихся от одноклассников, в которых уже бушевали возрастные бури. Но я то всё прекрасно видел в отражении стекла в дверцах шкафа!

– Сиди тихо, не чипай! Не дурiй! Бо лях буде сварити (ругать)!

Лях - это я. Жители окрестных украинских сёл - Мошан и Боросян упорно называли жителей Елизаветовки ляхами. Жители же ближайших молдавских сел всегда называли моих земляков рус (множ.
– рушь) - русский. Так и живем уже второй век. Для одних - ляхи, для других - русские.

Все сказанное дядей Мишей, даже в шутку, было продуманным и весомым. Его наблюдательность была, можно сказать, совершенной. С четырехклассным образованием румынской школы, он, будучи столяром, строителем, печником, быстро, чаще в уме вычислял площадь и кубатуру древесины, кирпича, камня, жести.

Я был в четвёртом классе, когда пришла очередь удивляться и дяде Мише. Однажды, за какую-то провинность я был оставлен сидеть в классе после уроков. Во времена моего детства была такая воспитательная форма наказания. Оставленных после уроков собирали в одну из классных комнат, в которой учитель подолгу объяснял наказанным за незнание пройденный урок. Слушать должны были и наказанные за нарушение дисциплины и другие проступки.

Тогда Иван Фёдорович Папуша упорно вдалбливал оставленным семиклассникам способ определения площади различных по форме треугольников. Тот день оказался первым в моей жизни уроком геометрии. К концу отбывания срока на моём месте лишения свободы, я уже знал: что такое треугольник, катеты и гипотенуза, периметр любой геометрической фигуры и, наконец, площадь треугольников различной формы. Я научился опускать перпендикуляр и определять высоту треугольников как с тупым, так и с острым углами.

Стала откровением возможность разделить многоугольник на треугольники. А ещё Иван Фёдорович тогда сказал, что настоящий математик строит и вычисляет все фигуры с помощью циркуля

и линейки, ровной только с одной стороны без делений. И, что даже линейку можно превратить в циркуль. Это было удивительно интересно.

Придя домой, я вытащил из массивной шуфляды платяного шкафа Алешины старые учебники. В том числе и по геометрии. Самым лучшим и понятным оказался учебник геометрии для шестого класса. До позднего вечера медленно листал его, погружаясь в волшебный мир геометрических фигур. Многое было непонятно, но всё было очень занятно.

Однажды зимним вечером у нас собрались взрослые, среди которых был дядя Миша, Толя Грецив и ближайший сосед Николай Гусаков. Слушали радио. За разговором зашла речь о моей учебе. Надо же, когда они входили в наш дом, мама, не церемонясь, выговаривала мне за небрежно выполненное домашнее задание.

С этого и пошёл разговор. Как хорошо учится Алёша, скоро будет фельдшером, а Женик... Женик будет хвосты быкам крутить или собак по селу гонять будет вместе с Броником Петра Якового и Мишкой Бенгой. Броник Петра Якового - это мой троюродный брат Броник Единак, учившийся со мной в одном классе. Слова эти не вызвали в душе моей никаких честолюбивых порывов. Совершенно! Хвостов я ещё, правда, быкам не крутил, но собак гонял с удовольствием. Лишь позже достиг моего разума истинный смысл разговора.

Дядя Миша, спросив какие оценки у меня по арифметике, нарисовал доску, даже узоры вывел. А потом предложил мне определить площадь нарисованной доски, указав размеры. Посмотрев на рисунок, я спросил:

– А яка за груба дошка?

Все, включая моих родителей, рассмеялись. Но дядя Миша, улыбнувшись, сказал:

– Пусть будет двадцатка. Два сантиметра.
– и пожал плечами.

Через пару минут я протянул лист, исписанный числами, и сказал:

– Столько-то.

Дядя Миша довольно хмыкнул и с гордым видом написал свой результат. Его результат оказался в два с лишним раза меньше моего. Почему?.. Ага! Вот почему!

– Так вы высчитали площадь только одного боку, а у доски их целых шесть.

Все гости склонились над тетрадным листком. Дядя Миша стал пересчитывать. Потом все числа сложил в столбик. Через минуту комментарии были излишними.

Затем дядя Миша нарисовал прямоугольный треугольник и, оставив те же размеры, спросил:

– А если доска клином?

Это мы в уме. Площадь широкой стороны разделил на два.

– Да-а...
– только и сказал дядя Миша.

Но дядя Никола Гусаков, все годы работавший в колхозе землемером, не унимался:

– А вот тако... Скiлько тут буде гектарив?
– после чего нарисовал поле и у каждого края написал по цифре.

Дядя Миша вмешался:

– Лешайте, Неколо! Хвате! То не для дитины. И так добре знае.

Я залез на лежанку. Взял линейку и чистый листок в клетку. Всмотрелся. Хорошо подходят две клеточки на сто метров. Как раз один сантиметр. Четыре клеточки, две прямо, а две в сторону, сто на сто - один гектар. Это мне Тавик говорил! Нарисовал. Получился, помню, неправильный четырехугольник, совсем как тот, что рисовал сосед. Долго не подходила по размерам четвёртая сторона, пока не догадался использовать линейку, как циркуль. Так соединил стороны последнего угла. Но тут нельзя просто умножить длину на высоту! Как-то сама собой пришла мысль разделить четырёхугольник на два треугольника. Перпендикуляры удачно опустились на одну общую сторону. Измерил высоту каждого треугольника. А дальше - совсем просто! Вот площадь каждого треугольника. Потом сложил. Послюнявив химический карандаш, написал. Чтобы было отчётливее. Не слезая, протянул с лежанки лист.