Реквием

Единак Евгений Николаевич

– Спасибо, Коля!

В сарае, где жила наша корова, в дверях на высоте моего роста был закреплен выдвижной толстый гладкий прут металла. В дошкольном возрасте я часто использовал тот прут в качестве турника. Подоив вечером корову, мама выдвигала прут и просовывала его в другое отверстие дверной коробки.

– Зачем?
– спросил я маму.

– Сейчас больше по привычке. А в конце сороковых такие пренты ставили многие.

– Для чего?

– Чтобы не увели корову. После войны, бывало, через огороды

ночью уводили у людей коров. А до утра - ищи! Не найдешь.

Я до сих пор помню тот прент. В одном месте он был слегка расплющен. В расплющенной части было отверстие с резьбой. Запор ввинчивался специальным ключом, который невозможно подобрать. Делал тот запор с секретом дядя Коля Единак.

С сорок девятого отец занимался пчеловодством, о чем я уже писал. Мед сливал в большие молочные фляги, которые в те годы были дефицитом. Будучи в Могилеве отец присмотрел у старьевщика во дворе почти новую алюминиевую молочную флягу. Дно зияло продольным разрезом, оставленным острым топором. Купил по дешевке, практически по цене металлолома.

Поехал с бидоном на станцию, в МТС.

– Коля! Этот бидон можно заварить или запаять?

– Можно. Аллюминий сваривают только в Кишиневе, может быть уже и в Бельцах. Но везти туда - себе дороже, плюс работа. Можно паять, но нужен специальный припой. Но он не прочный, отвалится.

– А как закрыть эту дыру?

– Проще заклепать, - ответил Николай Яковлевич, старательно отковывая на наковальне топор диковинной формы.- Оставь, вон там в углу, будет время - заклепаю.

– А что ты так старательно отковываешь?

– Барду, брат. Плотник знакомый из Тырново заказал.

– И долго еще будешь ковать?

– Тут еще на полтора часа работы. Зато какая красавица получится!

– Сколько ты с него возмешь за эту барду?

– Десять рублей.

– Коля! Я тебе вот сейчас даю десять рублей, только заклепай сразу.

– Брат! Тебе не понять! Барда - это произведение. Мне интересно самому. Оставь бидон. Придешь завтра, послезавтра. Будет готов.

Через несколько дней отец, будучи в Дондюшанах, зашел в МТС.

– Коля! Бидон готов?

– Давно. Забирай!

Отец внимательно осмотрел дно бидона. Заплата была наложена аккуратно, заклепки на равном расстоянии друг от друга.

– Коля! А ты проверил бидон? Заливал воду?

– Зачем? Я знаю, как я клепал.

Прибыв домой, отец перевернул табурет вверх ножками, установил бидон и аккуратно налил в него два ведра воды. На следующее утро проверил. Ладонь была сухой.

С тех пор прошло шестьдесят лет. Тот бидон у меня сейчас на чердаке старого дома. Только я им не пользуюсь. В семидесятых отец встроил в него ТЭН (термоэлектронагреватель) и в течение двадцати пяти лет варил в нем самогон. Наложенная Колей заплата брагу и температуру держала надежно.

Николай Яковлевич с самого начала освоения целинных земель ежегодно выезжал в Казахстан. К его боевым наградам на груди присоединились Большая и Малая Серебряные медали ВДНХ, медаль "За трудовую доблесть", орден Трудового Красного Знамени.

Проходя производственное обучение в лаборатории КИП и Автоматики сахарного завода, я поймал на себе взгляд одноклассника с молдавского класса Вани Загуряну:

– Твой отец Николай Единак?

– Да. А что такое?

– Я его очень хорошо знаю. Всю уборку я с ним работал в Редю-Маре на копнителе. А потом он научил меня работать комбайнером, научил водить трактора ДТ-54 и Белорус. Отличный дядька.

– Отличный. Только это не мой отец. Это двоюродный брат моего отца.

– А-а.
– разочарованно протянул Ваня и потерял ко мне интерес.

Стремление делиться знаниями, опытом, учить молодежь, прошло красной нитью по жизни Николая Яковлевича. Он никогда не "зажимал" информацию, не стремился быть единственным и незаменимым. Большая Серебрянная Медаль ВДНХ 1954 года легла на его грудь за его оргинальные, нестандартные педагогические способности.

Выезжая на целинные земли, он "тянул" за собой целые коллективы рабочих. Николай Яковлевич предложил и внедрил оригинальный метод ускоренной подготовку трактористов и комбайнеров. Выезжали в Казахстан ранней весной. Набирал бригаду необученных. Днем производили ремонт и подготовку инвентаря. К концу дня ежедневный разбор полетов с параллельным изучением материальной части и техники вождения. Перед началом сезона в течение нескольких дней следовало интенсивное обучение вождению сельхозтехники и технологии уборки.

За все годы лишь один случай его педагогической неудачи лег курьезным пятном на его трудовую биографию. В конце пятидесятых на уборку урожая в Казахстан выехал во главе группы односельчан, в которую входили его ровесник и друг детства Алексей Матвеевич Тхорик и кумнат, муж Франи - Черней Григорий Максимович. С Алексеем, опытным водителем, проблем не было. Григорию Максимовичу, плотнику и столяру, техника давалась с невероятным трудом. Он не раз просил бригадира:

– Коля! Поговори в отделении. Пусть переведут меня плотником. Дело мне знакомое. да и позориться на старости лет не буду. Не идет мне техника в голову!

– Гриша! Плотником только и заработаешь на обратный билет и на помаду для Франи. Завтра начинаем пахать. Трактор я тебе дам новый, отличный. Расценки высокие. Не стыдно будет вернуться домой.

На следующее утро трактора выстроились широкой шеренгой. Во время завтрака в столовую забежал радист:

– Николай Яковлевич! После завтрака сразу в контору. Директор срочно вызывает.

Закончив завтрак, Николай Яковлевич поторапливал родственника:

– Вот твой прогон. Тебе легче. Я вчера его опахал. Строго держись борозды. Горючего должно хватить на целый день. На крыше кабины я приспособил дополнительный топливный бак. Моё рацпредложение. Садись! Трогайся плавно! С богом!