Реквием
Шрифт:
Но мне всего этого было мало. Ранние груши я вообще не любил. Они были настолько рассыпчатыми, что застревали в пищеводе завалом, вызывая неприятные ощущения. Другое дело дедовы груши. Они были небольшого размера, желтые-желтые, очень сочные. Сладость их сочеталась с очень приятной на вкус кислинкой.
Кроме того, отец незаслуженно пренебрегал крыжовником, дающим мелкие ржавые ягоды. Даже у деда крыжовник не успевал вызревать. Зеленый, он был очень кислым, но мы его могли с хрустом есть до появления оскомины. А еще у деда была настоящая земляника, разросшаяся по косогору перед виноградником. Когда она начинала поспевать,
Каждой весной до третьего класса я выпрашивал у деда кустики крыжовника для посадки их у себя дома. Дед аккуратно выкапывал и обернув тряпочкой колючие прутики, вручал их мне, проводя попутно подробный инструктаж по посадке, чтобы они лучше принялись. Я точно следовал инструкции деда, но не проходило и двух дней, как меня начинал точить червь "исследователя". Мне хотелось засечь момент, когда крыжовник принимается.
Для этого через каждые два-три дня откапывал корень и внимательно искал знаки "принимания". Результат нетрудно предугадать. Лишь весной в третьем классе я посадил кустики крыжовника и белой смородины и, полив, оставил в покое. Все саженцы прижились самым великолепным образом.
Знаковым весенним событием во время каникул у нас дома был вынос пчел из сарая, где они зимовали, в сад. Не знаю, чего было больше, пользы или помехи, но принимал в этом я самое активное участие. Выносили, конечно, взрослые, но в мою задачу входила проверка прочности колышков. Во время установки улья на колышки моей задачей был контроль правильного расположения пчелиного домика с тем, чтобы он находился в устойчивом положении.
Во время весенних каникул, иногда раньше, иногда позже шла высадка картофеля. Если отец бил сапой лунки, то моей обязанностью была укладка клубней в лунки. Сначала я укладывал картофель, нагибаясь, потом я бросал клубни с расстояния, а под конец у меня немела спина, рука теряла способность бросать картошку точно, а сами лунки начинали перед глазами мелко дрожать какими-то расплывчатыми полукружьями.
Мама, которая шла вслед за нами, сапой засыпала лунки. Она успевала поправить неверно брошенный мной клубень в ямке, следила, чтобы отец бил лунки строго по линии и при этом довольно точно определяла степень моей усталости, объявляя перерыв. После обеда от трудовой повинности меня всегда освобождали.
На овцеферме в это время полным ходом шел окот овец. Наше отношение к этому процессу, пожалуй, было близким к болезненному. С Мишкой Бенгой и Броником я прибегал на овчарню часов в десять утра. Мы могли пропустить время обеда, приходя домой ближе к вечеру. Мы были детьми природы, и для нас уже не было секретом, как появляются ягнята, телята, жеребята, да и дети. Нас не прогоняли и мы без устали внимательно наблюдали за чудом - появлением на свет маленьких ягнят.
Они появлялись в полупрозрачной, молочного цвета рубашке. Короткое время они лежали неподвижно, затем начинали мотать головкой. Просили воздуха, как говорили чабаны. Если чабана не было рядом, мама-овца сама начинала облизывать ягненка с головы, разрывая оболочку. Малыш начинал дышать.
Мы с интересом наблюдали, как ягненок встает и начинает искать вымя матери. Иногда неокрепший новорожденный подходил к чужой овце. Он не успевал найти сосок, как чужая матка в лучшем случае отходила. Чаще она, повернувшись, отбрасывала малыша головой, а то и лягала ногой.
На крик новорожденного устремлялась мать и становилась так, чтобы он был ближе к вымени. Потыкавшись в живот, ягненок, наконец, находил сосок и на мгновения застывал. Опыт тысяч и тысяч поколений заставлял принять единственно правильное решение. Не выпуская соска, малыш сильно толкал головой в вымя, выпрашивая еду. Затем он начинал жадно сосать щедро отпущенное теплое молоко.
Насытившись, он отрывался от вымени и мелко семенил за мамой, стараясь находиться поближе к вымени. Удивлению не было и до сих пор нет предела: как мать-овца среди сотен ягнят безошибочно находит своё чадо, никогда не перепутав с чужим?
Ближе к вечеру умиленное созерцание появления на свет ягнят сменялось жестоким зрелищем. Походя среди животных, чабаны отбирали малышей с самой красивой смушкой. Выбирали по цвету, качеству валков. Не стесняясь нас, ягнят забивали. На задней ноге убитого ягненка делали надрез, который вставляли трубочку из бузины. Зажимая рукой разрез, чабан надувал воздух. Ягненок быстро превращался в почти круглый шар с толстыми ногами и головой. Неуловимые разрезы и подвешенный малыш за несколько мгновений лишался шкурки.
При разделке тушек особое внимание уделялось желудочкам. Выход из желудка перевязывали сразу. Затем со стороны пищевода в желудок засыпали пару ложек соли и завязывали той же веревочкой и подвешивали под потолок. Содержимое высушенных желудочков называли тягом и использовали для получения овечьей брынзы.
Об этих забоях на наших глазах знали, но ими не возмущались ни родители, ни учителя. Убийства невинных ягнят проходили как бы мимо их сознания, не задерживаясь и не затрагивая душевных струн. А мы постигали окружающий мир без вуали и без прикрас.
Если точками отсчета до наступления зимних и весенних каникул были определенные дни, то летним каникулам предшествовала стремительно теплеющая полоса времени длиной в четвертую четверть. Именно для четвертой четверти были справедливыми слова моего отца, когда на вопрос тетки Марии, скоро ли у меня каникулы, он отвечал за меня:
– У него всегда каникулы.
Первый день четвертой четверти каждый год проходил под лозунгом: "Первого апреля - никому не верят". С первого до последнего урока звучали шутки и розыгрыши. Несмотря на то что они в основном были "с бородой", разыгрываемые, как правило, "клевали". Кто-то шел по вызову в кабинет директора школы, кто-то спешно снимал, якобы перепачканный, пиджак.
Шестикласснику сразу несколько человек сообщали, что его младший брат из первого класса нашел целых пять рублей, после чего тот врывался в класс к малышам и обыскивал карманы и другие возможные места младшего, где тот мог утаить деньги.
Первого апреля 1960 года я проснулся от того, что мама, войдя в комнату, сказала отцу:
– А снега навалило, сантиметров пятнадцать.
– Первого апреля - никому не верят!
– вырвалось у меня.
Подбежав к окну, я застыл: во дворе все было белым-бело. Наскоро позавтракав, я взял сумку и вышел на крыльцо. Мимо нашего дома вся ребятня шагала в школу на лыжах. Я стремглав бросился в сарай, где на колышках в стене над мешками своими руками пристроил лыжи на лето. Лыж не было. Я в дом: