Реликт (том 2)
Шрифт:
— Что вам нужно в этом районе?
И впервые на памяти свидетелей неудачных попыток контакта с «призраками», находившихся среди наблюдателей, «серый призрак» снизошел до ответа:
— Мы оптимизируем траекторию движения Конструктора.
— Зачем?!
— Для того, чтобы свести к минимуму изменения физических параметров Солнечной системы.
— То есть иными словами вы — проводники Конструктора? Лоцманы?
— В какой-то мере. Остановить его мы, к сожалению, не в состоянии, это может сделать только он сам, но уменьшить его влияние на экологию Системы — в наших силах.
— Разрушение
— Разрушения имели бы гораздо больший масштаб и более тяжелые последствия. — «Серый призрак» был на удивление вежлив и терпелив. — Вопрос компетентным лицам: не могли бы вы за сутки переместить свои установки по вектору альфы Рыси примерно на миллион километров? Боюсь, Конструктор заденет их при прохождении.
— А обогнуть их он не сможет? — раздался тот же голос с ехидцей. — Если вы лоцманы — проведите свой «корабль» мимо нашей пристани.
— Гэг [47] эфиру! — бросил Ратибор. — Вы боитесь, что мы откроем огонь?
— Нет, — ответил неведомый собеседник серьезно, — не боимся.
— Мы уберем установки.
И тотчас же конвой исчез, будто его и не было. Волна возбужденных голосов и разного рода шумов обрушилась на уши Ратибору, схлынула, оставив шелест фона и голос Демина:
— Ты серьезно — о переносе генераторов? Ведь для этого надо постановление Совета…
— Надо — будет.
— О’кэй. А вообще удивительно, что он с тобой заговорил. С чего бы это «призраки» нас зауважали?
47
Gag — кляп (англ.), команда запрета на радиопередачи.
Ратибор промолчал. У него в голове вертелся тот же вопрос. И слабое сомнение: не водил ли кто-нибудь его за нос, представляясь «серым призраком»? К-мигрант, например… или Габриэль Грехов. Впрочем, Грехов в такие игры не играет, он ведет игру покрупней…
— Так ты завернешь к нам? — напомнил Демин.
— Давайте пеленг, — вздохнул Берестов.
Исчерпав возможности отдела и погранслужбы в поиске пропавшего проконсула, Ратибор вернулся на Землю. Оставался последний шанс отыскать Габриэля — его личный коттедж с кабиной метро, незарегистрированной ни в транспортной инспекции, ни в секторе особого учета отдела безопасности.
Вспоминая встречу с «серым призраком» и странный светящийся сосуд, в котором трудно было узнать бутылку шампанского — Демин показал ее безопаснику дистанционно в камере с высокой изоляцией, — Ратибор позвонил Егору и поболтал с ним несколько минут о ничего не значащих вещах. О Насте не было сказано ни слова, и это означало, что с ней все в порядке и что она не спросила у «шамана», где его друг. Напоследок Ратибор рассказал Егору о шампанском.
— И ты знаешь то там внутри бутылки?
— Ничего, — не дрогнув лицом, предположил учитель.
— Почти угадал вакуум, пустота, так сказать,
Егор пожал плечами, лицо его вдруг стало серьезным и даже мрачным.
— Как ты думаешь, чем все это кончится?
— Не знаю, — медленно ответил Ратибор. — Существует один-единственный человек, который знает.
— Проконсул Грехов.
Ратибор исподлобья взглянул на друга.
— Снова утечка информации?
— Логика, мастер, логика, хотя как член Совета я обязан знать все.
— М-да… — Ратибор с сомнением во взоре пригладил вихор на затылке. — То, что я опер «свободной охоты», знает только дежурный отдела, определить с помощью логики сей факт невозможно даже члену Совета.
Егор хитро прищурился, развел руками.
— У каждого свои возможности… логического аппарата. Может быть, я владею черной магией.
— Ну-ну… Встретишь Грехова, дай знать.
Ратибор выключил связь, но не успел покинуть здание Управления, как по линии «спрута» пришло сообщение о глобальных трансформациях облика Конструктора. Отметив, как невольно сжалось сердце, безопасник бегом вернулся в кабинет и скомандовал инку включить прямую трансляцию передачи с места события.
Развернувшийся виом не мог отобразить всей масштабности и грандиозной необычности происходящего, но Берестов знал истинные размеры Конструктора и мог по достоинству оценить это явление. Холодок жути струйкой протек по желудку, захотелось затаить дыхание и тихонько отступить в темный угол кабинета.
«Мешок с рыбьей икрой» — так выглядел пресапиенс с расстояния в двадцать миллионов километров — корежила и гнула какая-то внутренняя сила, превращая его в сгусток тающих лоскутов огня и жгутов дыма. Затем этот огненный вихрь растворился в усиливающемся фиолетово-сиреневом сиянии и превратился в набор вложенных друг в друга прозрачных тетраэдров: первый тетраэдр имел ребро в тридцать миллионов километров, второй вершинами упирался в середины граней первого, третий точно таким же образом был вписан во второй, и так до бесконечности, и все это напоминало фигуру, выдутую умельцами из мыльной пленки. Эта фигура продержалась неизменной около минуты, потом поплыла, как восковая свеча, и превратилась в куб, повторенный сам в себе неисчислимое количество раз.
Новая фаза трансформации: «суперкуб» превращается в «супероктаэдр», тот в свою очередь в более сложный многогранник, потом в еще более сложный, и длились эти «кристаллические» метаморфозы до тех пор, пока Конструктор не превратился в невообразимо сложную конструкцию, описать которую не взялся бы и математик.
Ратибор понял, что пресапиенс приходит в себя и «пробует тело», разминает «мышцы».
Головоломная конструкция в виоме продолжала плыть на фоне звездных россыпей, не меняя конфигурации, а потом внезапно исчезла!