Реликтовая популяция. Книга 3
Шрифт:
К Мерсьеку подошёл Лопсис. Его крупное лицо покрылось капельками пота, копольц надвинут по самые уши, куртка застёгнута на все ухватки.
– Шейн, сейчас начнётся, – сказал он. – Надо отойти от шара. Не хочу даже думать о плохом, но збун, по-видимому, будет недолгим, но яростным. Надо стать рядом с приметовцами.
Мерсьек кивнул, с прерывистым вздохом сказал, отрываясь от гондолы:
– Пойдём…
Збун обрушился сверху и обжигающей волной накрыл затерянную в безводном пространстве жалкую кучку людей, укрытую лишь от стихии копольцами, сверкающими отражёнными лучами. Жар опалял не только землю, но и раскалял воздух. Остатки весенней влаги в верхнем пласте почвы нагрелись, поднимаясь ввысь белёсыми потоками. Трава на глазах жухла, стебли её скручивались, редко разбросанные там и здесь кусты выбросили теневые листья; под ними жалась небогатая живность Диких Земель и торопилась закопаться как можно глубже.
Словно гигантское солнце опустилось на Землю – шар засеребрился, отражая огненные лучи.
– Выдержит! – с плохо скрываемым волнением сказал Мерсьек. – Он выдержит!
Лопсис нахмурил брови, прищурившись, осмотрел шар и не поддержал оптимизма командира. О возможностях этого шара он знал больше Мерсьека. Шар предельно старый, сработанный позабытыми теперь технологиями. А они создавали вечные вещи. Однако когда он был изготовлен, о збунах, если и знали, то они тогда такими свирепыми и продолжительными не были. Вон как полыхает!..
Басовитый звук оповестил, что шар не выдержал: в нём появилась течь. Но Лопсис радостно передохнул, так как шар остался цел, а течь – дело поправимое, хотя и хлопотное. По крайней мере, придётся потратить не один день на восстановление и на накачку.
– Только дыра, шейн.
– Понял, – буркнул Мерсьек на сообщение Лопсиса. – Могло быть и хуже. Будем отсиживаться… День на заплатку и день… два не меньше, на заполнение, – неохотно пояснил он Тлуману. – Шар старый…
Сфера шара теряла округлость, медленно съёживалась и опадала, прикрывая гондолу, его сверкающая поверхность заиграла радужными лучами, больно бьющими в глаза. И, наконец, источник звука – истечение газа – словно мигнул, а в округе стало темнеть – вернулась дымка, прикрывающая даль.
Тлуман внешне посочувствовал заботам Мерсьека.
– Ну, а мы пойдём, – сказал. – Днёвки не получилось, а они идут быстро. Нам далёко от них отставать не следует.
– Знают о вашей погоне?
– Не уверен… Если бы знали о нас, так бы не следили. И постоянно идут в одном направлении. Думаю к восточной окраине Болота. К дороге Смерти…Страха.
Мерсьек покачал головой.
– Ясно. Ведь, говорят, она прямо ведёт к Скале.
– Кто знает, куда она ведёт? Никто. Но все почему-то уверены – к Скале.
– Ты там, у дороги когда-нибудь бывал?
– Нет. Лет пятьдесят назад подходил к ней близко, но не дошёл. А те бойцы, что тогда опередили нас, видели её. Говорили, что дорога как дорога, только сохранилась прекрасно. А ты?.. Ты же летал…
– Летал, да не над ней, – подумав, отозвался Мерсьек. – И сейчас бы не совался. Сколько вокруг неё шаров исчезло. Сколько бойцов. Почитаешь анналы – дрожь берёт… Вот почему и прилетел на одном, к тому же старом, шаре. Случись что, не так жалко его потерять…
Они помолчали, потом перекинулись ещё парой незначащих фраз.
– Что ж… Мы пошли. – Тлуман оглянулся к своим людям, оценил их готовность к выходу. Спросил: – Да, тебе помощь наша нужна?
– Нет. Сами справимся. Время не сожмёшь, а у нас всё дело как раз в нём. Заплатку поставить не долго, а вот заполнение, да ещё после збуна… Выгорело всё. Пока натечёт нужное со стороны… Ладно, взлетим, дам знать… Думаю, послезавтра утром.
– Ждём!
Мерсьек вглядывался вдаль до тех пор, пока крин во главе с Тлуманом не стушевался с мутным горизонтом.
Едва отойдя от места встречи с Мерсьеком, думерт понял: збун практически полностью уничтожил следы преследуемых ими людей и путров. Правда, он был к такому повороту событий готов, но полагал, что всё-таки что-то должно остаться после прохождения такой большой ватаги людей и путров. Но лишь свиджей через десять удалось удостовериться в правильности выбора направления движения. Здесь, в неширокой серповидной ложбине, несмотря на полное выгорание старой травы и щетины новой ярко зелёной поросли, явно кто-то устраивал стоянку, свидетельством тому были не только каблуками сапог взрытая земля, но и пепел от истлевших упаковок тескомовских пакетов.
– Осмотреть, выяснить, куда они отправились отсюда, – распорядился Тлуман. – Да не топчитесь так! Потом только себя будем видеть… Что у тебя?
– Вот, шейн, нашёл, – тескомовец протянул думерту закопчённый кружок в ноготь величиной.
– Что это?
– Обменная рахма, шейн.
Тлуман потёр в пальцах кружок, освобождая от гари.
– Да, рахма. Но… Надо же! – воскликнул он с удивлением. – Это же рахма времён Войны Выродков. Они тогда их изготавливали для себя. Видишь знак?.. Как же они у них назывались?
Тескомовец, молодой ещё человек, не знал. Он по-настоящему не знал и того, что какие-то знаки показывают на современных рахмах, так как тескомовцы ими не пользовались, а уж об упомянутом Тлуманом знаке – и подавно.
А Тлуман вспоминал, чтобы понять: если этот раритет оставил кто-то из догоняемой группы, то в ней могут находиться многоимённые, поскольку только у них могла сохраниться такая древность, взятая в дорогу из-за отсутствия современных, или в спешке. Но у них, как можно было предполагать из сообщений хожалых, многоимённых не должно было быть.
Но вдруг есть? Тогда… Что тогда? Появляется вариант, что это не те, за кем они идут от самого Примето. А если те, то рахма совершенно меняет значимость его погони, так как может служить правильности посещающего ему предположения: где Ольдим, то где-то там, впереди, и Свим. И кто знает, кого он ведёт за собой в этот раз? Весной у него также были женщины и дети…
Но, может быть, всё куда проще. Эта рахма пролежала здесь века, и только случай вывел крин к месту её утери в далёкие времена.