Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Федоров Виталий Николаевич

– Как и на чём я буду показывать, коль нет ни перчаток, ни груши, ни даже мешка с песком? – удивлённо спросил Василий.

– Давай показывай на мне, – решил я. – Я буду мешком с песком, но учти – стану сопротивляться.

Так мы начали свой первый кулачный бой. Заранее договорились в голову, в лицо не бить, только в корпус (грудь и плечи). Не дай бог получишь травму лица – начнутся расспросы, а то и расследование: с кем, когда, где это случилось. Мы стали довольно часто проводить тренировки по «кулачному боксу». Иногда Вася приводил кого-нибудь из своих товарищей, и мы с удовольствием колотили друг друга. В один из наших учебных боёв Вася повредил мне ключицу, но тренировок я не прекратил,

хотя ключица побаливала.

* * *

Как-то вечером я зашёл в казарму второй роты. Там в одном из углов собралась довольно внушительная толпа солдат, откуда доносились громкие восклицания: «Давай, давай, Саша! Тяни!». Я полюбопытствовал, кто там кого тянет? Оказалось, двое сцепились указательными пальцами, и каждый тянул на себя, пока у одного из соперников палец не разгибался. Затем всё повторялось, но уже средними пальцами. По сумме двух попыток определялся победитель.

Мне показалось любопытным это соревнование, и я решил попробовать в нём себя. Прошёл в середину круга, образованного болельщиками, и предложил себя в соперники любому желающему. На меня, конечно, обратили внимание – как-никак, старослужащий, отслужил три года, а они – один месяц. Я впервые участвовал в подобных единоборствах, но к своему удивлению, победил всех трёх соперников, пожелавших со мной потягаться. Победил и чемпиона среди новобранцев, который и придумал это состязание (причём каждым пальцем в отдельности).

Тогда мне в соперники представили абсолютного чемпиона роты – моего коллегу, писаря Федоркова. С ним у нас получился упорный поединок. К радости новобранцев, всё-таки победил их писарь. Своё поражение я оправдал тем, что несколькими минутами раньше победил трёх не слабых соперников, и на фоне усталости проиграл Федоркову. Кстати, он оказался тяжелоатлетом, штангистом первого разряда. Ещё до армии был вызван на областные соревнования, в случае успеха на которых получил бы звание «кандидат в мастера спорта». Но на турнир он не попал, поскольку его призвали в армию.

Я предложил ему на следующий день пойти днём в спортзал, где был помост и штанга с дисками разного веса. Спортзал находился за воротами части. Мы доложили часовому, что направляемся в спортзал (а не в самоволку). Федорков чуть поразмялся. Набрал на штангу более ста килограммов и по всем правилам поднял штангу, выжал и зафиксировал. А потом начал учить меня.

– Ты должен сегодня поднять хотя бы свой вес, – закончил он инструктаж.

Для первой пробы я поставил на штангу 55 кг. Под его подсказки и страховку я справился с первоначальным весом. Тогда добавили ещё десять кило – это уже был мой «живой» вес. Поднять-то я его поднял, но меня начало качать. Федорков чуть меня придержал, и я её зафиксировал. Так закончилась моя тренировка со штангой. Мой товарищ ещё потренировался с весом в два раза больше моего, а я в то время занимался на турнике.

В спортзал с коллегой мы сходили вместе ещё пару раз, а потом ходили по отдельности, каждый в своё свободное время, которое не стало у нас совпадать.

* * *

С Витей Соловьёвым я встречался довольно часто. Однажды даже сходили с ним в увольнительную в город. Он мне сообщил, что завтра будут торжественные проводы демобилизующихся, согласившихся поехать работать на целину в Казахстан.

Проводы проходили в зрительном зале клуба. Я отправился туда, предварительно отпросившись у майора. Увольняющихся «целинников» было человек двадцать пять. Их демобилизовали на полтора месяца раньше остальных и повысили воинские звания на одну ступеньку. Рядовые стали ефрейторами, ефрейторы – младшими сержантами и т.д. Таким образом, на целине не будет рядовых. Об этой акции предварительно были оповещены все отслужившие три и более года. Но меня такая перспектива – колхоз, трактор, трудодень – не устраивала. Мои планы были совсем другими.

* * *

Как только похолодало, мне стало необходимо поддерживать в штабе рабочую температуру, проще говоря, топить вечером печь. Для этого необходимо было носить дрова со склада. В этот раз я был здоров и мог приносить дрова сам. Но, поразмыслив, решил: «Зачем мне носить дрова и растапливать печь, когда у нас в батальоне более трёхсот новобранцев?»

Позвонил в первую роту дежурному. Попросил двух человек направить в штаб батальона. В кабинете было уже прохладно, а тёплой одежды у меня не было, поскольку прибыл я сюда с заставы в тёплое время. Пришлось мне накинуть на плечи шинель майора Баранова. Я сидел за столом, когда ребята зашли и доложили:

– Товарищ майор, рядовые Сергеев и Пятаков прибыли по вашему приказанию!

– Ваша задача – принести дрова со склада и растопить печь.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Перед возвращением ребят с дровами я снял шинель майора, чтобы показать им свою ефрейторскую «суть». Они пришли и очень удивились. Первый раз они удивились, когда увидели слишком молодого майора, а теперь – «старого» ефрейтора. Командиры отделений-то у них были старше всего на год, а я аж на три. Мой маскарад их развеселил. Они стали смеяться и вспоминать, как вначале они решили, что для майора я слишком молод, но когда я чётко, строго дал им задание – поверили в то, что я майор.

– Ребята, хватит болтать и смеяться, пора растапливать печь, – напомнил я. – А то снова надену шинель майора, и вам придётся стоять передо мной по стойке «смирно».

Надо сказать, они довольно умело справились с заданием, а дров принесли на два дня. Через день вечером я позвонил во вторую роту, потом через два дня – в третью. Таким образом, мне ни разу не пришлось ходить за дровами. А в штабе стало тепло, и отпала необходимость в шинели «с чужого плеча». В каждую из рот я звонил с промежутком в шесть дней, и ни разу мне не отказали в помощи.

* * *

Когда новобранцы стали изучать «Инструкцию по охране государственной границы СССР», мне приходилось ежедневно выдавать её командирам взводов, принимать обратно вечером и убирать в сейф. Назавтра всё повторялось, поскольку эта инструкция считалась секретным документом.

Скоро батальон повзводно начал ходить на стрельбище, и мне приходилось выдавать патроны. Выдавались они не поштучно, а ящиками для каждой роты. Командиры рот расписывались в журнале выдачи боеприпасов.

Обычно на стрельбище каждому солдату выдавали обойму из пяти винтовочных патронов, которые он должен расстрелять в мишень. Один из новобранцев первой роты умудрился сохранить патрон в патроннике (а может, он взял дополнительный в ящике и зарядил свой карабин). Так или иначе, вечером, когда вся рота чистила оружие, в казарме вдруг раздался выстрел. Все, кто был в этот момент рядом, в ужасе отпрянули в стороны.

А случилось вот что. Солдат, тайком пронёсший в казарму заряженное оружие, не прячась, при всех рядом присутствующих, поставил карабин на пол, приставил ствол к нижней челюсти, дотянулся рукой до спускового крючка и, сказав: «Прощайте, ребята!» – нажал на спуск. Все, кто видел его действия и слышал последние слова, решили, что он паясничает. Но он не придуривался, это было обдуманное, подготовленное самоубийство. Пуля прошла через шею, рот и вылетела вверх, пробив череп.