Релятивистская механика: новый взгляд по-старому
Шрифт:
Так что, всё напрашивается быть страктованным следующим образом: время изотропно, точно как изотропно пространство (на то она и группа Лоренца!), а потому нигде в своей "гранёной толще" не должно искажать одновременность событий. Но вроде искажает, согласно математическому следствию из преобразования Лоренца. Фактически тем делая разной форму физических законов у связанных относительной скоростью и.с.о. Чем получается, что принцип относительности - он либо принцип изотропности времени, и тогда существует, либо время анизотропно (ну, квазианизотропно, если хотите), и тогда принципу относительности нет места в мироустроении. Вот такая дилемма, неощуренная Эйнштейном! В защиту последнего надо сказать, что выступаемость (в нагрузку!) принципа относительности принципом изотропности времени - достаточно неявная штука. Так потому, что необходимость этой выступаемости обнажается лишь в виду существования пятого нашего постулата - как решающего довеска к группе из первых четырёх. А самим по себе такое никому просто в голову не приходило, означая затеваемость эволюции принципа относительности, делающей его более строгим. Ну, менее рыхлым в смысловом отношении, извергающим из
Выход к вышеупомянутой дилемме для подстраховки переизложим. Что происходит? Сделав математические следствия из преобразования Лоренца, должны мироустроенчески признавать различие характера у времени для тел, запускающееся приобретшестью ими некой скорости друг относительно друга (и заставляющее тела существовать при разных физических законах). Подчёркиваю: разный характер времени для тел - при одном сравнительно с другим, это не разная "скорость" времени для них. Когда тело - приобретше скорость к другому телу, время у него "более медленное, но то же самое" - сравнительно с временем того другого. Чем ясно: ежели время "то же самое", то и физические законы текут тем же самым манером, а вот ежели "другое" - то и отправляемость законов делает другою. То бишь разная скорость времени - при означенных телах как инерциальных системах отсчёта - не нарушает принципа относительности, тогда как под разницей характера времени для тел - имеется в виду именно что-то нарушающее. И эта роль инкриминируется пространственной скособочиваемости времени у движущихся тел (сравнительно с эталонным покоящимся телом). Такая скособочиваемость как то, из-за чего физ. теория вроде требует находить время анизотропным. А значит, противоречащим принципу относительности: заполучая скособоченность, другая (ну, не наша) и.с.о. начинает существовать фактически при иных, чем у нас, физических законах. Так что же верно - преобразование Лоренца, следствием из коего выступает временн'aя скособочиваемость, или принцип относительности? Такая вот, на первый взгляд, дилемма.
Как же спасти совместное существование принципа относительности и преобразования Лоренца? Не пожертвовать, то есть, одним из них в пользу другого? Я оставлял этой вопрос читателям. Но могу сделать кое-какие наметки. Принцип относительности и преобразование Лоренца - примерно равные по представительности вещи. Так что вряд ли возможно отвлечённо решить, чем из них пожертвовать "в силу большей теоретической значимости другого". Ликвидировать же их противопоставленность, перестав считать, что образуемость происходящими событиями для кого-то одновременности есть реализуемость некоего физического закона или законов, а не нечто просто так, значит попрать общие логические законы, как нам кажется. То есть - тоже не выход! Так что же тогда? А то, что доказывать возникаемость несинхронности часов для наблюдателей из движущейся относительно нас инерциальной системы отсчёта (имеются в виду синхронные для нас часы с идеальным ходом, неподвижные к нам как тоже инерциальной системе отсчёта, и расположенные в пространственно разнесённых точках), это всё равно, что доказывать неуменьшившесть для них, тех наблюдателей, измерительных линеек в той их системе отсчёта (вместе с уменьшением размеров всего в ней - по направлению её относительно нас хода). Намёк ясен? Для нас размеры предметов, неподвижных в той системе отсчёта, сокращаются - по линии, соединяющей её с нами как системой отсчёта, но для наблюдателей из той системы остаются неизменны - из-за точно такой же сокращаемости их измерительных линеек, когда они прикладывают их вдоль той - соединяющей наши системы - линии. Так и с вопросом одновременности событий: для н'aс наблюдатели из той системы одновременности пространственно разнесённых событий не имеют - тех, которые мы находим одновременными, но для себя - нисколько не лишены её. Сказать иначе, одновременные для нас события с нашей точки зрения выступают неодновременными у наблюдателей из той системы отсчёта, но с их точки зрения они сохраняются одновременными. Сохраняются просто в силу того, что их "временн'aя линейка", тех наблюдателей, кособочится вместе со скособочиваемостью их - относительно нас - времени.
Так что же, мы как наблюдатели, составляющие неподвижную - к паре разнесённых часов - систему отсчёта, иллюзируем по поводу наблюдателей, составляющих подвижную к тем часам систему отсчёта? Коль одновременность для них чего-то - у нас выступает неодновременной их имеемостью того чего-то! Иллюзируем? Не должно бы, всё-таки преобразование Лоренца, из коего такое вытекает, не "от столба" взятая штука! На вопрос, кто из нас-наблюдателей прав, ответ, похоже, тот, что в равной степени правы обе стороны: те чухарики правы по-своему, мы - по-своему. У каждого своя правда, как принято о подобных вещах выражаться в народе!
Вообще мир – система отсчёта для всего одна, а тем, значит, он система отсчёта абсолютная. Или скажем так: мир в целом – система отсчёта самая общая, а оттого единственная, что в свою очередь означает – абсолютная. Вот как обстоят дела, и мы ничего не можем с этим поделать! Ведь за систему отсчёта можно брать что угодно – определение её как понятия подразумевает это, – так почему тогда, среди прочего, не взять мир в целом, а как только взял, так проваливаешься в абсолютность отношения, и становится – раз и навсегда – бессмысленно говорить ещё о чём-либо. Ну, в смысле, ещё о каком-либо отношении. Относиться к чему бы то ни было как-либо ещё – выглядит имеющим смысл лишь в выступании вспомогательностью… Итак, мир – система отсчёта для всего одна, и из действующих в ней физических закономерностей нам просто открывается ещё та, что у входящих в систему
Итак, возможность правильности двух разных мнений на одно и то же – вот что фактически являет нам (в качестве свойства мира) сопряжение преобразования Лоренца с принципом относительности. Такая возможность – как одна из тех физ. закономерностей, что проистекают от абсолютности у мира как системы отсчёта.
И теперь понятно, почему легко опроверглись доказательные рассуждения СТО, по которым часовые механизмы, разнесённые в пространстве и неподвижные друг к другу, не соответствуют эйнштейнову критерию синхронности для наблюдателя, имеющего какую-либо относительную к ним скорость, если соответствовали, когда он относительно их находился в покое. (Эти доказательные рассуждения замешаны на логике, однотипной с той, по которой - в примере Савельева - перронный дежурный должен находить неодновр'eменною достигаемость светом торцевых стенок вагона. А ложность логики из этого примера мы подробно разобрали.) Доказующих тогда в утешенье отсылали к более совершенному, нежели эйнштейновский, критерию синхронности часовых механизмов, по которому, быть может, последние синхронность таки действительно теряют – для начавшего двигаться относительно них наблюдателя. Теперь же стало ещё и ясно, что более совершенный критерий нет нужды разрабатывать: и по нему выйдет, что не теряют. Потому что и не должны терять, тем утверждая открывшуюся нам природную закономерность о двойной правде, одна из которых (в лице синхронности таки часов) – правда того движущегося относительно них наблюдателя, а другая (в лице несинхронности тех часов для того наблюдателя) – наша правда, как остающихся неподвижными к тем часам (ну, к той паре часовых механизмов).
В общем, говорить надо не об относительности одновременности, а лишь об относительности точек зрения на одновременность! Пусть я и вы встречаемся, находим два разнесённых часовых механизма, неподвижных друг к другу и к нам, и синхронизируем их, не забыв заодно сверить. А затем вы приобретаете некую постоянную к тем механизмам скорость, я же остаюсь неподвижным к ним. Показ одним из них двенадцати часов на своём циферблате – некое событие, показ же двенадцати часов на своём циферблате другим часовым механизмом – соответственно другое событие. И вот далее! Для вас – на вашей скорости – часовые механизмы остаются синхронны, а потому и два означенных события – одновременны. И то же самое – для меня, оставшегося неподвижным к тем механизмам. Однако вы являетесь мне тем, для кого часовые механизмы потеряли синхронность, а вам тем же образом являюсь я, соответственно с моей точки зрения – для вас два обозначенных события неодновременны, а с вашей точки зрения те два события неодновременны для меня. И волки сыты, и овцы целы: пробно взятые события одновременны и для меня, и для вас, что есть "целость овец", но это той ценой, что с моей точки зрения на одновременность – она – взятыми событиями – утеряна для вас, а с вашей точки зренья на неё – она теми событиями утеряна для меня.
Так что если налицо неодновременность двух пробных пространственноразнесённых событий лишь для одного из двух - движущихся относительно друг друга - наблюдателей, то это попросту означает иллюзию у одного из тех наблюдателей. В'oт что представляется необходимым заявить! Те события либо одновременны, либо неодновременны, а кто-то из их наблюдателей - иллюзирует. Из-за несовершенства агента, посредством которого судит об одновременности тех событий, ну и из-за несовершенства своей ощущенческой сферы, неспособной прийти в контакт с более совершенным агентом. Вот что мы вынуждены заявить.
Да, камень преткновения именно в этом: вообще испытываемости человеком зрительных - на базе света - иллюзий, вместе с восприятийными иллюзиями прочих родов, помноженных на неумение обходить их силой разума. И иллюзии одновременности чего-то (или неодновременности) проходят полноправным членом этой когорты иллюзивностей. То есть что? Ежели тебе нечто явилось в мире, сначала хорошенько осмотрись - а не иллюзия ли это. На мой взгляд, эйнштейнианцы - своим пониманием физики мира - чётко являют недостаток психоэнергетики: в позициях разных своих скоростей осмотрелись как раз недостаточно - на предмет одновременности всяческих касательно них происходящестей. Откуда и пошла абсолютизация относительности одновременности - как наведение теоретизационного фантома. Недоучли, что в лице одновременности - как постоянно касающегося людей физического явления!
– имеют дело с проявляемостью достаточно фундаментального свойства природы (а лучше сказать - бытия), чтобы с ним, свойством таким, упрощённо не обращаться. Ну, сметь судить о его природе и характере на основании неглубинного ощущенческо-ментального раскопа.
Той "недостаточной осмотревшести" эйнштейнианцев зело способствовала их - неявная самим себе - абсолютизация света. А меж тем, чт'o такое свет в нашей жизни? Хоть и главный, но лишь посредник, а не бог! И, получается, негодный посредник - в случае зрительной неодновременности чего-то для кого-то, наличной при зрительной одновременности того чего-то для кого-то другого, при условии равной ощущенческой старательности и силы у тех лиц. Плюс, получается, злостно-негодный посредник - ежели изъян его посредничества, приводящий к такому, столь тонок, что то из двух лиц, которое как раз иллюзирует, не способно выстроить убеждающую рассудительную скомпенсированность той своей иллюзируемости (ну, своей неадекватной зрительной ощущенческости). И, наконец, посредник он двойной злостности, если человечество - как арбитр при тех двух лицах - не находит изъянов в таких некомпенсирующих оценках второго лица, фактически то лицо утверждающих (а за ним, теперь получается, и нас!) в зрительной иллюзивности.