Ремесло древней Руси
Шрифт:
Клиновидное зубильце гнездовского кургана могло служить для отрубания кусочков проволоки, а гвоздеобразное зубильце с острым концом — для пробивания отверстий в концах колечек. Железное шило служило, очевидно, для прочистки и выравнивания отверстий. Связка заготовленных колец была одинаково готова и к сварке, и к склепыванию. Погребение гнездовского кольчужного мастера X в. проливает некоторый свет на вопрос о происхождении кольчуг. Западная Европа не знала кольчуг вплоть до крестовых походов, когда арабы показали рыцарям преимущества легкого и эластичного доспеха. Варяжские отряды применяли кожаные доспехи с нашивками на них и также не были знакомы с кольчугами, так что в этом вопросе норманисты не могли приписать ознакомление славян с кольчугами варягам. Известные в южнорусских степях еще в сарматское время кольчуги были надолго забыты и появляются вновь лишь в VII–VIII вв. вместе с иранской формой шлема, иранскими стременами и «постсасанидским» стилем в прикладном искусстве.
Древнейшей датированной кольчугой этого периода, найденной с монетами VIII в., является кольчуга из погребения на р. Осколе [509] .
В
509
ИАК, СПб., 1902, вып. 2, стр. 89. Находка 1869 г.
По вопросу о происхождении русских кольчуг всегда высказывалось мнение о получении их или от кочевников, или из стран Востока. Между тем, арабские авторы, говоря о славянах, отмечают у них наличие кольчуг, но не упоминают о ввозе их извне, что они не преминули бы сделать, если бы кольчуги ввозились из Халифата.
Одиноко стоял летописный рассказ о примирении воеводы Претича с печенежским ханом. «И въдаст печенежский князь Претичу конь, саблю, стрелы, он же дасть ему броне, щит, меч». Здесь броня-кольчуга фигурирует в качестве русского дара степняку, а не наоборот, как следовало бы ожидать, если допустить, что Русь получала кольчуги от своих кочевых соседей. Смоленский бронник из раскопок Сергеева очень хорошо объясняет нам, почему именно русский воевода дарил кольчугу печенежину. Обилие же кольчуг в дружинных курганах свидетельствует о том, что этот бронник был не одинок и что в других русских городах усиленно работали кольчужные мастера.
Судьбу кольчуг в археологической литературе разделяли и шлемы, также объявленные кочевническими (варяжские шлемы слишком резко отличались своей конической формой) [510] .
Подмеченное еще Д.Я. Самоквасовым сходство шлемов из Черной Могилы и Гульбища с иранскими и ассирийскими получило в дальнейшем неправильное толкование. Наличие у степных кочевников таких же по форме шлемов считалось вполне достаточным аргументом в пользу признания всех шлемов из русских курганов кочевническими. Не вдаваясь в анализ материала, с равным правом можно было бы объявить все шлемы степняков русскими изделиями. На самом же деле все три группы шлемов — иранская, половецкая и русская имеют свои отличия (рис. 47).
510
Э.Э. Ленц. Предметы вооружения и конского убора, найденные близ села Демьяновки. — ИАК, СПб., 1902, вып. 2, рис. 11, на стр. 89.
Рис. 47. Русские шлемы.
1 — Восточный шлем VIII в. р. Оскол; 2 — Чернигов, курган «Гульбище» (IX в.); 3 — Смоленск, курган «Гнездово» (IX–X вв.); 4 — Чернигов, курган «Черная Могила» (сер. X в.); 5 — д. Таганча на р. Роси (курган XII в.).
Примером ранних привозных шлемов может служить неоднократно упоминавшийся шлем с р. Оскола, изданный Э.Э. Ленцем [511] . Шлем имеет характерную полусферическую форму с плавно оттянутым вверх концом. Тулья склепана из четырех пластин медными заклепками. Спереди имеется стрелка для защиты носа и выкружки над глазами. Кольчужная бармица, закрывающая шею воина, прикреплялась посредством сложной системы прямоугольных петель и продеваемого в них особого прута. В ранних русских шлемах (Гульбище — конец IX в., в Гнездове — Большой курган — конец IX в.) мы наблюдаем полную преемственность общей формы шлема, но и отличия в деталях. Шлем из Гульбища склепан железными заклепками, не имеет выкружек для глаз и стрелки для защиты носа. Отсутствует сложное приспособление для прикрепления бармицы, которая была наглухо прикреплена к шлему. Все это говорит о некотором упрощении иранского образца, которое, очевидно, произошло на русской почве. Гнездовский шлем также не имеет прута для бармицы. Особый характер накладных железных полос с кружевным узором, пробитым круглыми пуансонами, делает этот красивый шлем единственным в своем роде и не позволяет сравнивать его с восточными образцами, где подобная орнаментация неизвестна. Высокое развитие кузнечного дела в Смоленске, известное нам по ряду других изделий, могло обеспечить изготовление таких шлемов, где требования прочности сочетались с изяществом. В техническом отношении изготовление шлемов не могло затруднить русских кузнецов, так как умение склепывать пластины они обнаружили хотя бы на очажных котлах.
511
Рисунки (реконструкции)
Шлем из Черной Могилы имеет также свои особенности, не позволяющие зачислять его в разряд кочевнических или иранских: по бокам у него есть два конических отрога, укрепленные на ромбических пластинках. Навершие шлема имеет втулку для прикрепления султана из перьев. Черниговский шлем является первым известным нам русским «золотым шлемом», воспетым впоследствии в поэтических строках «Слова о полку Игореве», летописи и былин: по железной тулье шлема набит медный лист, покрытый позолотой [512] .
512
Аналогичный шлем XII–XIII вв. с такой же позолоченной медной обивкой найден в Райковецком городище.
Прямым продолжением традиций IX–X вв. и прекрасным образцом русского оружейного и ювелирного дела XIII в. является известный шлем Ярослава (Федора) Всеволодича, брошенный им на поле Липецкой битвы 1216 г. (рис. 48).
Рис 48. Шлем кн. Ярослава Всеволодича.
Традиция сказалась в общей форме шлема, но в техническом отношении он сильно отличается от упомянутых выше шлемов IX–X вв. Весь корпус его выкован из одного куска, а не склепан из отдельных пластин. Это делало шлем значительно более легким, не уменьшая в то же время его прочности. Но от мастера-оружейника требовалось значительно больше умения.
Шлем был весь набит тонким серебряным листом, поверх которого были наложены чеканные серебряные накладки, описание которых найдет место в разделе ювелирного ремесла.
Образцами сочетания оружейной и ювелирной техники XII–XIII вв. являются стальные декоративные топорики, местом производства которых может быть следует считать Суздальскую Русь [513] . Из них особенно интересен легкий стальной топорик со звонком внутри полого обуха. На щеках обуха и на одной стороне лезвия изображена буква А, что и дало основание предполагать, что князь Андрей Боголюбский имел к нему какое-то отношение (рис. 49). Поверхность металла была покрыта насечками и на эти насечки (в горячем состоянии) было набито листовое серебро, поверх которого был нанесен орнамент гравировкой, позолотой и чернью. Детали орнамента находят себе аналогии в русских вещах XII в. Так, например, сюжет двух птиц, сидящих у дерева, хорошо известен по ряду изделий. Своеобразный меандр (на теле змея в инициале на лезвии) имеется на колтах из Тереховского клада, а городчатый орнамент лезвия известен по эмалям XII в. [514]
513
В.И. Сизов. Древний топорик. — АИ и З, 1897, стр. 145–162. Цветное воспроизведение; А.А. Спицын. Декоративные топорики. — ЗОРСА, П., 1915, т. IX, рис. 2–5; В.А. Городцов. Симбирский древний топорик. — «Труды ГИМ», 1926, т. I.
514
А.С. Гущин. Памятники…, табл. XIV, рис. 1.
Рис. 49. Топорик Андрея Боголюбского.
Последний вопрос, который необходимо разобрать в связи с техникой кузнечного и оружейного дела, это вопрос о применении стали и о закалке стальных изделий.
Сталь является вариантом железа, содержащим известный процент углерода. Наивыгоднейшим оказывается наличие в стали 7–8 % углерода. Особенности стали, ее твердость, гибкость, легкая свариваемость и способность воспринимать закалку были хорошо известны еще римлянам. Возможно, что от латинского «acuale» происходит и славянское название стали — «оц?ль», «оц?лъ» [515] . Даже среди деревенских курганных топоров XI–XIII вв. удается обнаружить наваренное стальное лезвие. Наварка стали считается труднейшим делом во всей кузнечной работе [516] .
515
В древних памятниках сталь называется стойкой: «трьп?нный оц?л» (Срезневский).
516
В.Ф. Скуратов. Деревенская кузница, Л., 1927, стр. 16.
Железо и сталь имеют различную сварочную температуру; поэтому кузнец, подготовив изделие к сварке, внимательно следит за нагревом обоих кусков металла. Сталь должна находиться несколько дальше от жара, чем железо. Готовность железа к сварке определяется белым цветом и белыми искрами (1500–1600° С). Иногда «насталиванье» топора производится так: откованные части топора в месте соприкосновения покрываются рядом зазубрин, затем железо доводится до сварочного жара и вгоняется молотком в пазы стальной обоймы. Далее следует нагрев полусваренного предмета (сталь в менее жарком месте) и вторичная проковка.