Ремесло древней Руси
Шрифт:
Горн был расположен у ворот Белгородского детинца с внешней стороны крепостных стен. Горн, вместе с обжигавшейся в нем посудой, был вскрыт археологом в том виде, в каком за семь веков до этого он был брошен своим владельцем по причине какой-то катастрофы, постигшей город в XIII в. (нашествие Батыя?). Белгородский горн — единственный из всех известных науке сохранил полностью наиболее хрупкую верхнюю часть покрытия. Но белгородский гончар XIII в. не успел вынуть обожженные им горшки, и горн оставался замазанным почти семьсот лет.
По поводу белгородского горна крупный знаток русской керамики А.В. Филиппов писал, что «…обжигательная печь горизонтального типа с обратным пламенем отличается оригинальностью конструкции и интересна в технологическом и теплотехническом отношениях…» Ее «можно рассматривать как продукт развития античной технологии» [717] . И, действительно, белгородский горн по своей конструкции чрезвычайно близок к большой керамической печи, раскопанной в Керчи в 1929 г. и относящейся ко второй половине IV в. н. э. [718]
717
А.В.
718
В.Ф. Гайдукевич. Ук. соч., стр. 33. — Чертежи печи см. на рис. 9а. Печь горизонтального типа с топкой, расположенной сбоку; в центре — подпорный столб с каналами в нем. Различие опять-таки в размерах.
Длина горна — 3 м 25 см, ширина — 2 м, высота сохранившихся стенок — 80 см. В плане горн имел грушевидную форму. В центре его находилось плоское возвышение, повторявшее форму горна и имевшее поперечный дымоходный канал, соединявшийся с вертикальными отверстиями в середине выступа.
Пространство между выступом и стенками горна было заполнено обжигавшимися сосудами в количестве около 15 штук. В узкой части горна было устье топки. Горн, у которого перед началом обжига верх был уже разобран, заполняли высушенными горшками (заднюю часть горна). Затем замазывали глиной верх, клали в переднюю часть дрова, зажигали их, замазывали устье глиной и обжиг начинался. Система дымоходов была устроена так, что жар из передней части шел, огибая выступ и прогревая все горшки, после чего он попадал в поперечный канал, откуда был доступ к выходу вверх (см. чертеж). По окончании обжига разламывали глиняную обмазку верха и извлекали обожженные горшки.
В итоге намечается следующий список типов гончарных горнов:
1) Вщижский — двухъярусный без «козла» (встречен и в Райковецком городище);
2) Донецкий I — двухъярусный с «козлом» посредине топочного яруса (в Донецком городище — 4 горна, в Левобережном Цымлянском — 1);
3) Донецкий II — двухъярусный с кольцевым каналом;
4) Рязанский — одноярусный горизонтальный с кирпичным подом; конструкция прослежена недостаточно;
5) Белгородский — горизонтальный одноярусный с обратным пламенем, со сложной системой жаропроводов.
В этом списке горны расположены по восходящей степени их технического совершенства. Все пять типов можно объединить в две системы — «двухъярусную с прямым пламенем» и «горизонтальную с обратным» (более совершенную). По своему происхождению первую систему, распространенную в небольших русских городах можно связывать с устройством римских провинциальных горнов (гейдельбергского типа, а донецкий вариант — с фанагорийскими), а вторую, встреченную в более крупных городах, следует сближать с керченскими позднеримскими печами.
Обязательное применение горнов городскими мастерами повело к образованию термина «гърнъчаръ» гончар.
Способ загрузки горна удалось проследить только во Вщиже, несмотря на плохую сохранность горна [719] .
Вщижский горн был раздавлен в тот момент, когда обжиг посуды подходил уже к концу, но еще не был завершен [720] . Большая часть посуды обожжена добела, хорошо звенит, некоторые сосуды не прокалились насквозь и в середине излома дают серую полоску. Один большой горшок растрескался и покоробился еще в процессе обжига — у него разорвало венчик. Всего в горне оказалось 25 горшков, формованных на ручном гончарном кругу (закраины дна и подсыпка песка), с тонкими стенками и линейным орнаментом на плечиках. На тулове сосудов совершенно ясно выступают следы ленточной техники. Горшки сводятся к двум размерам: одни — маленькие, 18–20 см высоты, другие — большие, 30–35 см высоты. Различий в форме нет. Горшки имеют на дне клейма двух рисунков; в одном случае — три концентрических ромба, с точкой посредине (рис. 96), в другом — два концентрических круга, соединенных радиальными линиями. Обе группы занимали в горне обособленные места. Клейм второй группы было всего 5; в этой группе были только малые сосуды [721] .
719
В Белгороде из горна было извлечено 15 сосудов, залегавших как будто в задней, глубинной части печи. Едва ли эти 15 сосудов полностью занимали весь горн. Можно предположить, что часть горна около устья могла подвергнуться частичному расхищению еще в древности. Поэтому и сохранились лишь те сосуды, которые лежали за центральным подпорным столбом и были недоступны.
720
Разгром Вщижа, во время которого погибло и население (частично пытавшееся спастись в церкви) и множество ценностей, оказавшихся погребенными под слоем пожарища, я связываю с первым походом Батыя. От Селигера, по данным Рашид-ад-дина, «тьмы шли облавой», т. е. обычным для татар способом — двумя путями с местом встречи в заранее назначенном пункте. Сам Батый шел, как известно, на Козельск, двигаясь, по всей вероятности, по восточному краю Брынских лесов. Рашид-ад дин, рассказывая о длительной осаде Козельска, говорил, что город был взят только тогда, когда через 2 месяца подошли войска Кидана и Буры. (И. Березин. Известия о походе Батыя на Русь). Каким путем они шли от Селигера на Козельск? Житие Меркурия Смоленского указывает один промежуточный пункт между Селигером и Козельском, говоря, что татары прошли в 30 поприщах от Смоленска. Если они были близ Смоленска, то дальнейший их путь мог идти только по западной опушке непроходимых для конницы Брынских лесов, т. е. по Десне, через Вщиж, Брянск и далее на Карачев и Козельск. Если эти соображения верны, то вщижский горн получает точную дату — весна 1238 г., а его разрушение очень легко связать с осадой города, так как горн стоял у самой крепостной стены.
721
Ниже, в разделе, посвященном организации городского ремесла, мне придется вернуться к этим двум группам клейм в одном горне. По всей вероятности, здесь перед нами — сябринное владение горном, хорошо известное этнографии.
Рис. 96. Клеймо горшка из вщижского горна.
При расчистке горна обращало внимание постоянное нахождение днищ одного сосуда в другом, причем все горшки лежали днищами вверх. При склейке сосудов оказалось, что диаметры венчиков не позволяли ставить один горшок внутрь другого. Остается предположить, что горшки при обжиге ставились вверх дном и один на другой. Только при такой расстановке в два яруса и могли разместиться 25 горшков на площади горна. Нижний ряд горшков ставился не непосредственно на черень, а на специальные глиняные подставки, имевшие вид плоских палочек с загнутыми концами. Для каждого горшка требовалось не менее трех таких подставок. Верхний ряд надевался на нижний, вероятно, также с какими-нибудь прокладками, но проследить это при раскопках не удалось [722] . Ассортимент городских гончарных изделий был несравненно богаче, чем деревенских. Особенным разнообразием форм отличается керамика городов Среднего Приднепровья (рис. 97).
722
Обжиг сосудов горлом вниз, а дном вверх практиковался и римскими гончарами. — В.Ф. Гайдукевич. Ук. соч., стр. 83.
Рис. 97. Типы гончарных изделий XI–XIII вв.
Мы встречаем здесь:
1. Горшки обычные (разных размеров)
2. Горшки с ушком
3. Горшки и миски со специальными плотными крышками
4. Крынки (КРИНЪ)
5. Кувшины широкогорлые с одной или двумя ручками (КНЕЯ, КОМЪРОГЪ, ВРЪЧЬ)
6. Глиняные жбаны Ч(ЬБАНЪ)
7. Миски («МИСА», «ПЛОСКЫ»)
8. Миски с ручкой
9. Блюда «опаница»
10. Ковши (ЧЬРПАЛО), очень близкие к скифским.
11. Глиняные дорожные фонари оригинальной конструкции в виде кувшина с ручкой и глухим верхом; сбоку два отверстия: одно для свечи, другое для тяги.
12. Светильники с двумя ярусами плоских чаш (этот тип сохранился на Украине и поныне под названием «каганец»).
13. Глиняные рукомои-акваманилы.
14. Амфоры так называемого «киевского типа», близкие к салтовским и византийским. В Киеве назывались корчагами (КЪРЧАГА).
15. Небольшие сосуды с двумя ушками, подражающие корчагам. К ним применим древний термин — КЪРЧАЖЕЦЪ.
16. Голосники для зданий.
Особым разделом керамического искусства было производство игрушек. В Донецком городище обнаружена мастерская, в которой изготовлялись различные глиняные фигурки (бык, медведь, собака, птица, кошка, человек) [723] .
Мастерская поливных глиняных игрушек была открыта А.В. Арциховским в Новгороде. Очень интересный набор глиняных фигурок дала территория Киева. В разных местах — ив старом городе и на Подоле — в слоях X–XII вв. найдены различные глиняные фигурки. Среди них можно встретить и птицу, и коня, и кентавра, но наиболее частым было изображение женщины в причудливом головном уборе, в широкой одежде с ребенком на руках [724] .
723
О. Федоровський. Ук. соч., стр. 7 и 8.
724
Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. V, табл. XXXVIII; Л.А. Динцес. Русская глиняная игрушка, М., 1936. — Динцес убедительно доказывает связь киевских игрушек с изображениями великой богини, богини-матери скифского мира. Прослеживается даже преемственность одежды и головного убора. К сожалению, в нашем распоряжении нет данных для определения того смысла, который вкладывали в них киевляне X–XII вв. Были ли эти фигурки простыми игрушками или священными изображениями богини? К сожалению, Л.А. Динцес не коснулся этого вопроса. В отношении коньков, птиц, свистулек, сделанных крайне примитивно и прочно, можно допустить, что они были предназначены для игры. Но фигуры матери с ребенком сделаны очень тщательно и в то же время хрупко: колоколовидная юбка, раскрашенная сверху красными полосами, внутри полая. Если такую игрушку дать ребенку, то тонкая глина была бы быстро раздавлена.
Кроме того, обращает на себя внимание тот факт, что у этих фигурок наверху сохранялись ушки для подвешивания, а это уже сближает их с глубокой архаикой трипольской культуры, где фигурки подвешивающихся у входа женщин-богинь были обязательной принадлежностью каждого дома. Кстати и район распространения киевских фигурок целиком умещается в области трипольской культуры (Киев, Канев, Киевщина).
Думаю, что в X–XII вв. население Киева еще настолько прочно было привязано к своей тысячелетней земледельческой религии, к своим Родам и Рожаницам (тщетно бичуемым христианскими проповедниками), что в фигурах женщины с младенцем мы должны видеть именно богиню, ее священное изображение, а не детскую забаву.
В пользу ритуального назначения фигурок женщины можно сослаться на то, что в детских погребениях встречаются самые различные игрушки и свистульки, но женская фигурка не найдена ни разу.