Рене по прозвищу Резвый
Шрифт:
Слава богу, второй его пациент умирать не спешил. Горел и бредил, но было видно, что он еще поборется. Так что Рене с чистой совестью оставил его утром на одного из пиратов, чья физиономия показалась ему наиболее надежной, и отключился прямо там, где стоял.
Разбудили его только после полудня. Маленький юнга по прозвищу Малек осторожно тронул его за плечо.
— Эй, слышь, вставай!
Рене с трудом продрал глаза.
— Чего?
— Я тебе тут пожрать принес! — Он поставил рядом с Рене тарелку с каким-то
— Спасибо. — Рене сел, озираясь.
Оказывается, он заснул прямо на полу в трюме, рядом с подвесной койкой, в которой лежал тяжелый больной. После вчерашнего тело было как не свое. Рене встал, заглянул в койку, почти ожидая, что и этот бедолага тоже на ладан дышит. Слава богу, это было не так. Раненый просто спал, разбросав во сне руки и сбив повязки.
Рене снова сел, прижавшись спиной к стене, осторожно взял тарелку и попытался помешать горячее, исходящее паром содержимое торчащей из него ложкой. Варево было густым, как каша, но пахло неплохо. Впрочем, вопросы его съедобности сейчас волновали Рене в последнюю очередь. Как только нос унюхал запах еды, желудок ответил голодным спазмом, сопровождаемым недовольным урчанием.
— Держи сухари! — повторил Малек. — Я принесу воды!
Рене взял сухари. Огляделся. Положить их было некуда. Подумав, Рене сунул их за пазуху, здраво рассудив, что, несмотря на то, что в последний раз он мылся еще в поместье месье Тульона, его живот все равно самое чистое место в этом трюме, и принялся за еду. Немного погодя вернулся Малек, забрал у него пустую тарелку и протянул кружку с водой. Рене выпил и почувствовал себя намного лучше.
— Там это, — беря из рук Рене пустую кружку, Малек кивнул в сторону выхода, — все собрались добычу делить. Тебя ждут.
— Что?
— То! — передразнил его удивление юнга. — Вставай, пошли!
Рене поднялся и пошел следом за Мальком, недоумевая, какого… от него всем понадобилось.
На палубе действительно собралась вся команда, даже раненые пришли все, за исключением разве что спящего в трюме бедолаги. Хвост, которого Рене тоже вчера заштопал и который утратил большую часть своего нахальства, сидел, скрючившись и прислонившись к борту. Сиплый с палкой в руке восседал, как король на троне, на бочонке из-под рома. Капитан важно расхаживал возле разложенной посреди палубы добычи.
Когда Рене подошел к пиратам, Сиплый, кряхтя, поднялся, опираясь на самодельный костыль.
— Иди-ка сюда, сынок, — подозвал он своего спасителя. — Если никто не возражает, господа, то я начну, а то долго стоять мне сейчас трудновато. Так вот, — когда Рене подошел, он демонстративно опустил руку на его плечо, — я хотел сказать следующее. Если кто-нибудь еще назовет этого парня сопляком, я лично его убью. Всем понятно? — Он обвел взглядом пиратскую братию, которая шушукалась и пересмеивалась, но обзывать Рене позорной кличкой не торопилась. Сиплый обернулся к Рене. — Тебя как зовут, сынок?
— Рене, — отчего-то смутившись, ответил тот.
— Отлично. Значит, будешь Рене Резвым, Господа, я предлагаю принять Рене Резвого в нашу команду и отныне считать его настоящим пиратом!
Ответом ему был одобрительный гул. Сиплый от избытка чувств стиснул плечо крестника, как клешнями, но Рене не обиделся. Он и сам был растроган. И прозвище ему Сиплый придумал хоть и не самое изящное, но вполне верное. Особенно если вспомнить, сколько раз он в последнее время резво откуда-то убегал…
— Рене, сынок, — снова обратился к нему Сиплый, — я за тебя теперь и так жизнь отдам, но хочу тебе предложить кое-что побольше своей дружбы. Я предлагаю тебе стать моим матлотом. — Рене открыл рот, чтобы сказать, что он не знает, что это такое, но Сиплый уже начал громко и торжественно объяснять, хотя, кроме Рене, все прекрасно это знали: — Матлот — это больше, чем друг, и ближе, чем брат. Это тот, кто позаботится о тебе при любом, даже самом поганом раскладе. Это тот, с кем еда, одежда и даже добыча будет одна на двоих. Ты согласен?
Конечно, Рене кивнул, разве он мог отказаться?
— Сиплый, а почему это именно ты собираешься взять Резвого матлотом? — вдруг нахально встрял скрючившийся у борта Хвост. — Он мне, между прочим, тоже жизнь вчера спас. Может, я тоже захочу, чтобы он дрых на моей койке, пока я стою на вахте!
Народ на палубе рассмеялся, предвкушая забаву.
— Ты ему вчера морду бил, — сквозь зубы ответил Сиплый совершенно серьезно, — он теперь с тобой у одного борта гадить не пристроится, не то чтобы лечь на твою вонючую койку.
— Чего это она вонючая, и совсем не вонючая. А жизнь мне Резвый спас уже после того, как я ему морду набил, значит, не очень-то он на меня обиделся!
Пираты рассмеялись еще громче. Шея Сиплого, оскорбленного в лучших чувствах, начала медленно багроветь.
— Я тебе сейчас кишки выпущу!
На что Хвост громко расхохотался.
— Да, хороши же мы с тобой будем, если начнем драться. Два калеки, один хромой, второй кривой… Обхохочешься!
— Я тебе щас так обхохочусь, акулья отрыжка, что век жалеть будешь!
Сиплый сжал костыль и сделал движение к борту. Рене, еще недавно с таким трудом заштопавший обоих, совсем не хотел, чтобы они снова покалечили друг друга.
— Это шутка, Сиплый! — схватил он за рукав своего новоиспеченного матлота. — Хвост так шутит!
К его удивлению, злость с Сиплого как рукой сняло.
— А, шутка… Ну тогда ладно. Тогда заткнись, Хвост, и давайте приступим к делу! Прости, капитан, что влез поперед тебя, сам понимаешь, такое дело!
Капитан вышел на середину палубы и встал в центре пиратского круга.