Рене по прозвищу Резвый
Шрифт:
— Ага, значит, как послушать человека, так «Хвост заткнись», а как грязную работу делать, так Хвост — вперед? Почему я?
— А кто — я? Да меня они и слушать не будут!
— А Жиль? Он же врач, образованный, шляется по всему кораблю, никто ему не указ. Пускай он!
— Я и так поговорю с кем смогу, — брезгливо поморщился Жиль. — Те, кого я спас от смерти, наверняка выслушают и не донесут, а остальные… Сам понимаешь.
— Ладно, — нехотя согласился Хвост. — Воду замутить, конечно, можно, а там посмотрим. Но про камушки пока молчок, ясно? Эх, времени у нас маловато…
Но все пошло гораздо быстрее, чем предполагал Хвост. Как и для любой революции, нужна была только искра, чтобы вспыхнуло пламя. Уже на следующую ночь выдался хороший повод для того, чтобы начать мутить воду, — день рождения одного из пиратов, Сержа Топора, которое тот решил отметить с размахом. Разумеется, приглашены были не все сто с лишним человек, находящиеся на борту, а только самые авторитетные и уважаемые пираты, к числу которых относился и сам Топор. Человек пятнадцать, не больше. Мелочь же вроде Рене и юнги Шныря, а также чужаки вроде Жиля или обычных нанятых матросов могли спокойно спать в своих кроватках.
Жратвы, правда, для хорошей гулянки было мало, рома, к которому привыкли пираты, еще меньше, но вина из запасов самого Аламеды Каракатица милостиво разрешил взять столько, сколько именинник сочтет нужным. Сам капитан на праздник прийти отказался и вел себя при выдаче вина как высокородный дворянин, награждающий вассала за верную службу. За что и поплатился. Эту милость Хвост, который тоже был приглашен, первой поставил ему в вину, прощупывая почву, когда вся компания дошла до нужной кондиции. И, как оказалось, был совершенно прав. Не многим пиратам понравилось быть на правах бедных родственников, которым богатый дядя жалует выпивку со своего стола. Разве они не сами взяли ее в честном бою? Разве они не имели на нее таких же прав, как и Каракатица?
Дальше — больше. Капитану припомнили все его прегрешения и в том числе мелкие нарушения пиратского кодекса чести. Момент был слишком хорош, чтобы его упускать, и Хвост решился. Рассказ о камнях взорвал ситуацию. Пираты расшумелись и потребовали немедленно привести к ним Резвого, дабы из первых уст узнать о вопиющем нарушении самого незыблемого из пиратских правил. Хвост хотел было их успокоить, да куда там! Ему оставалось только следить, чтобы никто незаметно не выскользнул из каюты, чтобы предупредить капитана. Впрочем, остальные пираты были тоже не дураки, и, несмотря на то, что все были сильно навеселе, вокруг смотрели зорко.
Рене пришел злой, как собака. Он готов был прибить Хвоста за длинный язык. Ведь договаривались же пока про камни молчать.
Как только он переступил порог кубрика, где пираты отмечали именины, как дверь за ним сразу захлопнулась, и Серж Топор, скаля крупные желтые зубы, ласково попросил:
— Ну, сынок, рассказывай, что ты там нарыл про нашего капитана!
Наверное, таким тоном он обратился бы к щенку, чтобы вызвать у того доверие. Рене разозлился еще больше. Щенком ему быть надоело.
— Я вам не сынок! — отрезал он. — А про вашего капитана расскажу только после того, как все, кто здесь находится, поклянутся
— А не много ты на себя берешь, сынок? — прохрипел еще один старый и заслуженный пират по имени Грешник Марк.
— Сынком я был Сиплому! — раздельно проговорил Рене. — И это он учил меня тому, что пираты никогда не прощают тех, кто прячет добычу от своих. Каракатица нас обокрал. Я не собираюсь это терпеть. А вы?
Пираты загомонили, застучали по столам деревянными кружками.
— Тогда клянитесь! Здесь есть законники, которые знают, как это делается по всем правилам?
Серж Топот тяжело поднялся со своего места.
— Я знаю закон! — провозгласил он. — Парень дело говорит. Если среди нас есть те, кто в доле с Каракатицей, то пусть они скажут об этом сейчас. Признание в обмен на жизнь. Есть такие? — Серж обвел глазами притихших пиратов. Никто не пошевелился. — Ну что ж, если такой объявится после клятвы, то смерть его будет страшной! — предупредил он. По-прежнему никто не отозвался. — Ну что ж, тогда приступим.
Он взял со стола пустую кружку, плеснул в нее вина и достал из-за пояса нож. Быстрым движением надрезал ладонь и сжал ее над кружкой. В кружку быстрой струйкой потекла кровь. Когда ее набежало достаточно, он поднял кружку и произнес:
— Клянусь, что я не имею никакого отношения к воровству, которым замарал себя один из нас! Клянусь любой ценой восстановить справедливость!
Отпил немного и передал кружку следующему. Тот тоже достал нож и надрезал ладонь.
— Клянусь, что не имею никакого отношения к воровству, которым замарал себя один из нас! Клянусь…
К внимательно наблюдающему за процедурой Рене тихо подошел Хвост.
— Какого черта ты полез на рожон? Ты хоть понимаешь, что тебя могли прирезать?
— Плевать. — На скулах Рене заходили желваки. — Я не собираюсь проигрывать из-за какого-то страха! Клятва — это то, что нам нужно!
— Ну-ну, — с непонятным выражением проговорил Хвост и вернулся на свое место.
Процесс принесения клятвы занял довольно долгое время, и последнему кружку, в которой крови было уже намного больше, чем вина, поднесли Рене. Он без колебаний резанул ладонь.
— Клянусь, что я не имею никакого отношения к воровству, которым замарал себя один из нас! — Голос Рене прозвучал звонко, заполняя собой весь кубрик. — Клянусь любой ценой восстановить справедливость и отвести беду от нашей команды!
Он сделал глоток, подошел к столу, за которым сидел Серж, и поставил перед ним кружку.
— А теперь слушайте!
Рассказ Рене произвел на пиратов глубокое впечатление. То ли дело было в цене украденной добычи, то ли в том, что юный барон был искренне зол на капитана за бессмысленную гибель своего матлота и не скрывал этого, то ли в том, что до всех наконец-то дошло, как их подставили… В общем, возмущению не было предела. Пираты даже не потребовали привести Аламеду для подтверждения того, что им было рассказано. Просто похватали оружие и собрались всей толпой идти к капитану.