Рене по прозвищу Резвый
Шрифт:
Жиль почти постоянно был занят, но каждый вечер непременно находил время глянуть на раненое плечо Хвоста и ногу Сиплого. Рана Хвоста заживала хорошо. Она была не столько глубокой, сколько длинной, и он уже мог спокойно двигаться, не опасаясь, что она помешает ему в самый ответственный момент. С ногой Сиплого дело обстояло хуже. Ушиб воспалился и болел, заставляя того прыгать на одной ноге, заменяя вторую костылем. Рене беспокоился и уговаривал его не лезть в схватку, на что Сиплый гордо возражал, что скакать, как воробей, он во время абордажа не собирается, а в руках у него силы, слава богу, достаточно, чтобы замочить любого, кто окажется к нему ближе двух шагов. Но Рене видел, что ему не по себе. Да и Жиль, обычно не церемонящийся с больными, вел себя с Сиплым как-то странно. Рене надеялся, что тот в своей обычной манере строго-настрого запретит ему и думать об абордаже, но тот говорил о всяких пустяках, обходя молчанием больную ногу. Даже однажды попросил рассказать о шрамах, которых на теле Сиплого было великое множество, как будто это было так важно, что дальше некуда.
Сиплому, впрочем, идея понравилась, и он долго и во всех подробностях рассказывал, какая отметина по какой причине ему досталась.
— А это что? — спросил Рене, показывая пальцем на жуткий рваный шрам, который Сиплый почему-то обошел вниманием.
— А это так, — отмахнулся его матлот, — акула укусила.
— Какая акула? — удивился Рене.
— Обычная акула. Дело было возле Эль Каймано. Испанцы нас обстреляли целой эскадрой. Наш пинас пошел ко дну, многие погибли, а некоторые оказались в воде.
— Как ты? — жадно спросил Рене.
— Как я, — ухмыльнулся Сиплый. Рассказ явно доставлял ему огромное удовольствие. — Вокруг, ясное дело, трупы, кровь, у живых, само собой, раны. Эх, акулья братия и набежала попировать! Мне повезло, я на большой обломок успел забраться, прямо передо мной всплыл, сволочь. Только одна сука все-таки успела меня ухватить.
Хвост неожиданно расхохотался.
— Слушайте, хотите анекдот? Сиплый, не бей меня, это просто анекдот! Как-то молодой пират спрашивает старого морского волка: «А правда, что вас акула укусила?» Тот солидно так отвечает: «Правда, сынок!» Молодой опять спрашивает: «А куда она вас укусила?» — «А вот это неправда!»
Рене с Жилем покатились со смеху, а Сиплый мрачно посмотрел на Хвоста и сказал:
— Дурак ты, Хвост, и шутки у тебя дурацкие. Разве ж можно над этим смеяться? А если б тебя самого туда акула укусила? Тоже веселился б тогда?
Хвост возвел глаза к небу, Жиль покачал головой, а Рене посмотрел на Сиплого так, будто впервые увидел.
Над анекдотом никто больше не смеялся.
Да и вообще целый вечер почти не разговаривали. Быстро поужинали и улеглись спать.
А ночью разразился шторм. К счастью, непродолжительный, но оставивший после себя самые неприятные впечатления. Рене вымок, продрог и не свалился за борт только благодаря тому, что Сиплый вовремя ухватил его за штанину. Доля пирата, ранее казавшаяся молодому барону такой заманчивой, теперь словно решила показать ему и свои мрачные стороны. На палубе царили суета и паника, два пирата все-таки не удержались на палубе, и их смыло за борт, из-за чего остальные были злыми и недовольными. Только Каракатица выглядел полностью удовлетворенным и сочился радостью, как рождественский гусь — жиром. Рене про себя решил, что никогда не будет больше с ним связываться, даже если придется умирать с голоду.
Зато утро выдалось тихим и светлым. Шнява резво бежала по волнам, подгоняемая свежим ветром. Капитан стоял у левого борта и пялился на морскую даль через подзорную трубу.
Вдруг он резко взмахнул рукой, что-то — хрипло выкрикнул боцману, и тот пронзительно засвистел в свой свисток, собирая матросов.
— Поднять испанский флаг! Спустить паруса! Изобразить пробоину по левому борту и начать ее заделывать! — раздались команды. — Двадцать пять человек вахтенных на палубе, остальные в трюм! Что стоите, как бараны, кому было сказано, в трюм?!
Пираты сгрудились у лестницы, ведущей на нижнюю палубу. Рене и Хвост с обеих сторон подпирали Сиплого, заодно защищая его ногу от нечаянных ударов. Лестница была узкая, и по ней Сиплому пришлось спускаться одному. Рене заметил, как перекосилось его лицо, когда старому пирату пришлось наступать на больную ногу.
В трюме было не протолкнуться, но Хвост быстро нашел свободную койку, согнал с нее хозяев, и они с Рене усадили на нее Сиплого, чтоб не перенапрягся перед боем, раз уж ему вожжа попала непременно в нем участвовать.
С палубы слышались крики и беготня, по левому борту стучали молотки и визжали пилы. Так продолжалось около часа, а потом все затихло и застыло в напряженном ожидании.
Рене весь извелся от любопытства. Наверху явно что-то происходило. Что-то интересное, такое, чего он никогда не видел и теперь вряд ли уже увидит. Можно было, конечно, сбегать к лестнице, подсмотреть или подслушать, и он несколько раз порывался это сделать, но смотрел на сидящего в койке Сиплого и оставался на месте. Если скомандуют «на абордаж», кто ему поможет? Хвост один не справится. Да и захочет ли?
— Не дергайся, пацан, — наконец сжалился над ним Сиплый. — Хочешь знать, что творится наверху? Не бей копытами, я тебе щас расскажу. Как раз сейчас Каракатица изображает из себя невинную испанскую овечку, сильно пострадавшую от вчерашнего шторма. Паруса спущены, на борту якобы пробоина, на флагштоке — испанский флаг. Как ты думаешь, что сделает Аламеда, когда увидит, что его соотечественники попали в беду?
— Подойдет поближе и спросит, не нужна ли помощь, — быстро сказал Рене, недоумевая, как же это он раньше не догадался, что к чему.
— Молодец, соображаешь, — похвалил Сиплый. — А что будет дальше, знаешь?
— Наши пойдут на абордаж? — предположил он.
— Пойдут, — согласился Сиплый. — Только не так быстро. Сначала поговорят, Каракатица пожалуется на судьбу и предъявит испанский патент. В общем, усыпит бдительность. И когда с «Инфанты» спустят лестницы, чтобы переправить нам доски, парусину и что он там еще у них выпросит, тогда наш капитан скомандует «на абордаж», и придет наша очередь действовать. Как тебе такой расклад?
— Неплохо! — широко улыбнулся совершенно успокоенный Рене. План ему понравился, и он не видел никаких причин для того, чтобы он не был реализован.
— Только вот будет ли там золото, — добавил ложку дегтя в его радужное настроение Хвост. — А то может получиться так, что мы за здорово живешь на Аламеду полезем.
— Да ладно тебе ныть! — в сердцах прикрикнул Сиплый. — На крайний случай корабль возьмем, за него хорошую цену дадут. Да и выкуп за самого Аламеду и его офицеров, если что пойдет не так, тоже можно потребовать.