Репетиция Апокалипсиса

Козлов Сергей Сергеевич

— Господи! — крикнул Эньлай, взобрался на подоконник, но посчитал, что если сломает себе ноги, то не сможет помочь Серёже, спрыгнул обратно и помчался по коридору к выходу. «Успеть, успеть, успеть!..» — мысль-слово — вслух или в сознании — неважно. Затвор автомата передёрнул на ходу.

Но когда он выбежал во двор, там уже был Пантелей. Он и Серёжа гладили по голове огромного чёрного пса, который, скорее всего, был вожаком. Пёс поскуливал, как щенок, и радостно вертел хвостом.

— А ещё печенюшка есть? Я ему ещё дам.

— Есть, одна ещё. Другие тоже просить будут.

Ватные ноги Эньлая подкосились, и он буквально шлёпнулся на крыльцо.

— Господи, не углядела! — с воплем выскочила

на крыльцо Галина Петровна, а за ней и Даша.

Пантелей, Серёжа и два десятка собачьих голов с удивлением повернулись в их сторону.

— Баба Галя, собачек покормить надо, — сказал Серёжа. — У нас что-нибудь есть на кухне?

— Господи, Боже мой… — села рядом с Эньлаем Галина Петровна, держась за сердце.

— Надо их прогнать, — наконец-то пришёл в себя Эньлай, — они на людей напасть могут.

— На хороших — не нападут, — сказал Пантелей и потрепал за ушами вожака. — А покормить их действительно надо, всё ж таки твари Божии.

— Между прочим, собачье мясо вкусное, — заявил тот самый мужичок, что донимал Лю разговорами, свесившись из окна. — А вообще я читал в пророчествах, что из лесов придут дикие звери, чтобы пожирать трупы на улицах городов, и люди будут пожирать друг друга.

— Пожирать? — удивлённо переспросил Серёжа.

— Слышь! — крикнул, не поворачивая головы, Эньлай. — Окно закрой, пожалуйста, и больше не высовывайся!

— А я что… я ничего… я ж по делу… — мужичок, похоже, сообразил, что напугал ребёнка, и послушно закрыл окно.

Глядя, как Серёжа тискает посеревшую от грязи болонку, Эньлай с грустью вспомнил, что Ваня и Вася просили завести собаку. Сначала просили чау-чау, потом шарпея, потом золотистого ретривера. А он всё находил предлоги, чтобы отказать. «Если бы завёл собаку, где бы она сейчас была — с ними или со мной?» — озадачился Лю, но всё же пожалел, что собаку детям не разрешил.

— Что-то наши задерживаются, — сказал он вслух, но буквально через полминуты после его слов у ворот затормозил чёрный «лексус», из которого вышли Никонов, Макар и Тимур.

«Лексус» взвизгнул покрышками и рванул в сумерки. Олег, Макар и Тимур с интересом смотрели на собачье сборище.

— А нас с Анной чуть не сожрали, — подивился Олег.

— В древности христианских мучеников и святых травили дикими животными, но чаще всего голодные и разозлённые надсмотрщиками львы и тигры не трогали их, — прокомментировал Макар.

— Ты смотри, вон тот большой на кавказскую овчарку похож, только чёрный, — добавил от себя Тимур.

3

«Все мы пытались умнеть умом, а умнеть надо было сердцем. Беда нынешнего века именно в том, что люди утратили связь между сердцем и разумом. С другой стороны, некоторым уже и ума явно не хватало. Особенно руководителям. У них была такая хитрая отговорка: им некогда было читать, а если они и читали, то такие же глупые газеты и бульварные романы, а также инструкции, которые им писали такие же руководители. Круг замыкался. В одном из исламских пророчеств о конце времён, приписываемых пророку, говорится, что он ответил на вопрос, когда ожидать Конца Света, так: «Когда у руководства будут невежественные люди, среди людей будет предательство, подлость». Ох, сколько этого всего можно было насмотреться в так называемых администрациях муниципалитетов, регионов, да и в московских коридорах хватало. Один умный (действительно умный) чиновник, что приходил на кладбище помянуть мать и жену и всегда звал меня с собой, на мой вопрос о заметной деградации руководства ответил просто и доходчиво: «Сейчас время исполнительного идиотизма». И это было не только в России, но и в Европе.

О, в Старом Свете старались вычеркнуть из жизни христианство. До последнего слова. Из школьных словарей исчезало всё, что связано было с именем Спасителя или Церковью. Вычищали старательно, а за употребление этих слов или рассказов о Христе учителей наказывали штрафами и просто увольняли. В конце концов, в Швейцарии «ради тендерной справедливости» запретили к употреблению слова «отец» и «мать», заменив их словом среднего рода «родитель». Опыт Швейцарии тут же был рекомендован Советом Европы для всех стран. И кого они хотели вырастить? Кого хотели — того и вырастили. Пожирателей своих родителей…

Поэтому, когда я смотрел на детей из российской глубинки, на того же Серёжу, на ещё не повзрослевшую окончательно Дашу, которая любила свою удивительную бабушку, я испытывал даже не умиление, мне плакать хотелось. И я вспоминал, как народу пытались протолкнуть мысль о необходимости «чипизации» с младенчества — прямо в роддоме! Подспудно так, по всем законам рекламы… «Вы всегда будете знать, где ваш ребёнок», «Ваш ребёнок никогда не попадёт в трудную ситуацию», но некоторые рекламные ролики и плакаты проговаривались «Ваш ребёнок заплатит за себя сам». Для незнакомых с Писанием и Откровением Иоанна людей в этих словах не было ничего устрашающего. Потом кто-то из высокопоставленных чиновников предложил вшивать чипы без согласования с родителями, но это просочилось в прессу, и начался скандал… А ведь сам процесс походил на постановку печати. Приложили к руке и ко лбу прибор, он безболезненно выстрелил чипом под кожу — следующий! И не надо таскать с собой паспорта, наличные деньги или электронные кредитные карты. Извлеки чип — ион не будет работать. Умер организм — вместе с ним умирает чип, да ещё и успевает послать сигнал об этом. Всё продумано. Цивилизованно. Прогрессивно.

И никак у меня не вязались все эти страшные картины с тем, что я видел сейчас: два безгрешных (насколько это возможно) человечка — Пантелей и Серёжа — укротили стаю бездомных собак. Я уверен, попади этим бывшим домашним животным кто-то другой, они непременно разорвали бы его в клочья.

— Как ты ещё стоишь на ногах после такого количества алкоголя? — спросил меня Никонов.

— Долголетние тренировки, — что я ещё мог ответить. — Заодно получил идею…

— Идею?

— Ну да, — я покрутил в руках подаренную Садальским бутылку виски. — Мы в больнице, здесь есть спирт, в машинах есть бензин, значит, можно делать бутылки с зажигательной смесью. Вдруг пригодится?

— Неплохо, — оценил Никонов. — Особенно, если замыслят штурмовать на грузовиках.

— Не вздумай сказать Пантелею, что они предлагают его в обмен на всех остальных, — буркнул я.

— За кого ты меня принимаешь? — обиделся Олег. — Неужели я не понимаю, что он сразу пойдёт туда?

— Слушай, вот Алексей нормальный стал, добрый, да? А тот второй, может, зомби, да? — сделал вдруг предположение Тимур.

Пантелей подошёл с улыбкой к нам, и Никонов сразу поменял тему:

— Так ты доктор или кинолог?

— Да они хорошие, — оглянулся Пантелей на собак. — А что у вас там?

— Ничего… в смысле — ничего хорошего. Уходить надо отсюда. Здесь будет маленький Гитлер.

— Куда нам уходить? Столько лежачих больных.

— Значит, будем воевать.

— Не надо никого убивать, — опустил голову Пантелей.

— А если будут убивать нас? — повысил голос Тимур. — Надо было этого Леонида Яковлевича в машине кончить, остальные бы разбежались.

— Я думал об этом, — признался Никонов, — но я, в отличие от него, человек слова, а во-вторых, сомневаюсь, что вместо Гитлера не появится какой-нибудь Гиммлер — из заместителей. Как показывает практика — несвято место тоже пусто не бывает. Кроме того, у них появится мотивация убивать нас, даже оправдание.