Репетитор
Шрифт:
– А я чо? Я ничо! Другие вон чо и то ничо!
Сашка облегченно рассмеялась.
– Да ну тебя совсем! Вроде взрослый дядя, а иногда ведешь себя, как малолетка.
– Ладно, синьорита Казанова. Пей чай и ложись спать на диване в гостиной.
Сашка снова насторожилась.
– А ты где ляжешь?
Я хмыкнул.
– Если соскучишься по моему телу пряному – найдешь меня в спальне.
Девчонка возмущенно фыркнула и, исчезая за дверью гостиной, напоследок издевательски пропела:
– Спокойной ночи, папочка!
После ее ухода, я еще немного посидел на кухне, раздумывая над тем, как помочь Мишке. Потом, оставив мытье грязной посуды на завтра,
«Придется все же дать ей немного денег», – внезапно решил я, становясь под тугие, прохладные струи воды.
После душа я на всякий случай закрыл входную дверь на ключ и тихонько заглянул в гостиную. Просторная комната была залита лунным светом. Сашка крепко спала, повернувшись лицом к стене. Слышно было только тихое посапывание. Из-под легкого одеяльца трогательно торчали худые ноги. На большущем старом диване девчонка казалась маленьким обиженным ребенком. Я осторожно прикрыл одеялом ее голые пятки и отправился к себе; в спальне улегся, спрятал ключ под подушку и закрыл глаза. Перед тем, как уснуть, я еще успел подумать: «Вот свалилась на мою голову морока…»
3
Проснулся я от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Возле постели стояла Сашка. Девушка была полностью одета, умыта и причесана. Я взглянул на часы. Семь утра.
– Ты чего вскочила в такую рань? – недовольно пробурчал я. – Никакого покоя от тебя нет!
– Мне пора, – решительно заявила Сашка, отступая от кровати. – Отопри дверь.
– Куда ты так торопишься? – спросил я, поднимаясь. – Позавтракали бы вместе.
– Значит, есть куда, – нетерпеливо сверкнула глазищами девчонка. – Посуду я помыла. Завтрак в духовке. Все. Я пошла.
Больше не задавая вопросов, я открыл дверь. Сашка выскользнула на лестницу и, обернувшись на ходу, помахала мне тонкой рукой.
– Спасибо, Сергей, за гостеприимство. Пока-пока!
– На здоровье, – сухо ответил я, закрывая дверь.
Послушав, как цокот Сашкиных каблуков затих внизу, я вернулся в спальню. Спать больше не хотелось. Умывшись и сделав свой обязательный утренний комплекс упражнений, я поплелся на кухню. Там царил непривычный порядок. Моя гостья поработала на славу. Тарелки, сверкая белизной, выстроились на полках ровными рядами. Вилки и ложки были аккуратно разложены отдельно друг от друга. Кухонный стол вымыт и насухо вытерт.
Я достал из духовки омлет, налил кофе и принялся за еду. Китайский философ Ле Юйкоу в трактате «Ле-цзы» когда-то сказал: «Начинаю с воспитания привычек и взращиваю характер, а, в конечном счете, получаю судьбу». Воспитанием моих привычек и взращиванием характера занимались не родители, а дедушка Исай. Его настоящее имя было Исао Такэда. Во время войны он, японский офицер, попал в плен и на одной из уральских строек познакомился с моим отцом, который отбывал там трудовую повинность. Один Бог знает, каким образом смогли подружиться поволжский немец и пленный японец. Однако они не только подружились, но, благодаря этой дружбе, после войны Исао остался в России и женился на сестре моего отца Марии. Когда Мария умерла от туберкулеза, старый японец поселился у нас и превратился в дедушку Исая.
Такэда происходил из старинного самурайского рода и владел всеми секретами семейной школы дзю-дзюцу «Черный Леопард». Так как детей у него не было, Исао принял решение передать свои знания ближайшему родственнику. Этим родственником оказался я. Для порядка старик спросил разрешение
«Одиночество самурая подобно одиночеству тигра в бамбуковых зарослях, – снова и снова повторял мне старик. – Чтобы не стать изгоем, чужим для всех, ты должен быть невидимым».
И я старательно соблюдал принцип неразглашения полученных знаний – монгай фусюсу (невынос за ворота). Воспитание, полученное от старого Исао, и заложило основу моей судьбы. Еще учась в университете, я, благодаря знанию немецкого и японского языков и отличному физическому развитию, был приглашен на работу в, так называемые, компетентные органы. После прохождения спецподготовки, мне пришлось принять участие во многих операциях наших секретных служб в различных странах мира.
Тогда я верил, что защищаю свою великую Родину от коварных врагов. Однако, со временем, мне все труднее стало сохранять веру в наше правое дело. Видя ту ложь, которой пичкали советских граждан, я постепенно начал понимать истинное положение вещей. И когда Советский Союз рухнул, я решил больше никогда не служить никакому государству. Государство – это война и смерть. Как писал немецкий писатель и публицист Хефлинг: «Война – это всегда цепь преступлений, хотя правительства тысячелетиями вдалбливали в головы своих народов, что убийство во славу Отечества есть не убийство вовсе, а геройство».
Я уволился со службы и попытался вести тихую, неприметную жизнь. Стал работать репетитором, натаскивая нерадивых студентов в английском и немецком. Один. Сам по себе. Ни от кого не завися, ни на кого не рассчитывая. Помня слова дедушки Исая: «Настоящего мастера не должно быть видно». Однако прошлое меня не отпускало. Через некоторое время бывшие коллеги нашли меня и попробовали использовать в своих интересах. Мне стоило больших усилий вырваться из этого капкана и снова исчезнуть.
Избежать смертельной ловушки обезумевших от ненависти врагов мне помог один из офицеров ФСБ. Я спас жизнь ему, он вернул долг с процентами. Прощаясь со мной в аэропорту, он, зная, что находится под наблюдением, смог подать тайный знак опасности. Мне удалось незаметно от врагов покинуть аэропорт и исчезнуть из страны. Около двух лет я провел в Индии и других столь же экзотических местах. Деньги, добытые в ходе операции, подходили к концу, когда друзья сообщили мне, что в России меня считают погибшим в авиакатастрофе. Видимо мой спаситель приложил к этому руку. Узнав, что меня никто больше не ищет, я вернулся домой.
Колесо судьбы сделало очередной круг и вернулось к началу. Я снова обучал всех желающих иностранным языкам и жил тихо, стараясь не привлекать к себе внимание. С тем офицером за прошедшие годы мы пару раз пересекались. Он сделал неплохую карьеру во время второй чеченской кампании. Недавно получил звание полковника и ответственную должность в центральном аппарате в Москве. Сейчас я вспомнил о нем в связи с необходимостью найти деньги на лечение маленькой Наташки. Возможно, он мог бы помочь. В конце концов, мы жили и умирали не за грязные капиталы толстосумов, не за норковые шубы их продажных жен, не за бессмысленную тусню их мордастых деток, а за то, чтобы, такие вот Наташки, могли звонко смеяться, глядя на теплое солнышко. Поэтому, отбросив колебания, сразу после завтрака я покопался в памяти и набрал номер полковника Казионова.