Репей в хвосте
Шрифт:
А потом он встал и отошел от меня в гущу гостей, где его тут же окружили какие-то молоденькие девицы. Я отвернулась.
— Тебе придется повесить на него табличку «Занято».
Стас, как оказалось, следивший за выражением моего лица, на котором внезапно проснувшаяся ревность, скорее всего, читалась как в открытой книге, подмигнул шутливо, не заметив, что слова его задели меня. Настолько сильно, что, вытерпев в шумном обществе моих многочисленных друзей-приятелей, которые все прибывали и прибывали, еще пару часов, я незаметно даже для самой себя оказалась одна на тропинке, что вела от задней калитки дачи в
Вечерело. Пока я шла через луг, касаясь рукой высоких трав, было еще довольно светло, но под сводами леса уже совсем стемнело. У меня есть здесь одно любимое место, которое я неизменно навещаю в каждый свой приезд. В пяти минутах от опушки, если не идти тропкой, которая убегала правее, а через лес, прямо, сосны вдруг шарахались беспомощно шаря оголенными корнями над крутым песчаным обрывом. Словно кто-то огромный топнул здесь ногой, и часть леса провалилась ниже этажом…
Я остановилась, глядя на темнеющее небо, на еще подсвеченные уходящим солнцем облака, потом села между корнями исполина, укутанного в янтарную чешуйчатую кору-кожу, и обхватила колени руками. Очнулась, когда последний луч солнца, погаснув, окунул землю в ночь. Сразу стало много холоднее, откуда-то из глубин тревожно шепчущего леса потянуло промозглым сквозняком, и я поднялась, недоумевая, как это черт занес меня сюда так поздно… И в то же мгновение чья-то неслышная тень надвинулась на меня. Потеряв равновесие, я оступилась и заскользила вниз, в черный провал, что огромным дремлющим зверем дышал подо мной.
Это соскальзывание показалось мне медленным, как в кошмаре, когда снится, что бежишь, спасаешься от чего-то ужасного, но как ни рвешь жилы, двигаешься, словно в густом желе… Правда, мгновение спустя все вокруг снова стало реальным, и я, вскрикнув, полетела вниз.
Но видимо миг, когда время вокруг, казалось, замедлило свой бег, что-то изменил в небесных раскладах. То ли завязался узелок на ниточке моей жизни, запутав ее в руках древних богинь — вершительниц судеб, то ли куда-то завалились ножницы, которые должны были отрезать отпущенный мне срок… Как бы то ни было, я не рухнула прямо в черный провал подо мной, а, пролетев совсем немного, задела сплетение корней сосен-гигантов, что росли наверху, и мертвой хваткой отчаяния вцепилась в них.
Я висела, боясь не только крикнуть, чтобы позвать на помощь, но и просто дышать, с ужасом ожидая момента, когда пальцы мои начнут неметь и медленно разжиматься, пропуская сквозь себя шершавое корневище… Как вдруг сверху посыпался песок, я услышала едва уловимый вздох облегчения, живые веревки, на которых я висела, дрогнули, и чьи-то руки потянули меня наверх. Через мгновение я уже вновь была на траве среди сосен, в объятиях своего спасителя, в котором с безошибочностью влюбленной женщины узнала Ивана…
— Дурочка, ты же едва не погибла! Что ты здесь делаешь впотьмах?!
— Сама не знаю…
— Ты споткнулась?
— Н-не знаю. Наверно меня что-то испугало… Ты никого не видел?
— Нет. А что, кто-то был здесь?
— Нет. Неважно. Как ты-то здесь очутился?
— Ты весь вечер была какая-то потерянная, а я еще не подарил тебе свой подарок… В общем я пошел за тобой, правда не сразу — никак не мог вырваться…
— Ты имеешь бешеный успех у дам, — ядовито заметила я, поражаясь своей способности думать о подобной ерунде, когда сама я только что чуть богу душу не отдала. Наверно разговоры об особенностях женской логики не совсем уж беспочвенны.
— В тот момент моей парой был муж твоей племянницы, — в темноте я почти не видела его лица, но по голосу поняла, что он улыбается. — Этот милейший молодой человек пытался выяснить у меня, хороша ли ты в постели, и не буду ли я в обиде, если он приударит за тобой.
— Вот… — от возмущения я потеряла дар речи.
— Я сообщил ему, что ты имеешь привычку кусаться до крови, а для разогрева предпочитаешь приковывать партнеров к батарее и пускать в ход плеть…
— Ты правда это сказал?
— Шучу. Просто сделал ему небольшое внушение и побежал за тобой, но ты уже пропала. Василек водил меня на это место, и я решил поискать здесь. Уже видел твой силуэт на фоне неба, потом споткнулся, а когда поднял глаза, ты исчезла… Как же я перепугался, дуреха ты, дуреха!
— А уж как перепугалась я сама, — судорожно всхлипнув, призналась я, осознавая, что только благодаря несвоевременному, то есть что я говорю — своевременному появлению Ивана осталась жива — не желая иметь свидетелей, убийца предпочел уйти, не завершив начатое.
— Ну не реви, все, слава богу, благополучно. Ты не ударилась, цела?
Я покачала головой.
— А что это за подарок, о котором ты говорил?
Он рассмеялся с явным облегчением — еще не встречала мужчину, который мог бы спокойно переносить потоки женских слез.
— На, держи, только тут не видно ни фига.
— Что это?
— Я заметил, что у тебя почти закончились те духи, которыми ты все время пользуешься, а мне очень нравится этот запах…
— Иван, это же очень дорого! Ты с ума сошел!
— Нехорошо считать деньги в чужом кармане… И вообще мне этот эпизод в пьесе «Вручение подарка» всегда не нравился. Может, мы его опустим и сразу перейдем к следующему?
— Я, кажется, забыла, что должно быть потом. Ты… Ты не напомнишь мне?
— Ты должна сказать: «Спасибо тебе!» и поцеловать…
— А что после?
— Я поцелую тебя в ответ.
— И?
— Ты или залепишь мне пощечину, или мы займемся любовью прямо здесь и сейчас.
— Здесь нет батареи, и ты забыл принести плеть, — слабеющим голосом пролепетала я, чувствуя, как тысячи крохотных иголочек-пузырьков начинают щекотать мое тело изнутри, словно вся кровь в одно мгновение обратилась в шампанское.
Он рассмеялся низким приглушенным смехом, медленно привлекая меня к груди, и поцеловал… Поцелуй словно стал мостиком от цивилизованной рассудочности к… К чему? Я сама до конца не могла понять это, испытав подобное и с такой силой, пожалуй, в первый раз. Начавшись мягким касанием, уже через мгновение поцелуй этот стал голодным и требовательным, заставляя меня дрожать и прижиматься к Ивану. Я запустила пальцы в его волосы и с наслаждением сдернула сдерживавшую их резинку — боже, как давно мне хотелось это сделать. Безумие бурлило в крови, и я, как кошка о пузырек валерьянки, привстав на цыпочки, жадно терлась о его бедра своими. Сходя с ума от наслаждения, скользила ладонями по эластичным мышцам его спины, охватывала упругие ягодицы, потом принялась стаскивать с него футболку, рассерженно дергая глупую вещь… Наконец что-то треснуло, и ткань подалась.