Шрифт:
– Я боюсь, – Рольф смешно таращил глаза, приблизив пухлое лицо к монитору, что не мешало ему справляться с огромной пластиной поджаренного хлеба, на который были старательно уложены кусочки помидоров, перца, оливок и прочей снеди. Над овощным изобилием возлежала жирная копчёная килька с янтарной каплей масла на кончике хвоста, готовой сорваться вниз, добавив колорита пёстрому принту из турецких огурцов на рубашке её помощника.
– Убери, пожалуйста, тост от экрана, иначе ты мне своей камсой всё перепачкаешь, – Мария поморщилась, наблюдая, как анчоус исчезает в широко открытом рту Рольфа. «Он всегда любил хорошо поесть, но здесь налицо какое-то обжорство. Неужели нельзя было потерпеть и слопать свой бутерброд после сеанса?»
– Так хорошо? – он снова
Алеманнский диалект и кусочки пищи, сложенные в пазухи за щеками, явно мешали его членораздельной речи, получилось забавно:
– Чак чо чы мне очвечишь?
– Не мели чепухи, чего можно бояться в доме, где кроме тебя никого нет? Лучше скажи мне, тебе было страшно, когда ты в детстве забирался в горы, чтобы помочь отцу вернуть овец с пастбища? – она слишком хорошо знала своего помощника, и чтобы отвлечь Рольфа от основной темы разговора, ей требовалось всего лишь напомнить ему о детстве в тирольских Альпах, где он провёл значительную часть своего отрочества до поступления в университет в Инсбруке. Мария приготовилась выслушать историю о том, что дед её ассистента служил горным егерем, который не испытывал страха высоты, и что Рольф никогда не бегал за овцами, а помогал гросфатеру в выгуле лошадей породы Хафлингер, в свободное от учёбы время. Не обошлось бы и без обширных воспоминаний о его отце – профессиональном стеклодуве, коллекцией цветного хрусталя которого он очень гордился, но не в этот раз.
– Я сегодня ночью дважды просыпался: сначала от звука шагов, потом от кашля, словно кто-то наверху покашливает в подушку. Мария, я хочу отсюда уехать, – Рольф подхватил пальцем оранжевую нить корейской моркови и забросил на язык. – Мне придётся заночевать в этой комнате и запереться на ключ.
– Хорошо, если ты считаешь, что тебя это успокоит, то сделай так, как считаешь нужным, – она согласилась только потому, чтобы не обсуждать дальше фобии помощника, который казался испуганным и возбуждённым. Зная Рольфа, как человека трудновозбудимого, а порой непробиваемого по отношению к внешним угрозам, что и побудило её пригласить тирольца на вакантную должность ассистента, Мария была немало удивлена разительным переменам в его поведении после отъезда в Москву. – Скажи мне лучше, как часто ты замеряешь температуру раствора. Отец жаловался вчера, что ему жарко, и он хотел бы переехать в другое место или поменять комнату на менее солнечную сторону. Мой регулятор на нуле, я и подумала, может быть дело в температуре аналога ликвора?
– Ты хочешь, чтобы я сейчас посмотрел датчик? – Рольф поднялся со стула, повернул камеру на соседний стол, где в стеклянной ёмкости плавало нечто, опутанное проводами и датчиками, отчего странный предмет напоминал медузу средних размеров, вишнёвый цвет которой фосфоресцировал светло-бежевыми кляксами, разбросанными по её блестящей поверхности. – Температура нормальная. А здесь что у нас?
Он присел, исчезая из её поля зрения. Мария пристально всматривалась в то, что совсем недавно было для неё самым дорогим человеком после ухода мамы, маленький колючий зверёк шевельнулся в груди, царапая задние стенки лёгких острыми иглами. Она глубоко вздохнула и расправила плечи. Пузырьки газа медленно поднимались со дна сосуда, прилипая к оголённой плоти, срываясь и тая на поверхности прозрачной жидкости стеклянного «аквариума».
– Что там у тебя? – Мария нетерпеливо заёрзала на стуле, ожидая ответ от ассистента, включившего знакомую ей пониженную скорость реакции на порученное задание. – Не молчи, комментируй свои действия, надеюсь, что ты не кнёдели под столом жуёшь?
– Ого! – раздался возглас Рольфа, всё ещё отсутствующего в поле зрения видеокамеры. – Глюкозы меньше единицы и давление 260 миллиметров, сейчас я исправлю.
Спустя минуту его вспотевшее лицо показалось на экране:
– Сладкоежка ваш папа, я держу поступление углеводов на максимуме. Он при жизни гипогликемией не
– Прекрати, – оборвала Мария шутника, – он жив, и ты это прекрасно знаешь! Возьми салфетку и вытри лоб, кажется, это у тебя переизбыток углеводов, не думаешь сесть на диету?
– В моём роду все были плотными ребятами, назови мне хоть один побудительный мотив, чтобы я похудел? Затея понравиться тебе потерпела фиаско, найти объект для воздыхания ты мне …
– Тихо! – Марии послышался неясный шум за спиной Рольфа, собеседник мгновенно успел прочитать выражение её лица и резко развернуться назад. В повисшей тишине комнаты ей был явственно слышен скрип половиц, словно кто-то на цыпочках крался к двери. – Рольф?
Помощник осторожно поднялся и, тихо ступая, направился к выходу. Внезапно синяя лампа озонатора вспыхнула ослепительно белым светом и погасла, погрузив в темноту окружающие предметы, лишь большая стеклянная колба с плавающим в ней предметом продолжала испускать бледно-розовое призрачное сияние. Тиролец застыл в проёме двери, вслушиваясь в утробный звук, похожий на тот, который издаёт отверстие в переполненной раковине после проглоченной порции воды.
– Рольф? – прошептала Мария в экран, превратившись в исключительный слух.
Он попятился спиной назад, потом повернулся к экрану:
– Ты слышала? Да, ты слышала. Я завтра же уезжаю отсюда к дьяволу, уеду в Ленгенфельд, буду пасти овец, свиней, откажусь от штруделей. Ich habe Angst vor.
Мария знала, как привести помощника в чувство, но ей тоже передалось его смятение, она всматривалась вместе с Рольфом в пульсирующую темноту комнаты и чёрный прямоугольник приоткрытой двери.
– Слушай меня внимательно! Включи второй монитор, на него выведены видеокамеры дома. Первая и вторая кнопки – это периметр, четвёртая, пятая и шестая – это обзор внутри помещений. Включи и посмотри, что тебе видно, кстати, ты знаешь о тревожной кнопке? Объект находится под охраной, в крайнем случае вызовешь службу самостоятельно, они приедут минут через десять-пятнадцать. А я сейчас подключу свой видеосигнал, надо понять, что там тебя пугает. Ты всё усвоил, что следует сделать? – Мария немного подумала и добавила. – Если будет совсем туго, заводи свой йодль, уверена, что все призраки не только из нашего дома, но и из соседних тотчас же разбегутся.
Помощник пропустил её последнюю ехидную рекомендацию мимо ушей:
– А что показывает третья кнопка?
– Она тебе не нужна. Эта камера находится в подвале, а он закрыт. Я даже не знаю, работает ли она, ведь с того времени, как слёг отец, туда больше никто не заходил. Так ты понял меня?
– Ок, хорошо, только как я буду иметь доступ к холодильнику? Может быть мне перетащить его сюда? – Казалось, что Рольф озаботился данным обстоятельством не меньше, чем недавним страхом, а это означало, что он возвращается в привычную для него форму.
– Делай как знаешь, только не перегружай электросети. «Бесперебойник» подключен? Имей ввиду, в это время года случаются отключения электричества, так что тебе придётся спуститься в подвал и проверить генератор, код найдёшь в правом нижнем углу двери. Надеюсь, ты помнишь, что тебе будет отпущено на подключение не больше двадцати минут. Канистры с горючим находятся там же, в чуланчике. Ты смышлёный малый, разберёшься что к чему, – Мария вспомнила, что отец часто спускался в подвал и пропадал в нём надолго, несмотря на то что наверху у него был кабинет рядом со спальней. Он объяснял свои причуды отсутствием в подземелье солнечного света, мешающего настроиться на создание атмосферы хоррора, которым изобиловали его последние романы. Возвращение наверх сопровождалось дурным настроением и сумеречным выражением лица, которое бывает у человека, нечаянно забредшего в заросли репейника и обнаружившего, что одежда усеяна мохнатыми пыльными шарами, избавление от которых требует немалого времени и сил. Мама и Мария старались не тревожить его по пустякам, приглашая лишь на завтрак и обед, поскольку ужин отец готовил себе сам, перед тем как улечься в постель во внеурочное время, когда домашние уже спали.