Репликация
Шрифт:
– Я не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно, но спасибо за совет, непременно им воспользуюсь, – судя по голосу, Рольф немного успокоился и тепло попрощался с Марией.
Утренний подъём никогда не был для неё обременителен. Несмотря на короткий сон, она чувствовала себя выспавшейся и готовой к новому дню. Ассистент молчал, но и ждать его раннего звонка было преждевременно, судя по всему, в их доме сейчас работают реаниматологи, затем приедут эксперты для освидетельствования и выдачи заключения о смерти. Мешать Рольфу в оперативной работе не в её правилах, Мария не сомневалась, что он выполнит поручение безупречно, именно это и никакое
«Ты всегда можешь на меня рассчитывать» – сказал как-то отец.
«Прости меня, папа, и не суди строго. Я воспользуюсь этим правом. Кто, как не ты, поможет мне сейчас? Я уверена, что ты меня не подведёшь».
Ближе к полудню, когда большая часть завтрашнего выступления была откорректирована, а раковина заполнилась немытыми чашками из-под кофе, позвонил Рольф. Он сопел в трубку и молчал.
– Ты можешь говорить на том языке, на котором тебе удобнее общаться, – Мария попыталась побудить помощника к разговору. Наконец он продышался и задал странный вопрос:
– Мари, ты была в Магадане?
– Когда мы с тобой выполним работу, я постараюсь достать тебе путёвку в санаторий на берегу Охотского моря.
– Нет.
– Что, нет? Почему ты спрашиваешь меня об этом вместо того, чтобы рассказать о том, как прошла операция? – сердце учащённо забилось, предчувствуя неладное.
– Он странно на меня смотрел, – Рольф словно разговаривал сам с собой.
– Да кто, чёрт тебя дери? Объясни толком, речь идёт об отце?
– При чём здесь отец? Его мозги давно покоятся в кастрюле. Я говорю про санитара, который на меня подозрительно смотрел.
– А при чём здесь Магадан? – Мария ничего не понимала, и от того нервничала ещё больше.
– Что здесь непонятного? Я думаю, что он замаскированный сотрудник КГБ и может написать на меня донос за противоправные действия с донорскими органами. Между прочим, в одной из азиатских стран за это предусмотрена смертная казнь через обезглавливание. У вас, я читал, ссылают пожизненно на «караганду» в Магадан.
– Ты имеешь ввиду на каторгу? – несмотря на драматизм ситуации, Мария улыбнулась.
– Да, на каторгу, – ассистент обречённо согласился, словно был готов собирать узелок в дальнюю дорогу «за Уральский камень».
– Забудь, этого санитара зовут Роберт. Он на всех смотрит подозрительно, при этом не состоит ни в КГБ, ни в ФБР. Когда-то доктора неудачно скрепили ему челюсть, изменив выражение лица. С тех пор он недолюбливает нашего брата. Лучше расскажи, как всё прошло, и когда ты будешь готов к первому сеансу?
– К приезду реаниматологов твой отец уже несколько минут был в состоянии клинической смерти. Из-за чудовищной метели, они опоздали, и я
– Твой поступок отвратителен, но разве у тебя был другой выход, ведь на всё про всё оставался только час-полтора, – Мария успокоила рефлексирующего ассистента.
– Спасибо, Мари. Я был уверен, что ты поймёшь моё состояние. Тем не менее, кислородное голодание мозга сказалось на ряде отделов, к счастью, для нас с тобой незначимых. Во всяком случае, я на это надеюсь. Первый сеанс покажет все плюсы и минусы моей работы. Так ты говоришь, что «робот» не «кэгэбэшник»? – Рольф снова вернулся к беспокоившей его теме.
– Роберт, – поправила его Мария, – нет, он даже не член «Моссад», чего не могу утверждать о его принадлежности к МИ-5.
Ты можешь подключить видеосвязь? Я хочу посмотреть, как всё устроилось.
– Конечно, только у меня здесь небольшой беспорядок, надеюсь, что вид лёгкого рабочего бардака не испортит тебе настроения, – Рольф отключился от аудиосвязи, экран монитора ожил, демонстрируя вид комнаты в перевёрнутом изображении.
– Будь добр, установи, пожалуйста, камеру как следует.
На экране появилась физиономия ассистента с неизменным бутербродом в ладони, другой рукой он сжимал пинцет Шора.
– Убери эту штуку от экрана, – Мария поморщилась при виде хирургического инструмента, – и поверни мне камеру на отца.
В стеклянной ёмкости покоилось то, что совсем недавно было родным человеком, а теперь представлялось куском плоти, ещё живой и по-прежнему готовой помочь ей в последней, может быть самой важной просьбе.
– Мари, ты загрузила программу? – последний кусок бутерброда исчез во рту её помощника, не страдающего отсутствием аппетита в любое время суток. Завитушки волос качнулись на его лысеющем затылке. – В принципе, у меня всё готово к началу сеанса.
– Нет, Рольф. Нам всем надо немного отдохнуть. Давай попробуем всё сделать ближе к вечеру, часов в восемь московского времени, – Мария и сама не понимала эту отсрочку. С одной стороны, очень хотелось апробировать результат немедленно, но что-то удерживало её от поспешного шага, и она решила взять паузу. – Ты отдохни, кто знает, как долго мы сможем продолжать сеанс, а мне надо завершить корректуру завтрашнего доклада. Хорошо?
– Как скажешь, Мари. Я подремлю немного. Этот «робот» слегка напугал меня, но сейчас я в порядке и к вечеру буду полностью готов к началу эксперимента.
Экран потух, она ещё немного посидела без движения, потом встала, подошла к полке и взяла в руки планшет, открыв видеоальбом, где они всей семьёй катаются на лыжах с подмосковных горок. Какое славное было время, и как быстро оно пролетело. Мария прилегла на диван, устраивая подушку под голову. Жаль, что жизнь нельзя поставить на паузу, как видеоролик, чтобы насладиться чудесными мгновениями сполна. Почему это начинаешь понимать только сейчас? Почему мы гоним минуты, часы, дни в погоне за иллюзорным лучшим будущим, оставляя счастье в прошлом? Она положила гаджет на грудь и прикрыла глаза: задорный смех мамы был так осязаем, а заснеженный гулкий лес на вершине холма так близок, что казалось, окунись в это прошлое, и вот ты уже летишь по крутому склону, а папа бежит рядом, боясь за тебя, за твой стремительный разгон, когда ветер свистит в ушах, норовя сорвать лыжную шапку с головы, а макушки занесённых снегом сосёнок цепляют за ноги, стремясь остановить твой стремительный спуск.