Репортаж из бездны
Шрифт:
— Почему же вы не уходите, профессор?
— Мое место на кафедре, даже если в кафедру стреляют.
— Вот и студенты должны оставаться в аудиториях, далее если на них направлены пушки.
Профессор сокрушенно махнул рукой.
Мать Афсала расставляла на столе тарелки, вид у нее больной, недовольный. Суфия развешивала пеленки на веревке, протянутой за окном. Анвар же бродил между кроватями и, ероша волосы, ворчал:
— Хорошо, спрятались. Но нельзя же прятаться бесконечно. Здесь
— Привыкай! — посоветовала Моми, которая красиво возлежала поверх одеяла и разглядывала свое лицо в маленькое фигурное зеркальце.
— Что?.. — не понял сначала брат. — Разлеглась! Матери помоги!
В дверь постучали, и не дожидаясь ответа, в комнату вошел Шафикул — огромный детина, с молодым, но рано оплывшим телом, начинающий лысеть и кривой на один глаз. Моми вскочила и оправила юбку.
— Простите, — стараясь выглядеть решительным, сказал Шафикул. — Моми здесь оставаться опасно.
— А нам — нет? — с вызовом спросил Анвар.
— Моми — девушка.
— Будем знакомы! — съязвил Апвар. — Специалист по спасению старух и девиц.
— Простите. Дом, в котором сегодня нет хозяина, опасный дом. Эта мысль мне пришла в голову.
— Поздравляю с приходом мысли. Это большая радость.
— Отстань от него, болтун! — вступилась Моми за Шафикула.
— Моми, дорогая, — Шафикул умоляюще сложил большие ладони перед грудью. — Пойдем ко мне, надо отсидеться!..
— И не подумаю! — откликнулась Моми. — У тебя есть старуха Тхи!
— Внуки уже забрали Тхи, — Шафикул не принял юмора.
— Иди, Моми, — Суфия отвлеклась от пеленок. — Так будет лучше…
С улицы донеслось рычание мотора. Первым у окна оказался Анвар. В просветах между пеленками он увидел зеленый джип с крытым верхом, из которого выпрыгивали плечистые люди в штатском и ныряли в глубину их дома.
— Шафикул, Моми, уходите! — крикнул он. — Суфия, иди с ними!
— Я не пойду. — Суфия прижала к груди малыша.
Шафикул взял Моми за руку и поволок девушку на лестницу.
Внизу стучали тяжелые ботинки. Путь был отрезан. Тогда они быстро поднялись выше и прижались к стене. Несколько человек в штатском ворвались в квартиру Деманов, и лестница опустела.
Шафикул и Моми сбежали вниз, в тесный дворик и нырнули в заднюю дверь лавки Шафикула.
В комнату Деманов ворвались четыре здоровенных парня в рубашках с короткими рукавами. Двое встали у дверей, двое устремились к Анвару.
— Подите прочь! — гневно выкрикнула старуха. — По какому праву…
— Сиди, — её легко толкнули на кровать. — Потом твоя очередь…
— Руки! — скомандовал один из пришедших Анвару.
Анвар нанес ему сильный удар в лицо. В следующее мгновение он сам увернулся от удара и хотел проскользнуть в открытые двери. Но не успел. Его повалили и били ногами — в лицо, в живот, в поясницу.
Страшно закричала Суфия, заплакал ребенок.
Этот крик долетел до лавки Шафикула;
Обмякшее тело Анвара волокли вниз по лестнице. Следом скатывалась мать. Волосы ее были растрепаны, платье разорвано, лицо, руки выпачканы кровью — то ли своей, то ли сына.
Анвара забросили в джип, туда же попрыгали ребята в рубашках, и, взревев, машина умчалась.
Растерзанная старая женщина ползла в пыли, и из нее с хрипом вырывалось одно слово:
— Отдайте! Отдайте!..
На мраморных ступенях внутренней лестницы стояли и сидели студенты. Двое юношей с узкими смуглыми лицами пели, аккомпанируя себе на инструментах, чем-то напоминающих гитары. Песня была о солнце, которое каждый день приводит за собой молодое утро; о тонком месяце, выводящем на черный небосвод череду молодых веселых звезд; о старом дереве, которое вот уже сто лет выбрасывает, отбиваясь от смерти, молодые зеленые побеги. Они пели о любимой, поцелуй которой прекрасен, как раннее утро, а взгляд бесконечен и мудр, как вечность.
Певцы поднялись в полный рост и двинулись вниз, к выходу. Молодежь последовала за ними.
…И вот студенты появились в портале университета, растеклись по ступеням внешней лестницы. Между студентами и солдатами была сейчас только полоса брусчатки за чугунной оградой. Дальше шел сквер, и в сгустившихся сумерках угадывались пушечные дула и силуэты бронетранспортеров, полицейских фургонов.
Афсал и Селина опустились на раскаленные за день ступени. Бородатый Радж встал неподалеку, надвинув на брови остроконечную соломенную шляпу. Рядом присел профессор и устало опустил голову.
В полицейской машине с распахнутыми дверцами, выкинув одну ногу наружу, развалился майор Базлур, держа возле уха переговорное устройство. Подъехал длинный лакированный лимузин, из которого сначала выпрыгнула большая собака, а следом с достоинством вылез Аванг Сулонг. Огляделся, подошел к Базлуру.
— Что вы затеваете? — строго спросил он. — Вы хотите стрелять? В них? Этого нельзя делать, господин Базлур.
Базлур удивленно воззрился на Сулонга.
— Там Селина… Моя дочь!.. Единственная… — стараясь не терять лица, пояснил Аванг Сулонг.
— Так не пускали бы, господин Сулонг. Поведение девочки бросает тень на отца. На такого отца…
— Спасите ее… Нельзя стрелять!
— Дочь ваша, вы и спасайте.
— Я не знаю как, — растерянно сказал Сулонг.
— И я не знаю… Нате, попробуйте.
Базлур протянул Сулонгу мегафон. Тот неловко взял его и поторопился к чугунной ограде. Усиленный мегафоном, в темноту понесся его голос:
— Селина, это я, твой отец, подойди сюда!
На ступенях заулюлюкали и засвистели. Усмехнулся Радж, поднял голову профессор.