Решальщики. Раскрутка
Шрифт:
— Так, — покорно кивнул Петрухин.
— Вот и ладушки. Ты сейчас куда? На метро? Подожди меня на улице — вместе пойдем. Я только на минутку в бюро пропусков заскочу.
Они вышли из кабинета и двинули по коридору. На лестнице стояли и разговаривали Батя и Мудашев. На проходящих мимо Андриянова с Петрухиным эти двое посмотрели так, словно бы… в общем, не очень дружественно. Посмотрели и ничего не сказали.
В холле Петр Григорьевич свернул к бюро пропусков, а Дмитрий толкнул входную дверь и окунулся в мерзкую слякотную мартовскую погоду. Спустился по обледенелым, давно не чищенным, ступенькам, подумав машинально: «Хм… Что-то административно задержанные совсем кайло и страх потеряли!»
Прикурить на ветру удалось не сразу, так что Петрухин упустил момент, не заметив, откуда вдруг перед его глазами возник порядком закоченевший молодой парень. В стильном, не по погоде коротком пальтишке:
— Дмитрий Борисович?
— Допустим.
— Добрый вечер! Меня зовут Вадим Столяров. Я криминальный корреспондент газеты «МК в Питере». Вот моя визитка. — Парень протянул картонный прямоугольничек и с легкой капризцей в голосе поведал: — Я вас уже почти два часа дожидаюсь.
— А разве я назначал вам свидание? — неприязненно спросил Дмитрий и, не вглядываясь, пихнул визитку в задний карман.
— Нет… Но… Дмитрий Борисович, вы не могли бы дать небольшой комментарий об обстоятельствах задержания рецидивиста, в ходе которого получил ранение ваш напарник Константин Лущенко?
— Не мог бы.
— Поймите, мы хотим объективно во всем разобраться. И поверьте, в этой истории я целиком и полностью на вашей стороне.
— В какой истории?
Столяров смущенно улыбнулся:
— Знаете, как говорят: раз в году палка стреляет. Или: знать бы, где упадешь, — соломки бы подстелил.
— Слышь, криминальный! Чего тебе надо?
— Скажите, Дмитрий Борисович, я правильно понимаю, что в момент задержания пистолет у вас был снят с предохранителя и при ударе о землю произошел непроизвольный выстрел?
— А ты? — подозрительно ровным голосом спросил Петрухин.
— Что я?
— Знаешь, где подстелить?
— Простите?!
— Тоже не знаешь, — равнодушно констатировал Дмитрий и, резко выбросив кулак, ударил журналиста в скулу. Не слишком сильно. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы Столяров, подскользнувшись на мартовском ледке, не удержал равновесия и грохнулся на асфальт.
— Очумел?! Борисыч, ты че творишь?!! — рискованно перепрыгивая ступеньки, летел к ним навстречу Андриянов. — Твою мать! Да что ж такое! На минуту одного оставить нельзя! — Петр Григорьевич отпихнул Дмитрия в сторону и участливо склонился над журналистом. — Ради бога, извините нас! Дмитрий Борисович, он… он сейчас немного не в себе… У него… он… словом, перенес небольшой стресс… С вами все в порядке?
— Угу… — очумело закивал головой Столяров, тревожно ощупывая скулу. — В порядке… Кажется…
Андриянов помог ему подняться и заботливо отряхнул журналистское пальто:
— Еще раз — извините нас!
Петр Григорьевич схватил Петрухина за рукав куртки и поспешно потащил «в ночь», от греха подальше.
К чести журналиста Столярова, тот не стал раздувать эту некрасивую историю, не взялся «качать права» и вопить о «нападении на свободную прессу». Лишь через пару дней Дмитрий, случайно сунув руку в карман, нащупал в нем злополучную визитку и позвонил журналисту, выдавив из себя сбивчивые извинения, которые были благосклонно и, как показалось, не без доли сочувствия приняты. Потом — слово за слово…
В общем, жур оказался на удивление адекватным парнем. Так что под занавес общения Петрухин даже поведал ему эксклюзивные подробности задержания «новокузнецких» бандитов, после которых журналист оттаял окончательно.
Вот только вопросов о Костыле более не задавал…
Ушедший в воспоминания Петрухин прозевал момент, когда сигарета истлела почти до фильтра. Прихватило-обожгло пальцы, и он, рефлекторно вздрогнув, снова очутился сидящим на скамеечке на площади Ленина. Лицом к лицу с чугунным вождем. Вождь смотрел на него с суровой укоризной, а вытянутой правой рукой указывая через реку, аккурат в сторону улицы Фурштатской. Словно бы намекал: «Очнитесь, товарищ! Работу работать нужно, а не блядовать! Отечество в опасности!»
Внимая укору Ильича, Дмитрий достал мобильный, порылся в электронной записной книжке и вызвал абонента «Столяров Вадим». С коим проговорил в общей сложности минут десять, периодически делая пометки на полях газеты.
Закончив разговор с журналистом, Петрухин набрал Аллочку:
— Привет! Ну как там ваши визитеры?.. Уходят?.. Слу-ушай, тут такое дело… Боюсь, мы сегодня не сможем увидеться. Тут одна очень важная темка нарисовалась… Да ничего я не впариваю! Вот честное благородное!.. Я помню, что я обещал. Сама знаешь: с нашим атаманом не приходится тужить… Да… А завтра во второй половине дня я тебя наберу. Наверное. Хорошо?.. Ну пока, целую… Куда целую?.. Хм… Да во все места. Включая труднодоступные…
Петрухин сбросил звонок, аккуратно сложил и убрал газету и направился в сторону Литейного моста.
Всё! Неожиданно высвободившаяся «пара часиков совершеннейшего ничегонеделания» столь же неожиданно и закончилась. И это было… замечательно. Так как на самом деле Дмитрию дико не хотелось проводить нынешний, с перспективой перетекания в постельную ночь вечер с Аллочкой.
Нескольких приватных визитов секретарши босса в холостяцкое жилище Петрухина оказалось вполне достаточно, чтобы окончательно убедиться — мать-природа редко умудряется создавать одновременно умных и красивых людей. Особенно женщин. Тем паче, буде им предоставлена подобная альтернатива, все равно 99 % барышень выберут второе.
Так вот Аллочка была глупа, причем беспросветно. И то была та самая пресловутая объективная реальность, явившаяся Дмитрию в ощущениях. Потому как: секс сексом, но как быть с «а поговорить?». А вот как раз и говорить с Аллочкой было не о чем. Да и, положа руку на сердце, не шибко хотелось. К глубочайшему сожалению, секретарша босса принадлежала к самому распространенному типу женщин — к тем, с которыми хорошо спать, но тоскливо просыпаться. К слову, почему-то именно такие бабы Петрухину, в основном, и попадались. Чуть ли не единственным исключением стала разве что Наталья, но так потому они и прожили вместе… сколько? Пять? Да практически шесть лет!