Решающий шаг
Шрифт:
И потомок пророка покорно склонил голову перед ходжайном:
— Я ваш слуга...
Глава одинадцатая
Мирабы считали для себя за честь свидеться и поговорить с самим Артын-ходжайном. На их лицах сияла радость, Покги-мираб, заметив, что брюшко у ходжайна побольше, чем у него самого, улыбнулся. Только Сары смотрел на армянина без подобострастия и без страха. В комнате, украшенной коврами и цветным войлоком, разговор зашел сначала об общем положении в Туркмении и России. Когда Покги несколько притих, заговорил Нобат-мираб:
— Артын-ходжайн, например, вы — городской человек, читаете газеты. Мы же люди простые. Например, мы о положении в мире, о войне...
Покги не преминул сейчас же ворваться в эту чащу «например»:
— Например, ходжайн, расскажите нам, что творится на белом свете!
Настроение мирабов пришлось Мамедвели по вкусу. Он лукаво повел вокруг себя маленькими глазками и сказал:
— Мирабы, сегодня ходжайн сам пришел к вам. В городе его не доищешься. Послушайте его, он, кажется, развеселит ваши сердца.
Халназар подвинулся вперед и обратился к гостям:
— Люди, раньше чем начать разговор с Артын-ходжайном, давайте послушаем газету, которую он привез. Там есть письмо с войны и стихи. Ходжам, почитай-ка!
Мамедвели читал и письмо и стихи Молла Дурды. Сидящие хвастались отвагой туркмен и дружно смеялись. От гордости за своих сородичей они выпячивали груди, словно те были увешаны орденами. Наконец пришла очередь говорить Арутюну.
Армянин на этот раз говорил осторожно. О взятии русскими войсками Арзрума он предпочел умолчать, зато не пожалел слов для описания подвигов туркменских джигитов. Все удовлетворенно покряхтывали, но тут Нобат-мираб задал вопрос, которого Арутюн ожидал меньше всего:
— Ходжайн, например, говорят, — повелитель германов Веллаган стал мусульманином. Верно это?
Не зная, что ответить, Арутюн только пожал плечами. «Какие отсталые люди. Они все еще поклоняются могиле своего Мухаммеда и не понимают, что кумиром современного мира является золото. За деньги даже вот этот «потомок пророка», ходжа, охотно наденет на шею крест и пойдет в церковь», — подумал он и, чтобы не оставить вопрос без ответа, неопределенно сказал:
— Все в руках вседержителя.
Мамедвели-ходжа тотчас же поддержал его, дав более определенный ответ:
— По воле вседержителя — это возможно: если Веллаган принял веру пророка, он попадет в рай.
Словно Арутюн-ходжайн приехал прямо с фронта, на него посыпались разные вопросы, связанные с положением сражающихся на фронте туркменских джигитов. Был поставлен и такой вопрос:
— Если джигиты живы-здоровы, почему приходят обратно их одежды?
Мамедвели не упустил случая выступить со своими поучениями:
— Смертный не знает, где и когда его настигнет смерть. Тот, у кого кончился счет жизни, — умрет, где бы он ни был. Бедняга Анна Бегенч за всю жизнь не слышал выстрела, а недавно мы его хоронили. Дело не в войне: будь ты хоть в самом пекле, если богу угодно, он тебя сохранит. Когда Ибрагима-пророка бросили в огонь, разве огонь не обратился в цветы?
Сары был верующим мусульманином, но рассуждения ходжи ему не понравились. Он возразил:
— Ходжам-ага, если счет твоей жизни, по воле бога, еще не кончился, то не асе ли тебе равно, где быть? Но если тебе скажут: «Иди на войну» — ты, наверное, не пойдешь.
Покги Вала, рот у которого был уже набит табаком, громко причмокнув губами, сказал:
— Сары, пока еще нет ни скалы, ни гопыза (Гопыз — музыкальный иструмент). Зачем снимать штаны, не видя воды?
Халназар поспешил предупредить готовую вспыхнуть ссору и обратился к гостям:
— Мирабы, я собрал вас не для споров о войне, а из уважения к Артын-ходжайну. Я думал вам будет лестно посидеть, поговорить с ним.
Мамедвели сейчас же подхватил:
— Как говорится, от состоятельного — богатство, от неимущего — беда. Артын-ходжайн — богатый человек, посидеть с ним, хоть бы за чаем, — уже богатство.
— Мирабы! — продолжал Халназар. — Артын-ходжайна позвал я. Благодаря обилию воды в этом году распахано и засеяно много целинных, бесполивных земель, принадлежащих общине. За аренду этих земель вы должны получить часть урожая. Я, как мираб, много думал: справимся ли мы с общинным зерном? Дело это общее, справиться с ним нелегко. У вас окажется много зерна, и вы не будете знать, что с ним делать. Поэтому не лучше ли заранее запродать арендную долю урожая? Вот перед вами Артын-ходжайн. Денег у него много. Если вы возьмете у него, сколько нужно, и раздадите немного дейханам, будет и вам и им польза.
Мамедвели торопливо отхлебнул глоток чаю из пиалы, которую он держал в руках, и сказал:
— Рука у ходжайна легкая! Пожмите ее покрепче — она станет щедрой.
Покги, засучив рукава, ответил за всех:
— Мы пожмем ему руку выше запястья!
Нобат-бай и другие мирабы молчали, раздумывая над тем, что сказал Халназар, Этот год действительно обещал дать много зерна в арендную долю урожая. На продаже его можно было погреть руки. Но неплохи были и наличные деньги, которые сейчас мог предложить Артын-ходжайн. Разве дейхане узнают, сколько выручено от аренды? Кто им станет давать отчет? Да если и спросят, разве трудно утаить то, что пристанет к рукам? Большинство мирабов раздумывало о том, что выгоднее. Только у Сары мысли шли совсем в ином направлении. Сары хотел собрать арендную долю урожая без потерь, сберечь ее, как сокровище, и разделить между дейханами. В случае хорошего урожая арендная доля была бы неплохим подспорьем для бедняков. А тут говорили совсем о другом. Разговор шел о том, чтобы продать хлеб на корню, продать из-под полы. Сары не мог пойти на такое беззаконное дело. Он вежливо сказал о своих намерениях.
— Если меня спросят, то я скажу: с продажей арендной части урожая не надо торопиться. Еще неизвестно, будет урожай на арендованных землях или какое-нибудь бедствие скосит пшеницу зеленой. У меня было намерение собрать арендное зерно и разделить его поарычно.
— Делить арендное зерно — это не дело, — возразил Покги Вала.
— Так или иначе, надо подождать, пока не выяснится, каков будет урожай.
— Подождать! Будешь ждать, так останешься с пустыми руками.
— Покги-мираб, если вам не терпится, надо устроить торги — собрать купцов, хозяев и посмотреть, кто даст больше.
Арутюн снял шапку, помял ее в руках и положил под колено. Макушка его заблестела, как у лысого беркута. Он обиженно вздохнул, затем, оттопырив палец с крупным рубином на нем, покрутил усы и сказал:
— Мирабы, я не был бы Арутюн-ходжайном, если бы согласился сесть рядом с лоточниками. Если вам нужны деньги и я не даю их вам, — я уже не хозяин, а трус. Может быть, я кого обидел или кто-нибудь слышал от меня дурное слово? Или вы просто не хотите иметь дело со мной? Тогда скажите, — и я уеду.