Решающий шаг
Шрифт:
— Ой, что ты говоришь, сестра! Неужели не могут держать в своих сундуках?
— Ты, душенька, понимай: он их так просто не оставляет лежать, у него деньги зарабатывают деньги. Ты что же, разве не знаешь его? Ведь он скупает все: и землю, и воду, и шерсть, и хлеб — все, все!.. А дети его тоже все умеют делать, как и твоя Айна.
— Если б я была такой богатой, как Халназары, и о моих детях говорили бы...
Умсагюль, подтянув платье на колени, села поудобнее и заговорила о главном:
— Душенька Мама, ты своих достоинств не умаляй. Твоя девушка, и особенно ты — на устах у народа. Даже у счастливых людей есть желание породниться с тобой.
У тщеславной Мамы глаза заблестели от гордости.
— Ах, если б я достигла богатства, все только обо мне и говорили бы! — воскликнула она, выдавая свою заветную думу.
Умсагюль достигла того, чего хотела. Улыбнувшись, она заговорила самым мягким, вкрадчивым голосом:
— Мама, понимаешь ли ты — счастье всех счастливых в своих руках... Халназар-бай, если сумеет крепче породниться с тобой, — он и так тебе родственник, — не постоит перед тем, чтобы поделиться своим богатством.
Маленькие глаза Мамы забегали, пухлые щеки зашевелились. Но вдруг она опустила голову и задумалась. Возможно, она вспомнила о вдовстве Баллы, о ребенке. Потной рукой она ткнула в бок Умсагюль:
— Да ведь у его сына шапка с головы съехала — он вдовец!
Умсагюль принялась стыдить Маму:
— Гляди-ка, она хочет спорить из-за пустяков! Что ж из того, что у него шапка съехала. Разве он дожил до седых волос? Ему еще нет и двадцати пяти, усы и борода только пробиваются. Баллы прекрасный юноша, как говорится, — ума палата, вместилище красоты. Несмотря на свою молодость, он, говорят, знаком с большими людьми; сам волостной, говорят, ничего не делает без его совета... Душенька ты моя, да разве останется несбыточной мечта у того, кто приблизится к богатству Халназар-бая?
— Это так, но все будут говорить: выдали, мол, девушку за человека, у которого шапка съехала.
— А что толку в каких-нибудь слюнявых, хоть бы у них шапка и подпирала небеса? Вот я так же рассуждала, отдала дочь за бедняка, да и обожглась. Ты сама знаешь, как живется моей дочери: хлеб для нее — джейран, а она — гончая. Уж на что я плохо живу, а должна помогать им. Даже одежду ребятишкам справляю. Боже тебя сохрани от такой беды! Если б моя дочь пошла к такому богачу, как Халназар-бай, я жила бы в свое удовольствие.
— Верны твои слова.
— Знаешь, Мама, я забочусь не о том, чтобы найти Халназару невестку. Он найдет ее в любом месте, может выбирать сыну невесту из лучших семей. Я хочу сделать тебе добро, потому что люблю тебя. С тем и пришла сюда. Ведь ты подумай только: если Айна попадет в семью Халназара, она потонет в шелках, не сможет подняться под тяжестью золотых и серебряных украшений, пищей ей будет масло и мед. Она станет хозяйкой новой кибитки в шесть крыльев, будет любимой невесткой богача, все ее желания будут исполняться!
Слова Умсагюль окончательно поколебали Маму. Она сказала, глубоко вздохнув:
— Да уж о таком счастье мне и думать не приходится!
— Счастье само идет к тебе, — продолжала между тем Умсагюль, — ты только закрой глаза и открой рот. Бери от богатства Халназара сколько надо. Рука твоя достанет все, чего тебе захочется. И все, что надо, тебе принесут, а почету тебе прибавится и слава твоя возрастет. Ну что мне даром тратить слова! До самой смерти ты и к краю нужды не подойдешь, плохого и тени не увидишь, будешь лежать и спать вволю!
При этих словах Мама открыла рот и сладко зевнула. Затем она равнодушно произнесла:
— А ведь у него ребенок!
Умсагюль поняла, что Мама почти согласна с ней, и заговорила она решительней:
— Хм! Что она говорит! Да разве ребенок хоть настолечко повредит? Спит он у бабушки... Погоди, а когда ты пришла сюда, что ж, у Мереда не было ребенка? Айна кем же была? А это тебе повредило? Наоборот, за то, что ты ее вырастила хорошей девушкой, тебе уважение и почет. Теперь всякий рад с тобой знаться, всякая мать захочет быть на тебя похожей. Будет на то воля божья, и Айна будет такой. Хорошая дочь следует примеру добродетельной матери.
Теперь Мама не только была покорена Умсагюль, но и хотела, чтобы та посоветовала ей, как уговорить упрямого Мереда.
— Тетушка Умсагюль, — немного помолчав, заговорила она, — я тебе верю: ты желаешь добра и мне и Айне. Вот только отец очень упрям, трудно будет добиться согласия...
— Знаешь, Мама, — уже назидательным тоном сказала Умсагюль, — судьбу девушки решает мать. Ты сама сумеешь поговорить с мужем. Ведь я знаю, бедняга Меред и словом тебе не перечит.
— Когда доходит до серьезного, решает мое слово!— заявила Мама, сразу забыв о своих опасениях.
— Да разве может быть в этом сомнение?
— Не может быть.
— Вот и хорошо.
Глава шестнадцатая
Близилась полночь. Луна еще не взошла. Крупные звезды сияли мягким переливчатым светом, как серебряные украшения на груди женщины. Было тихо и немного душно. Аул спал. Только песня ночного путника доносилась издалека, да изредка откликались на нее лаем собаки.
Айна лежала с раскрытыми глазами и смотрела в небо. Рядом с ней, свернувшись как ягненок, тихо посапывала маленькая сестренка. За ней, запрокинув голову и раскрыв рот, спала мачеха. Мереда не было дома.
Вдруг Айна приподнялась, поправила под шапочкой волосы и прислушалась: чуткое ухо уловило шаги. Со стороны Полярной звезды приблизилась тень и остановилась у кибитки. Айна осторожно, стараясь не звякнуть подвесками, встала и осмотрелась вокруг. Было все так же тихо. В чистом небе спокойно мерцали звезды. Великая небесная дорога поблескивала сверкающей пылью. Айна, тихо ступая, пошла за кибитку. Пройдя несколько шагов, остановилась, прислушалась, как дикий фазан на току. Сделала еще шаг вперед и очутилась в объятиях Артыка.