Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920
Шрифт:
В таких обстоятельствах легко понять, что упорство большевиков в вопросе изъятия припасов широко обсуждалось в кругах союзников. Прежде всего спрашивалось, какое юридическое право имели большевики распоряжаться ценными запасами, отправленными альянсом в Россию для ведения военных действий против Германии, от которых теперь советское правительство отказалось? К этому недовольству в умах многих союзников добавилось подозрение, что экспроприация военных складов была инспирирована немцами и вся продукция в конечном итоге окажется в руках Германии.
Пока порт оставался замороженным, союзники мало что могли с этим поделать: любая вооруженная активность в таких условиях представлялась немыслимой. Именно в связи с этим фактом наряду с осознанием, что вместе со сходом льда в мае – июне ситуация в корне изменится, большевики придали такую срочность своим действиям. С другой стороны, срочный вывоз архангельских ценностей, естественно, вызывал раздражение в умах союзников и стал одной из причин, оправдывающих, по мнению альянса, военное вмешательство
Ввиду короткого навигационного сезона Архангельск всегда представлял лишь частичную альтернативу тем российским портам Балтийского моря, которые в обычные зимы были полностью свободны от льда. По этой причине в начале войны было принято решение дополнить Архангельск строительством нового северного порта, которым можно было бы пользоваться весь год.
Местом, выбранным для нового порта, стала точка в Кольском заливе Мурманского побережья, недалеко от финской границы. Географически Кольский залив можно рассматривать как самый восточный из крупных норвежских фьордов. Простираясь примерно на сорок шесть миль от открытого моря до слияния рек Тулома и Кола, залив действительно образует место, напоминающее фьорд прилегающего норвежского побережья своей глубиной, узостью и относительно свободным от льда состоянием в зимний период под действием теплого Гольфстрима. Но и здесь играла свою роль чрезвычайная удаленность от всех российских центров. В 1914 году отсюда до Центральной России можно было добраться только через Архангельск. Более того, по состоянию на этот год в Кольском заливе не существовало ничего похожего на город или порт, пригодный для обслуживания океанских перевозок. Маленькая деревня Кола была единственным населенным пунктом, претендующим на статус муниципального образования, но он совершенно не подходил для выбранной цели. Таким образом, возникала необходимость не только построить совершенно новый портовый город, но и соединить его с Россией новой железной дорогой, пересекающей 800 миль малонаселенного северного края, представляющего в основном болотистую тундру, лежащую между Кольским полуостровом и Петроградом. Несмотря на очевидную трудность реализации этого проекта в условиях изменившихся требований военного времени к российским ресурсам, он был – по настоянию британцев – мужественно осуществлен. Для города было выбрано место на восточной стороне фьорда, примерно в 40 милях от устья, в том месте, где крутые холмистые берега отходили от кромки воды, уступая относительно плоской, заболоченной котловине.
Строительство города и железной дороги началось в сентябре 1915 года. Работы велись поспешно и порой кустарными способами. В частности, строительство железной дороги сопрягалось с чрезвычайными трудностями. 25 процентов линии пришлось прокладывать по болотистой местности, при этом возникали серьезные технические проблемы, связанные с постоянно замерзающим грунтом. Во избежание еще большего процента заболоченного основания линии, 40 процентов дороги пришлось прокладывать в обход. Водные пути, которые предстояло пересечь, казались бесчисленными: уже после завершения работ выяснилось, что на каждые 1000 ярдов путей приходилось 16 ярдов мостов. Следует также учесть, что эти задачи решались долгой арктической ночью в то время, когда обеспечение мобильным электрическим освещением было невозможным. Рабочую силу, продовольствие и фураж для тягловых животных приходилось завозить с расстояния в сотни миль. Несмотря на эти препятствия, к весне 1917 года линия была доведена до такой степени, что стало возможным осуществлять ограниченное движение транспорта по непрочной, извилистой единственной колее. Этому достижению сопутствовало завершение строительства жилья и портовых сооружений на новой конечной станции на берегу, пусть и построенных в значительной степени из «подножного» сырья, но достаточных для того, чтобы сделать возможной погрузку и разгрузку океанских судов в скромных масштабах и осуществлять переброску грузов вглубь страны и обратно.
Нельзя сказать, что Мурманск 1917–1918 годов был привлекательным местом. Расположенный почти на самом полярном круге, на широте 69 градусов (примерно на такой же широте побережье Аляски смыкается с канадской границей), этот город наряду с близлежащим норвежским Киркенесом представлял собой самое северное из постоянных городских поселений. В то время Мурманск состоял исключительно из бревенчатых домов, деревянных бараков и складских сараев. Американцы считали, что он напоминает ранний американский лагерь лесорубов: здесь не было ни канализационной системы, ни мощеных улиц, а открытые места, как правило, оказывались заваленными строительным мусором. В течение долгой зимы эти замерзшие кучи росли все выше и выше только для того, чтобы снова растаять с наступлением поздней весенней оттепели и раствориться в песчаных трясинах, волей-неволей служивших улицами в теплое время года. Как и во всех арктических местах, в летний период здесь не заходило солнце, но воздух оставался прохладным, а небо слишком часто становилось темным от комариных туч, поднимающихся с бескрайних материковых болот.
Буквально со всех сторон ощущались отдаленность и запустение этого региона. Скалистые холмы по берегам фьорда, частично поросшие лесом недалеко от Мурманска, становились все более пустынными по мере продвижения вглубь материка. Покрытые снегом большую часть года, они оставались негостеприимным обиталищем как для зверя, так и для человека. Сами воды фьорда были глубоки и холодны – слишком холодны для купания даже в разгар лета. В устье реки, в шести милях от Мурманска, стояло древнее село Кола – бывший административный центр региона. Это маленькое поселение, выделяющееся издалека белокаменной церковью и цитаделью, сиротливо ютилось на большом бесплодном мысе, разделяющем устья двух рек, образующих фьорд в месте слияния. Кроме Колы, в радиусе сотен миль от Мурманска не существовало никакого другого человеческого сообщества. Даже море, к которому спускались стены фьорда, казалось пустым, холодным и унылым продолжением безмолвных пустошей Арктики.
Несмотря на такую крайнюю изоляцию, новый город Мурманск к зиме 1917/18 года превратился в довольно густонаселенное и оживленное место. Женщин, конечно, в нем было немного, полностью отсутствовали бытовые удобства, но к этому времени в нем уже проживало почти 5000 человек, включая 1800 моряков (в основном – военных) и еще большее число железнодорожников и портовых рабочих. В порту находилось несколько российских военно-морских судов, включая линкор «Чесма» и крейсер «Аскольд». К концу 1917 года деморализация российских вооруженных сил дошла до такой степени, что наиболее крупные военно-морские суда Северного флота утратили свою боеспособность. Их экипажи – праздные, беспокойные и возбужденные коммунистическими агитаторами – представляли собой главный источник волнений и общественных беспорядков.
Использование Мурманска в роли портового города началось в 1917 году после заходов в него ряда кораблей, доставлявших боеприпасы и другие товары военного назначения от западных союзников. Можно предположить, что этот порт функционировал бы не менее интенсивно зимой и весной 1918 года, пока Архангельск был скован льдом, если бы захват власти большевиками в Петрограде не остановил большую часть поставок. С другой стороны, весьма сомнительно, что железная дорога смогла бы успешно справиться с большим объемом перевозок, даже если бы поставки осуществлялись в соответствии с первоначальным планом. Наскоро построенная линия все еще оставалась слишком примитивной и непрочной, поэтому ее интенсивное использование представляло большие сложности. Поезда прибывали в Мурманск в течение всей зимы в среднем менее одного раза в неделю. Для пассажиров путешествие из Петрограда обычно занимало до девяти дней, а передвижение товарных составов осуществлялось еще медленнее. Но даже и эти минимальные достижения стали возможными только благодаря достаточной промерзлости почвы под полотном. Инженеры по техническому обслуживанию с беспокойством ожидали оттаивания грунта предстоящим летом.
Ввиду неадекватности российских военно-морских подразделений основная тяжесть морской обороны Мурманской области легла на Великобританию. В 1916 и 1917 годах английские корабли взяли на себя основную ответственность за противолодочное патрулирование и операции по разминированию у берегов Мурманска. Когда архангельский навигационный сезон 1917 года подошел к концу, небольшая британская военно-морская эскадра под командованием контр-адмирала Томаса У. Кемпа осталась зимовать в Мурманске. Она состояла из линкора «Глория» (флагман), крейсера «Виндиктив» и подразделения из шести минных тральщиков. Как предполагало британское Адмиралтейство, в задачи этих кораблей входило прикрытие архангельских складов от возможного нападения немцев, а также защита российских судов, действующих в Белом море, гражданских лиц стран-союзников и беженцев, использующих Мурманск в качестве порта выезда из европейской части России.
Учитывая роль британцев в развитии Мурманска и ту роль, которую они взяли на себя в морской обороне этого района, становится неудивительным, что они испытывали особое чувство ответственности за все, что там происходило, и считали, что, пока продолжается война, обладают правом голоса в портовых делах. Этот факт необходимо иметь в виду, если мы хотим понять события 1918 года в этом регионе.
Как и в случае с Архангельском, большевистская революция добралась до Мурманска не сразу. Город и прилегающий к нему регион главным образом исполняли военно-морскую функцию. Обширные полномочия находились в руках высокопоставленного военно-морского чиновника адмирала К.Ф. Кетлинского [6] , умеренного и разумного человека, лояльно настроенного по отношению к союзникам, и Соединенным Штатам в частности. Ввиду высокой популярности среди рядовых военно-морского гарнизона ему было разрешено продолжать работу в первые недели после Октябрьской революции и исполнять по крайней мере часть своих обычных полномочий, однако под внешним благополучием уже скрывалось некоторое брожение. Местный Совет неуклонно шел к власти, и наиболее радикальные элементы, состоящие из политических лидеров военных моряков и местных железнодорожников, с каждым днем становились все более агрессивными и несговорчивыми. В мурманском сообществе, столь тесно связанном с военными действиями альянса, развитие политической ситуации не могло не стать источником тревожного беспокойства для местных представителей союзников.
6
Казимир Филиппович Кетлинский (1875–1918) – российский военный деятель, контр-адмирал (1917), в 1917–1918 гг. – главный начальник Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов (фактически – глава Мурманска).