Решение офицера
Шрифт:
— Вначале много говорили, потом много пили, потом пошли танцевать, но это уже без меня. Собственно, все. Ты лучше про приказы.
— Вообще-то не имею права, но по дружбе, и чтобы Марта потом не съела, кое-что расскажу. Только, видишь ли… — Жан серьезно кивнул, понимая, что шутки кончились.
— Значит так, приказы доставил лично мне чин из контрразведки. Смекаешь, какая честь? Далее. Утром де Романтен злился, что держать тебя без дела для него опасно. Ты успел обучить лишь Вида, да своих пятерых, которые дело освоили, но толку от них только ты и, опять же, Вида добиться могут. Сейчас тебя на охране здания держать — чем отчитываться
— И что решили?
— Решили? Решать господин интендант до вечера будет не в силах. Но вообще так — твоя задача обеспечить полиции красивые отчеты. Для всех ты именно заместитель коменданта, но по факту — главный… как правильно сказать? Демон, да даже и слова такого нет…
— Попробуем придумать? Вы же хотите, чтобы я на месте преступления за всем смотрел… Может быть, инспектор? — вспомнил Жан подходящее слово из прошлого мира, имевшее тот же смысл и здесь.
— А что, годится. Вроде как ты и не при деле, так только, за другими полицейскими присматриваешь, чтобы те порядок не нарушали. А за охранниками или за патрульными — это уже мелочи. Об этом с господином интендантом я попозже поговорю, а пока пошли, буду тебя новому командиру представлять.
Коменданта амьенской полиции Жан знал, пару раз даже обращался с какими-то вопросами, но плотно общаться не приходилось.
Был этот достойный господин невысок, широк в талии и лыс, как бильярдный шар. С вечной улыбкой на лице и столь же веселым взглядом, он производил впечатление эдакого очаровашки.
О его добродушии и пофигизме в полиции ходили легенды. Светлой мечтой многих было оказаться у него в подчинении, поскольку, казалось, сей достойный командир вообще никогда не слышал такого слова, как требовательность. До определенных пределов, естественно — убежать из здания при нем не удалось ни одному задержанному, но вот к внешнему виду подчиненных, к болтовне на посту он проявлял поразительную лояльность.
Потому назначение Ажана его заместителем было воспринято охранниками как катастрофа, крушение всех надежд. Любая небрежность в одежде, любое замеченное им отвлечение от несения службы заканчивались для виновных дополнительными отжиманиями, приседаниями и подтягиваниями в специально оборудованном для этого зале, под которой была выделена большая комната в примыкавшем к полиции здании тюрьмы.
Кто и как пробил эти новшества, для полицейских осталось загадкой. Поговаривали, что сам господин интендант лично ходил с этим к самому графу, ну да мало ли что говорят. Главное — по три раза в неделю господа охранники под ехидные замечания коллег направлялись к Ажану на издевательства в злосчастный зал. Ходили слухи, что еще недавно в нем располагалась пыточная. И, судя по тому, с каким трудом уставшие служаки выбирались из него, традиции мучений никуда не делись.
Правда, уже через пару месяцев проходящие в здание посетители стали с уважением поглядывать на этих подтянутых, вежливых молодцов, твердый взгляд которых отбивал всякое желание шутить.
А через месяц после назначения Жана в полиции начался ремонт. Точнее, была отштукатурена и покрашена одна стена в холле, на которой золотыми буквами были выведены имена полицейских, погибших на службе. Двадцать семь человек. Поговаривали, что новый заместитель коменданта лично оплатил эту работу. Это, конечно, слухи, но с того дня и до скончания времен записи на стене добавлялись, и рядом всегда лежали две свежие гвоздики.
Глава XXV
Теплым майским утром Жан сидел в своем кабинете, мечтая скорее сдать суточное дежурство и отправиться домой отсыпаться. Уже давно даже мысленно он называл домом уютную комнату на втором этаже таверны «Прекрасная Марта».
Сама Марта, уже полгода как мадам Гурвиль, была счастлива и восторжена! Медовый месяц давно прошел, но, судя по раздававшимся по ночам охам и ахам, на энтузиазм молодых это не повлияло, и скорое появление у Леона брата или сестры было делом решенным.
Организм Жана был здоров и молод, но и нежелание украшать свою физиономию черными мушками было решительным. Теми самыми мушками, которыми народ заклеивал сифилисные язвы. Здесь это было делом обычным, но для него категорически неприемлемым. Тратить данную Богом вторую жизнь на мерзкую болезнь — не уважать ни себя, ни, главное, Его.
Выход был найден простой, хотя и не самый легкий — Жан стал больше брать ночных дежурств. Отдежурил, и день свободен, отсыпайся в свое удовольствие и без отвлекающих факторов.
Правда, в этот раз не повезло — дежурство выпало на праздник Возрождения. С незапамятных времен крестьяне в этот день пьют, гуляют и занимаются всяким непотребством, о каком в другие дни и подумать грешно. Потом им предстоит страда, работа на пределе сил, которая должна прокормить их семьи целый год. Но в этот день они гуляют.
Горожанам, да и господам дворянам, такие труды не грозили, но упустить случай оторваться под благовидным предлогом они не пожелали. Потому в дежурство Жана, как и каждый год в этот день, народ гулял столь разухабисто, что, казалось, и война не нужна, сами город спалить готовы.
Естественно, особо буйные оказались в полиции. Вон они, по камерам сидят, лежат, страдают. А как иначе? Похмелье — штука серьезная, неотвратимая, как Страшный Суд. И приговор один — надрался, страдай. Вот они под утро и приступили к искуплению. И похмелиться им никто не даст, ибо не положено. Так что горячие мольбы и проклятия заполнили коридор столь густо, что, кажется, топор можно вешать.
Надоело, но надо дотерпеть. Пусть с несчастными сменщик разбирается.
А это еще что? Дверь широко и с треском распахнулась и в здание вошел шикарный офицер с лейтенантскими нашивками. Трезвый и злой. А может злой, потому что трезвый? Ладно, изобразим вежливость. Хотя… что-то в нем знакомое… Потом разберемся, а сейчас вежливость и еще раз она самая, чтоб ее.
— Кто здесь главный? — однако, таким тоном де Комон к солдатам не обращается. Впрочем, Жан не видел маршала в полиции, поэтому…
— Я старший, лейтенант полиции Ажан. С кем имею честь?
— Лейтенант кто? Кого здесь офицером делают? А в морду не желаешь?
— Нет, господин офицер, в морду не желаю. Хотелось бы, чтобы Вы представились, — черт, определенно что-то знакомое. Если бы еще так спать не хотелось, вспомнил бы.
— Лейтенант Дезире! А может все-таки, в морду?
Мать твою, Дезире! Ну да, он и есть. Все такой же забияка, как и тогда, когда столкнулись на вступительных в клиссонскую академию. Дезире тогда пролетел, а Жан, тогда еще барон де Безье, поступил. И именно в морду Жан неплохо так съездил этому самому господину. Интересно, он помнит? Наверняка. Но узнает вряд ли. Время, седина, шрам… нет, не узнает. Тогда что же, чем могу помочь? Попробуем.