Решето над бездной
Шрифт:
Мы с ним вышли на двор. В это время дядя Сеня, бывший уже под хмелем, произносил речь.
– Выпьем первым делом за племянницу и пожелаем ей всего хорошего в жизни (одобрительный шум). А я от себя пожелаю стать ей композитором, есть у нее способности. И когда она этого добьется, то пуст вспомнит эти слова и этот вечер.
Все поднялись и чокнулись…
Гешка упрашивал, чтобы я взял его в центр, но я резко возражал. Подошел дядя Сеня с предложением выпить.
– Лучше и не просите.
– Ну
– Нам в школе не разрешают, а вы поощряете.
Дядя Сеня вдруг протянул мне руку.
– Молодец, дай пять!
И пошел рассказывать за столом. Отец мой пытался оправдать:
–Да, но ведь сейчас каникулы.
– Ты же знаешь, что не заставишь его выпить, так лучше не приставай, – вмешалась мать.
Лида засмеялась.
Я в тот же вечер был на Красной. Обратно та же перестрелка взглядами с Н. Я у Валентина взял фонарь и один раз пустил ей луч света прямо в лицо. «Догадайся мол сама».
Не помню, да и не к чему описывать, Третий день как я провел время до 12 часов. Это не интересно и не подходит к делу. В 12 часов, или около этого (я не обращал внимания на такие пустяки) я отправился к Гешке, чтобы идти на речку. Пошел я в одних штанах. (Если бы в то время меня встретила Татьяна Антоновна, то мне «посчастливилось бы» выслушать двухчасовую «лекция» о неприличии ходить без рубашки в такую жару. Но все обошлось благополучно). Когда пришел к ним, то Гешка сказал:
– А мы тоже собираемся на пляж. Лида возьмет аккордеон. Они зайдут к вам. А мы с тобой давай сейчас идти. Они пока соберутся.
– Да нет уж лучше подождем.
– Ну давай, – сказал Гешка, – все равно бы они пришли.
– Мне тоже нужно домой.
– Почему?
– Да я переоденусь. А то все идут одетые, даже ты, а я как идиот.
Я стал в тень под виноград. Лида взяла аккордеон и заиграла песню, тихо напевая.
– Слышишь, что поет? – спросил Гешка, но я не понял вопроса.
– «Каким ты был…»
– А ты послушай. Слова-то другие.
Лида проиграла еще несколько песен.
– Пойдем, – ныл Гешка, которому не терпелось на речку, – а то мне со скрипкой к деду идти к трем. Не успею и покупаться.
Когда мы с Гешкой пришли к нашему дому, мать удивилась:
–Что так рано с речки?
– А мы там еще и не были, – ответил я
– Сейчас пойдем, – добавил Гешка. – Наши тоже следом идут.
– Ты бы хоть рубашку одел, да штаны белые. Не срамись – сказала мать.
Вскоре послышался голос Тольки, который первый влетел во двор. Следом за ним зашли и остальные. Разместились под орехом. Лида с тетей Марусей сели на подвесную кровать. Остальные разместились на стульях.
– Как у вас здесь хорошо. Какое роскошное дерево!
– Ореху уже 12-ть лет, – сказала мать.
– Красота!
Дядя Сеня взял аккордеон и важным
– Слушайте, играет артист Мельниковский.
– Как удар, так и сто грамм, – засмеялась Лида.
Дядя Сеня начал нести чушь. Потом достал из футляра Гешкину скрипку, отдав аккордеон Лиде. Гешка принес мне гитару.
– Вот теперь у нас оркестр, – потешался дядя Сеня, – дай мне один бас, а я тебе вторую струну, – и скрипел смычком по струнам.
(Дяде Сене было тогда 36 лет: высокий, красивый, с фронтовой медалью, и мне, шестнадцатилетнему, он казался уже старым. Но теперь с такого удаления во времени я понимаю его наигранность, веселость и, очевидно, зря не ревновал его к юной аккордеонистке)
– А ты что можешь играть? – спросила меня Лида.
Я сыграл на гитаре «Грусть» и «Вальс гимназисток», которые показал мне Теплухин Юра. Она их и не слышала и запела совсем на другой лад:
Каким ты был, таким ты остался,
Осел лесной, козел степной.
Зачем опять ты водки нализался,
И пьяный ты пришел домой.
и т. д.
Наконец мы отправились. Возле угла Больничной после некоторых пререканий насчет выбранной дороги все последовали за мной, как более осведомленного. Вытянулись в целую процессию. За нами было увязался Вольт, но я его быстро отчислил. Дядя Сеня шел посреди процессии, неся аккордеон. Я шел рядом с Лидой, лица которой почти не было видно из за опущенных полей шляпы. Гешка поспешил вперед, чтобы занести скрипку для налаживания к деду.
На речке опять противоречие: тетя Маруся хотела, чтобы одежду сложили на песке у воды, а остальные на траве. Победила она. Пока Лида завязывала лентой волосы, мы с Гешкой успели наныряться. Пришел дядя Сеня. «Жирный как гусь – подумал я – и не тонет». Лида плавала плохо, или совсем не могла. Дядя Сеня взялся учить ее. Мы смеялись неловким взмахам ее рук, избалованных на клавишах аккордеона.
Тетя Маруся подняла крик: Анатолия сбил какой-то велосипедист, но все обошлось весьма благополучно, он проявил «настоящее мужество», и не одна слеза не покатилась по щекам. Видно задел не здорово. Дядин Сенин Пушок отряхивался как назло около одежи, чем тоже позлил нервную «публику».
Мы с Гешкой ныряли друг с другом, как совсем неожиданно вынырнула откуда-то лодка. Гешка ее не увидел, я потащил его в сторону, чтобы не ударило его веслом, а он, думая, что я с ним играю, рванул в другую сторону и нырнул. Слышу, как бухнул головою о днище. Лодка проскользнула, а Гешка выскочил из воды с вытаращенными от удивления глазами.
Наши сели перезакусить. Люда начала играть.
– Смотри, – кивнула Лида головой, не отрывая рук от клавишей, – стрекоза.
И я увидел ее с прозрачными крыльями на клавишах аккордеона. Гешка хотел ее снять.