Решето над бездной
Шрифт:
– Давай.
Разделись зашли в воду. Вдруг подъехала машина. Как раз по пути. Эх! и началась суматоха. Не одевшись валили все подряд в кузов. Летели за борт ненужные уже посохи. Ужасная теснота. Меня придавило к борту. Сжало ноги. Со всех сторон поднялся крик:
– Ой придавило!
– Да подвинься трохе!
– Эй чуть об дерево не стукнулся.
А машина неслась во всю, подскакивая на ухабах.
– Потише б гнал! Черт.
Проехали километра 2. Машина стала и шофер сказал: – Вставайте. Еще повылетите за борт, а мне отвечать за вас.
И снова полетели фляги, рюкзаки, ботинки, штаны и прочее. Я нашел свое все быстро. Эдик не нашел носки. Кто-то еще что-то. Видно на машине остались. Мы снова двинулись в путь, теперь уже осталось немногою. Километров 5. Но мы уже окончательно сморились и идти было трудно. Море было уже совсем отчетливо видно. На берегу стояли строения. Какой-то городок, или курорт. Кое-как спустились к берегу.
Привал сделали за станицей Кабардинкой в кустах, которые росли почему-то рядами. Недалеко звенели колокольчиками коровы и овцы. У всех колокольчики были, чтобы если заблудятся в горах, то легко по звукам найти. Двое пастухов – принесли ящерицу – желтопузика. Наподобие змеи без ног длинной 50 см.
Несколько ребят и я не утерпели и пошли к морю. Пересекли асфальтированную улицу.
Я бывший на море когда-то в детстве, когда мне было года 3-4, теперь был поражен его красотой. Зеленовато-синие волны набегали на гальку и отступали, шумя по ней. Вода прозрачная и видны камни, покрытые мхом и водорослями. Море сейчас имело какой-то темноватый оттенок уходящего дня.
Отсюда был виден и Новороссийск, расположенный на склоне горы.
– До обеда завтра побудем здесь, – решил Валентин Иванович.
На нашей стоянке уже пылали костры. Готовили ужин. Я с Гешкой решил варить рисовую кашу. Кое-как сварил рис. Накидал сахару и вышло замечательное кушанье. Уже стемнело, некоторые ложились спать, но еще мигали костры, борясь с темнотой. Вечер был тих и тепел. Со стороны Кабардинки доносились звуки жизни. Горы были в молчании. Их черные силуэты вырисовывались на темневшем небе, которое уже покрылось звездами. Гнали домой скот, позванивая колокольчиками… Потухали костры, сраженные темнотой. Прекратился говор. Все уложились. Только я искал куда-то запропастившуюся флягу, да Игорь еще не кончил варить, тихо разговаривал с Борькой. Я посидел молча немного около них. Потом пошел к Гешке, который уже улегся. Отломил ему сахару и он заснул. Возле лежали Сергей, Эдик и Юрка, укрывшись чем-то белым. Я наклонился над ними. Они спали. Потом я пошел и сел около костра.
– Чего не спишь? – спросил Игорь.
– Да не охота чего-то.
Я еще долго сидел около костра, смотря на небо и горы. С моря доносился тихий плеск волн, вечных тружеников моря. В станице горели кое-где огни, но и они казалось засыпали. То одни то другие они меркли, и дома сливались с темнотой. Сегодня перед вечером Виктор Иванович говорил, чтобы мы писали дневники. Нам было не охота это делать. Отложили до утра. Я подбрасывая сучья в потухающий костер и вспомнил слова Владимира, нашего соседа: «За один день, Гена, можно
Я отодвинул Гешку подальше и лег сам, но долго не удавалось заснуть. Мысли лезли в голову, пока не перепутались и не превратились в чепуху.
29 июля 51 г.
Начинало сиреть, когда я проснулся. Было прохладно и от моря веяло сыростью. Ночь была не такая холодная, как вчера, но все-таки холодновато. Звезды постепенно меркли. Где-то уже звенели колокольчики. Юрка Белов уже затрубил горном. Я растолкал Гешку, который никак не мог очнуться. Встал Сергей. А Эдьки не было.
– Наверное уже на море убежал, – сказал я.
Вскоре появился и он. Эдька бежал со стороны моря, махая руками.
– Ты где был?
– Насилу нашел, – выдохнул он.
– Что ты мелешь?
– Да я заблудился. Хорошо, что Юрка затрубил. А то не нашел бы.
И правда, он был как лунатик. Прошлый год в Красном лесу он тоже бегал с одеялом на голове.
– Проснулся, – продолжил он, – на каком-то холме и стал кричать. Никто не отвечает. Спали наверное. Пошел наугад. Да набрел на пограничника. Он и посоветовал мне поспать на земле. Сейчас был у моря. Хотел найти то место, где вчера были. Потом затрубила труба. Ну я и пошел.
– Придется его привязывать на ночь, – пошутил кто-то.
Долго удивлялись, пока не выстроили нас на зарядку. Потом снова затрещали костры. Запылали сучья сухого дерева. Пошли с Гешкой по воду. Метров за 100. Набрали воды и я не оборачиваясь пошел назад. Обернулся: Генки нет. Вот черт! Долго ждал. Пошел назад к ручью. Смотрю, а он с хлопцами крабов ловит. Кричу:
– Гешка, черт тебя подери! Давай скорей бросай своих крабов. Нужны они тебе. Пойдем шамать варить будем.
– Да я их и не для себя ловлю. Они сейчас больные, крабы то. Мягкие.
– Так чего же ты здесь торчишь Троглодит?
Троглодит – мое любимое слово. Это значит древний человек. Я люблю его за звучность. Гешка нехотя пошел. Поднялись из ущелья, а потом был ручей. Ущельем нельзя было это место назвать. Оно уже здесь обрывалось и сливалось с берегом моря.
Сварили что-то съедобное. Эдька с Сергеем сварили суп с курицей. Они его не доели. Полопал Юрка. Мы свою курицу выбросили – она имела уже совсем настоящий агрессивный вид. Судя по моим соображениям.
До обеда прокупались на море. Хлопцы поймали черепаху. Кое-кто медуз хотя и маленьких. Я их видел первый раз и не думал, что они будут совершенно прозрачные. Вода соленая и тяжелая. Плавать легко и странно было видеть человека с ног до головы хотя тот был в вводе по шею. Когда кто-то плавал, то тело его казалось искривленным и маленьким. Лежали на горячих камня. Утром у моря лежала на полотенце голая тетка, быстро ушла. Солнце между тем припекало. Горы, которые отделяли этот клочок берега от мира, уже проснулись. Была видна та гора с какой мы спускались. Вершина ее была покрыта травой. Она оправдывала свое название «Лысой»