Республика Ночь
Шрифт:
Это похоже на кошмарный сон. У АЗИАТА ОТОРВАЛАСЬ ГОЛОВА.
Залив асфальт фонтаном черной крови, отделившись от плеч вместе с шеей, она стремительно летит вдогонку за мной – темные очки слетели, глаза-щелочки горят ненавистью, в окровавленном рту злобно щелкают клыки. Я поджимаю дрожащий хвост. Зло презлобнейшее… да ведь это же сам нукекуби, вампир из Японии. Они ничем не отличаются от обычных людей, даже повышенной бледностью, не спят в гробах, живут в обычных домах, с кроватями и атласными одеяльцами. Выделяются только красной полоской на шее – ее легко замаскировать бусами или платком. Череп, который обычно вальяжно парит в облаках на манер хищной птицы, летит ракетой – мне навстречу. Вне себя от страха – спасаюсь бегством. Поздние вампиры, вроде меня, обделены способностью превращаться надолго. Я буду волком еще от силы минут десять, после чего вернусь в прежний облик. А это хреново.
Лицо японца уже поравнялось со мной – из шейных артерий капает кровь. Оно закладывает лихие виражи, словно сзади у него прикреплен пропеллер.
– Ты знаешь, как это больно – отрывать голову себе самому? – орет мне в мохнатое ухо череп. – Обещаю, бака-гайц-зин: [13]
Он пытается вцепиться мне в загривок – по-волчьи скуля, я шарахаюсь влево. Окровавленная голова со свистом разрезает воздух: облетая меня с обеих сторон, японец истерически хохочет – захлебываясь и булькая, прямо как африканская гиена. Сколько с начала смерти видел вампиров – ни один не может смеяться тихо и спокойно. Традиция-с. В вампирской гимназии уроки зловещего хохота – важнейший предмет. Увы, я из двоек не вылезал: домнул [14] Мирча, пожилой упырь из Ясс, строго выговаривал: «Кирилл, ты не смеешься, а хихикаешь». А вот японец, сука, этот явно был отличником.
13
Японский термин, который употребляют по отношению к глупым чужакам, не знающим языка. «Бака» – дурак, «гайцзин» – иностранец.
14
Господин (румынск.).
– Отдай флэшку! – ревет голова, пикируя с высоты, как бомбардировщик.
…Мои лапы слабеют: я начинаю сбиваться с бега и жалобно поскуливать. Конечности постепенно теряют шерсть. Все, приплыли. Энергия закончилась, я всегда быстро выдыхаюсь (сво-лочь-штрига то же самое говорила и про постель). Достигнув моста у метро «Кровососская», валюсь прямо в грязь. Язык бессильно свешивается из пасти, слюна течет на грудь, клыки шатаются. Волчья сила покидает меня, утекая, как кровь в решете: белая шерсть облезает крупными клочьями, сквозь волосы проглядывает галстук. На мне вновь одежда офисного клерка, и, вероятно, я выгляжу полным идиотом, стоя на четвереньках посреди тротуара. Нукекуби щелкает пастью, кружась надо мной: у меня нет сил плюнуть в его счастливую рожу. Я снова вурдалак – от волка остался только хвост, которым я хлещу себя по облезлым бокам.
Голова японца взмывает высоко в воздух.
– Амелин! – орет он. – Скорее сюда! Я взял его. Мы у «Кровососской»!
Руки в панике бесцельно шарят по карманам. Фарша уже нет, да и какой с него толк? Ключи, пропуск на работу, бумажник с мелочью… а это что?
Пальцы натыкаются на маленький кулечек, свернутый из старой газеты.
Мое лицо расплывается в улыбке. Слава Дракуле, Темный Повелитель не оставил меня! Сначала фарш, потом кулек… да кто после этого скажет, что Ада нет? Налицо явная помощь темных сил. Пожертвую в пятницу на алтаре мышь… или даже кило филе. Почему я не вспомнил об этом в самом начале? Ах да, их же двое… все равно бы не сработало. Я разрываю газету, сжимая в кулаке горсть подсолнухов. Ношу их с собой уже лет двадцать, слоем пыли покрылись: на случай, если у дома встретится шатун – редкий вампир, не спящий днем, – и попробует ограбить припозднившегося менеджера.
…Амелин так и не понял, отчего голова японца, парящая у телеграфных проводов, вдруг камнем упала вниз – словно коршун, увидевший добычу…
Провал в памяти № 2 – Пир в подземелье
…Шамаш осторожно почесал бледный нос. Плохая привычка. Когда жажда становилась невыносимой, он ощущал зуд во всех частях тела. Часами бы терся спиной о косяк, словно шелудивый пес. В голову отдавала слабая боль, царедворца одолевала сонливость: сквозь уши, назойливо шелестя, пролетали голоса придворных. Еще бы, отличная акустика – тронный зал с тремя арочными входами легко вместил бы пятьсот человек. Согласно капризу самого первого царя династии, он был отделан в том же стиле, что и Главные Врата, гордость Города Дракона. Нежно-голубая краска, золотые кирпичи, силуэты грозных львов, вытравленные на стенах иноземными мастерами. Потолок держат колонны-изваяния в виде финиковых пальм, чьи стволы от корней до кроны украшены затейливой глазурью. Придворные, согнув ноги в коленях, сидят на полу – мебели в присутствии избранника богов мелкой сошке не положено. Трон Дракона испокон веков располагался не у стены, как у сопредельных народов, а в центре комнаты, у одной из трех сводчатых арок; к нему вели красные ковровые дорожки, смыкаясь в центре крестом; справа и слева искрились водой нефритовые чаши фонтанов. Сооружение излишне громоздкое, даже безвкусное – но как же иначе подчеркнуть мощь и величие царя, которому суждено владеть половиной мира? Огромный дракон из золота (олицетворение огнедышащего бога – мрачного идола с четырьмя ртами и таким же количеством ушей), между чешуек прорублено овальное сиденье – прямо в груди. Человек на троне (чье безволосое, лоснящееся тело было завернуто в пурпурную ткань с голубой оторочкой) перебирал кольца ухоженной бороды: каждое утро ее старательно завивал пленный сын фараона Псамметиха. Волосы на лице столь густо пропитались благовонным маслом, что бороду уже можно было выжимать: тяжелые капли ладана то и дело падали на одежду, расплываясь темными пятнами. Черные глаза сверлили Шамаша насквозь, и царедворец почувствовал, как сердце сползает куда-то в область ягодиц. Царь согнул палец, Шамаш поднялся с пола: его ноги сделались мягкими, распаренными, словно от горячей воды. Ниже левой щеки правителя, на участке шеи, не тронутом бородой, пульсировала синяя жилка. Царедворец с трудом заставил себя отвести глаза. Рот заполнился слюной.
– Мы выражаем тебе благоволение, – низким голосом произнес царь, часть его слов, как казалось Шамашу, исчезала в густой бороде. – Ты оказал нам большую услугу. Похищены три золотых сосуда из зиккурата: видимо, двое
…Месяцем раньше царедворец сошел бы с ума от своего внезапного и стремительного возвышения. Но сейчас он искренне считал, что лучшей наградой для него был бы десятичасовой сон – без единого перерыва. Как легко обвести мудрейшего царя вокруг пальца… просто-таки удивительно.
1) Подкупить храмового раба сотней талантов.
2) Получить от него тройку золотых сосудов.
3) Убить раба и забрать обратно таланты.
4) Сбросить тело вместе с сосудами в реку.
5) Организовать фальшивый подкоп под стену.
6) Обвинить в краже пропавших стражников.
Вот оно, идеальное средство для повышения по службе. Правда, раньше бы он не рискнул провернуть такую аферу – даже с ножом у горла. Помогла одна вещь: Шамаш знал, куда исчезли оба стражника.
Мысли налились сонной тяжестью; подойдя к трону, Ша-маш рухнул ниц – его сухие губы коснулись золотой лапы Дракона. Мановением руки царь нетерпеливо приказал ему подняться. Прошествовав по ступеням к драконьей голове, Шамаш опустился на колени, выгибая тонкую шею, как лебедь в дворцовом пруду. На поверхность кожи легла прохладная цепь из червонного золота: звенья смыкались вокруг розового алмаза. Знак отличия начальника царской стражи. Страшно подумать: отныне, с этого самого мгновения, он обладал властью большей, чем его приятель, наследник трона Дракона, благородный царевич Мардук! Лица придворных перекосились от ненависти. Шамаш готов был поклясться, что сейчас любой, от жреца Нергала до смотрителя арыков Ни-нурта (не говоря уж о худосочном, едва ли не прозрачном царском лекаре Эллиле), призывает на его голову проклятья. Завидуют возвышению старого врага. Он и сам на их месте вел бы себя так же.
Шамаш с великим усилием удерживал на лице льстивую улыбку. Ему было плевать на почести: мучаясь от растущей жажды, он истекал слюной, мечтая только об одном. Как можно скорее выбежать из тронного зала, добраться до своей опочивальни, сорвать пропитанную потом, опостылевшую одежду. Завесить окно в комнате, уберечь кожу от мерзкого жара гнусных солнечных лучей. Провалиться в глубокий сон, нырнуть в него с головой, как в прохладное горное озеро. Проснуться – и утолить ГОЛОД. Соблазнительная жилка на шее царя фиксировала на себе все внимание: чтобы отвлечься, Шамаш прикусил нижнюю губу. Нет. Не здесь. В тронном зале только стражи – больше сотни человек. Один лишь Хозяин справится с такой уймой народа, но его здесь нет. Откровенно говоря, никто из его детей, включая любимцев, не знает – где он проводит день. Хозяин приходит в подземелье неожиданно.
…И всегда – только ночью.
…Главный жрец Нергал зажмурился, сладостно представляя, как обеими руками душит Шамаша, сомкнув пальцы у того на горле. Безусловно, он тяжело переживал возвышение давнего противника. А кто не страдает? Вон у лекаря Эллиля аж нос от ярости заострился. Подумать только, как несправедливы порой бывают боги! Не глядя, хватают за шкирку первую попавшуюся тварь, и вот, пожалуйста – она уже обласкана и награждена царем. А за что, спрашивается? Парень глуп, не обладает нужной гибкостью в придворных интригах, имеет слабую броню к запускаемым сплетням. Если бы не расположение самого царевича Мардука, Нергал давно бы разгрыз своего врага, как орех, сплюнув на пол пару пустых скорлупок. Но что ему остается теперь? Только пялиться издалека на золотую цепь с алмазом – и, удалив из языка яд, радостно приветствовать нового начальника дворцовой стражи. Новичок в делах Шуту Бит, пожалуй, выкажет удивление: и чем же так ценится эта показная должность? Глава стражи – всего лишь охранник, он лишен возможностей всевластных жрецов. Эге, малыш, не так все просто. Действительно, Тайный совет Верховного божества, с давних пор возглавляемый Нергалом, умеет влиять на царя – правитель обращается к нему по каждой мелочи: за гороскопами и толкованием снов… не говоря уж о природных бедствиях, дабы разобраться – за что царство наказали боги? А вот тут-то уж и задача Нергала – правильно объяснить событие, не забывая извлечь хорошую выгоду для себя. Чаще всего разгадка проста: ураган налетел из-за вредной экономии: дескать, боги плохо ублажены жертвами и малым количеством зиккуратов в их честь, отсутствием в храмах дверей из ливанского кедра. [15] Значит, необходимы средства на строительство, посвящение очередных жрецов для обслуги жертвенников и приобретение храмовых вардумов. Увы, эти радости блекнут в сравнении с властью главного охранника. Он важнее любого богатого авилума, не говоря уж о ничтожных мушкенумах. Только начальнику стражи, помимо наследника, позволено будить царя посреди ночи. Он один может подсунуть под печать дощечку с нужным решением и мимоходом шепнуть на ухо сплетню. Нергал нахмурился, разглядывая лицо врага. Странный он какой-то стал, этот Шамаш. Вроде бы даже и не радуется. Видно, нелегко дались ему поиски стражников: спал с лица, отощал, под глазами залегли черные тени, кожа бледна, как у заключенного в долговой яме. Что с ним такое происходит? Днем на совещаниях борется с сонливостью, старательно избегает открытых окон и совсем позабыл про Мидийский сад – прежнее любимое место для прогулок с царевичем Мардуком.
15
В государствах Древнего Востока (вследствие отсутствия лесов) очень ценились деревянные двери. До такой степени, что каждый хозяин дома, переезжая на новое место жительства, забирал эти двери с собой.