Республика Ночь
Шрифт:
Милена, разумеется, этого не видит. Она бесится, как ангел, я ее понимаю. Вряд ли кто-то обрадуется, если во время танцев на него вдруг упадет волк.
– Нажрался, что ли? – орет она, пытаясь врезать мне по волчьей морде. Без сантиментов кусаю ее за кисть. Киллер идет прямо на нас, пробивается сквозь толпу вампиров, вытянув руку, четко печатая шаг: честное слово, ужасно похож на бронзовый памятник Дракуле из поэмы Пушкина. Он не видит перед собой никого и ничего, глаза пусты и спокойны. Палец на курке сжимается. Шшшшшшххххх! Новая пуля пробивает сразу два тела: упырь в очках-«<блюдцах» и дама в кринолине (по виду – испанская фрейлина, укушенная еще до открытия Америки) образуют дружную пару факелов. Горящие скелеты на танцполе превращены в труху. Под каблуками разбегающейся в паническом страхе публики дробью щелкают позвонки.
And once you've had a taste of her You'll never be the same… [46] –
46
«Едва ее попробуешь – прежним тебе не быть» (англ.).
47
Танцпол (англ.).
…Что это за жалобный звон? Погребальный? О нет – об голову киллера разбилась бутылка молока. В белых потеках на черном костюме тот выглядит уличной вороной, упавшей в сметану. Вспышка бесшумного выстрела. Противник, однако, лишь слегка пошатнулся. Смеясь, он с элегантностью мушкетера отряхивает пробитый пулей модный пиджак.
– Засунь свое серебро знаешь куда? – Альп-декадент хватает киллера за горло. Это привычка не исчезнет никогда, все вечно забывают, что вампирам воздух не нужен. Нукекуби суется слева, изогнувшись в приеме восточных единоборств. Получает локтем в лицо и летит на танцпол, как мешок с отрубями. Альп наносит новый удар – сокрушительный. Киллер верткой бабочкой взлетает под потолок и бухается оттуда на поверхность барной стойки. С десяток разноцветных бутылок бьются вдребезги, превращая молоко на его голове в немыслимый коктейль. Слипшийся парик ползет на пол, лицо убийцы покрыто сеточкой мелких порезов. Он молча щупает нагрудный карман. Я уже знаю – зачем. Испустив кошачье шипение, альп прыгает на него сверху, скрюченные пальцы выпускают десять когтей. «Кольт» отлетает на край танцпола, пули, звеня и подпрыгивая, катятся по стеклянной поверхности. Альп колотит киллера затылком о железо барной стойки; голова убийцы безвольно мотается; белого лица почти не видно за потеками крови, молока и вина. Придерживая перебитый нос, к альпу подскакивает нукекуби. В кулаке у него зажата короткая, блестящая иголка. Издав гортанный звук, японец бьет противника в шею. О, да он просто ниндзя, однозначно. Сейчас альп повернется, переломает ему все кости…
Танцпол содрогается от мощного взрыва: все помещение от пола до люстр заволакивает белым молочным дымом. Со стен стекают капли молока и крови; альпа разорвало едва ли не на молекулы… Среди обломков стульев, дымясь, крутится фетровая шляпа. Похоже, парень наконец-то получил то, что хотел. Сидит сейчас, обнимается с Дракулой посреди пылающих долин Ада. Японец бросает иглу на пол, стекло на этом месте плавится, прогибаясь, словно плеснули серной кислотой. Шприц. Силы зла, что же содержит этот крохотный цилиндрик? По всей видимости, портативную атомную бомбу.
Мои лапы резко отрываются от пола, я взмываю в воздух.
– Я с волком! – визжит Милена. – Пустите, иначе всех перекусает!
Публика шарахается. В полсекунды преодолев коридор, прихлопнув дверью мой пушистый хвост, Зубкова вылетает из клуба. Не делая паузы, она на всех парах мчится к Райсовской площади – к парковке, где осталась тачка.
…Нукекуби, пошатнувшись, опустился на танцпол рядом с Амелиным. Взявшись большим и указательным пальцами за плоский нос, японец дернул его вниз, и кости встали на место, издав сочный хруст. Проведя другой рукой по голове партнера, нукекуби поднес ее ко рту, осторожно лизнув ладонь.
– «Джек Дэниэлс», мятный ликер, пиво-лагер, – со знанием дела сообщил он. – О… козье молоко, если не ошибаюсь. Гребаный альп, и зачем его ангелы сюда принесли? Тебе следовало пальнуть, когда Милена была в проеме. Но ты этого не сделал? Супер. Радуйся, мы их снова упустили. Это не триллер, а французская комедия с киллерами-неудачниками. Где твое оружие? Мой револьвер заклинило на первом выстреле: если не везет, то по-крупному.
Не отвечая, Амелин с ненавистью сплюнул молоко. Пошарив по оплавленному полу, он деликатно, одними кончиками пальцев в «наперстках» поднял серебряную пулю. Сдув пыль, заключил ее в нагрудный карман.
Нукекуби поразила весьма неприятная догадка.
– Слушай… – сказал он пугающим шепотом. – Куда делся твой револьвер?!
Амелин грустно развел руками. Поднявшись на ноги, взял с подставки на столике черные салфетки: толстая бумага впитала кровь с разбитого лица.
– Нам срочно нужно оружие, – констатировал нукекуби. – Если не для меня, то хотя бы для тебя. Я без ствола чувствую себя голым, как женщина в мужской бане. Давай позвоним Карлу из телефона-автомата в метро и подъедем за новой пушкой; у него как минимум одна в запасе. Заодно разживемся информацией. Карл дал наводку, что Милена и офисный планктон появятся здесь. Значит, отслеживает их передвижение, как мы и договаривались. Эх, и некстати возник этот молочный урод! Хорошо еще, что босс переслал с курьером малую толику средства, иначе с альпом не справиться. Не вампир, а терминатор.
Тщательно обходя очаги огня, напарники вышли из горящего клуба. Над рифленой крышей «20 костей» поднималось пламя, со стороны Красной площади слышался вой полицейских сирен. До поглощения дня пастью вечера оставалось всего полчаса, толпы упырей уже наводнили грязные тротуары, спеша на работу. У Центрального телеграфа тусовалась внушительная кучка пинкхэдов – ультраправых вампиров, обожающих переодеваться в людей, нанося на лица розовую краску. Движение набирало популярность среди незрелой молодежи – из тех, кому едва исполнилось сто лет: «косить» под людей стало модно, стильно и опасно. Упыри-маргиналы, замотав клыки красными платками, нападали в метро на куанг-ши, копируя стиль охотников за вампирами. Общество осуждало пинкхэдов: на ТВ велись дискуссии, как в мире победившего вампиризма появляются моральные уроды? Неформально идеи пинкхэдства разделяло приличное количество упырей, даже газеты печатали мнения – мол, если бы вампиры когда-то объединились с людьми, сейчас бы никто не знал о кризисе, для экономики лучше, когда на биржах коровья кровь соседствует с человеческой. Пинкхэды проводили нукекуби тяжелыми взглядами из-под очков, но активных действий против «косоглазого» предпринимать не стали: полицейские сирены звучали совсем близко. Завернув за угол здания телеграфа, Амелин и Итиро исчезли в метро.
..Я обернулся вампиром, едва только Милена опустила мою мохнатую тушку на асфальт у машины. Достала из сумочки ключи, но открыть дверцу не смогла – свалилась рядом от усталости. Мне ужасно неприятно. Во время превращения в волка в тело втягиваются и ботинки, и рубашка; и даже кошелек с телефоном, причиняя довольно болезненные ощущения.
– Ты спас мне жизнь… – тихо говорит Милена и улыбается. – То есть, не знаю, уместно ли слово «жизнь», я же мертвая… в общем, ты рисковал собой ради меня. Знаешь, напомнило… Как-то раз в снежную пургу папа принес маме полузадушенного человека. Голодный, но сам не ест, сидит и ждет терпеливо, пока она теплокровному шею прокусит и из артерий горяченького напьется. Я в уголке черепами играю, искоса смотрю – и меня холод пробирает. Такая романтика, плакать даже хочется, думаю: вот она, ЛЮБОВЬ. Оба в кровище перемазанные, сидят, как голубки, щебечут, обнимаются… Мне всегда хотелось иметь семью – чтобы мой мужик принес мне кровушки и мы выпили ее вместе. Но пришлось пробиваться одной…