Республика Святой Софии
Шрифт:
Соляной промысел не только приносил большие доходы, но и снижал зависимость Новгорода от поставок немецкой соли. А последнее обстоятельство в начале 40-х годов приобрело первостепенное значение, так как стабильность, сохранявшаяся до того в русско-ливонских отношениях, была нарушена. Орден начал готовиться к войне против Новгорода. Возможно, одной из причин для войны послужило неприятие Новгородом унии.
На ливонском съезде в Пернау в 1443 г. было принято решение о закрытии новгородской торговой конторы. Когда немецкие купцы покидали Новгород, церковные власти города отказались принять ключи от немецкой церкви и двора, то есть Евфимий II поступил вопреки сложившимся во времена его предшественников обычаям. Раньше такого не случалось даже в случае войны с немцами. Неприятие архиепископом новгородским униатского католического мира перевесило даже выгоды от торговли с Ганзой.
В то же время владыка Евфимий продолжал тратить деньги на строительство церквей и благоустройство владычного двора. Видимо, в этой деятельности он видел способ защиты от надвигающейся католической угрозы. Были построены духовница и сторожня. Возможно, строительство «сторожни», то есть помещения для сторожей, у въездных ворот владычного двора объясняется еще и желанием Евфимия обезопасить свои владения от непрошеных гостей. По мнения И. В. Антипова, «владычный двор — не крепость, а прежде всего, монастырь, замкнутая структура, основные составляющие части которой — храмы, жилые и парадные помещения, а также хозяйственные постройки… Владычный двор… не был предназначен для обороны от внешних врагов, доказательством чему — многочисленные ворота, ведущие в различные части двора. Сторожа, помещавшиеся в сторожне, вероятно, были нужны для охраны Владычного двора во время внутренних конфликтов, нередких в Новгороде XV в.» [906] .
906
Антипов И. В. Сторожня на новгородском Владычном дворе // НиНЗ. Новгород, 2004. С. 360–361.
Забота владыки о безопасности своего двора от возможных возмущений новгородцев свидетельствует, что авторитет Евфимия среди простых новгородцев падал. Предшественники Евфимия на владычном престоле не предпринимали подобных мер для своей охраны от сограждан.
В 1445 г. Орден начал войну против Новгорода. Предложение о помощи со стороны великого князя Литовского Казимира новгородцы отвергли. Казимир в это время находился в «розмирье» с князем Московским, Новгород же, видимо, надеялся на поддержку Москвы в войне с Орденом. Очевидно, что негативное отношение владыки Евфимия к униатской Литве во многом повлияло на политику Новгорода.
Сам владыка в это время продолжал свою программу восстановления старых новгородских святынь: «заложи манастырь святого Георгия в Городке, и стену каменую понови, и церковь святого Георгия понови и подписа, идеже отпало, и покры ю чешуею, и бысть христьянам прибежище» [907] .
Действия владыки соединяли в себе военные приготовления («стену камену понови») на случай осады Старой Ладоги, а также работы по восстановлению обветшалых фресок XII в. в церкви Святого Георгия. Это была одна из первых реставраций в истории древнерусской живописи.
907
НПЛ. С. 424.
Следующий, 1446 г., был особенно тяжел для новгородцев. Тверской князь пограбил новгородские волости, переговоры с Орденом закончились неудачей, а в Новгородских землях начался голод — отчасти из-за неурожаев, отчасти из-за торговой блокады. С июля 1442 г. Орденом был наложен запрет на вывоз зерна из Ливонии в Новгород. В 1443 г. этот запрет возобновился.
Летопись рисует страшные картины народных страданий: «Толко слышати плачь и рыданье по улицам и по торгу; и мнозе от глада падающе умираху, дети пред родители своими, отци и матери пред детьми своими; и много разидошася: инии в Литву, а инии в Латиньство, инии же бесерменом и Жидом ис хлеба даяхуся гостем. А в то же время не бе в Новъгороде правде и праваго суда, и въсташа ябетници, изнарядиша четы и обеты и целованья на неправду, и начата грабити по селам и по волостем и по городу; и беахом в поруганье суседом нашим, сущим окрест нас; и бе по волости изъежа велика и боры частыя, криць и рыдание и вопль и клятва всими людьми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права» [908] .
908
Там же. С. 425.
Словно не замечая бедствий новгородцев, владыка Евфимий продолжал тратить деньги на церковное строительство: «Постави архиепископ Еуфимеи церковь камену святого Еуфимья теплую у себе в сънех, и подъписа и иконами украси; а все то зделано в четыре месяци. Того же лета поставиша княжанци церковь камену святых Мироносиц на старой основе. Того же лета поставиша в Русе церковь камену святыи Дмитрии» [909] .
Создается ощущение, что архиепископ жил какой-то оторванной от реальности жизнью, не заботясь о внутренней жизни города, которую должен был бы контролировать во многих вопросах, в первую очередь в судебных делах. Но владыка ограничился лишь заказом нравоучительных изображений во владычной палате. В нише при входе в палату был изображен Спас — верховный судья. В руке его было изображено раскрытое Евангелие с текстом: «Не на лица судите, сынове человеческие, но праведен суд вершите, ибо каким судом судите, таким будете судимы». Это было постоянное напоминание светским и духовным магистратам Новгорода, собирающимся в палате, о том, что Бог видит все их поступки, и на Страшном суде они ответят за все неправедные дела, творимые на земле. Видимо, архиепископу казалось, что этой меры достаточно для исправления «неправды» в новгородском суде.
909
Там же.
Положение Новгорода оставалось незавидным. На помощь Москвы можно было не рассчитывать — там вновь шла борьба между князьями Дмитрием Шемякой и Василием Васильевичем. На короткое время в 1446 г. престол захватил Дмитрий Шемяка. Новый великий князь пригласил в качестве местоблюстителя митрополичьей кафедры рязанского епископа Иону. Как отреагировал на это новгородский владыка, неизвестно.
В этом же 1446 г. тверской князь продолжал разорять пограничные новгородские земли, а шведы напали на Двину. Впрочем, двиняне сумели отбиться и даже прислали в Новгород пленных шведских воевод. Архиепископ Евфимий сам «поеха за Волок благословити новгородчкую отцину и свою архиепископью и своих детей» [910] .
910
Там же.
Вероятно, именно во время этого своего путешествия владыка посетил Рождественский Коневский монастырь на Ладожском острове. Евфимий встретился в монастыре с уже состарившимся игуменом Арсением — таким же ярым последователем афонской церковной традиции, как и сам владыка. Визит архиепископа в отдаленный монастырь оказался для местных жителей настолько важным событием, что с того времени залив на острове, где встречали Евфимия, получил название Владычная лахта.
В отсутствии владыки в Новгороде поднялась «монетная смута»: «начаша людиеденгихулитисеребряныя», «беденежикам прибыток, а сребро пределаша на деньги, а у денежников поимаше посулы» [911] . В городе по-прежнему был дорог хлеб, и недовольством голодного народа умело воспользовались некоторые бояре. Посадник Секира собрал вече и разыграл спектакль разбирательства «дела фальшимонетчиков». Он напоил денежного мастера Федора Жеребца и начал выпытывать у того, «на кого еси лил рубли?» [912] Федор оговорил восемнадцать человек. По его речам озлобленное вече, направленное посадником, «иных с мосту сметаша, а иных домы разграбиша, и ис церквей вывозиша животы их, а преже того по церквам не искали» [913] .
911
НЧЛ. С. 443.
912
Там же.
913
Там же.
Очевидно, что недовольство народа перешло предел, раз даже из святых церквей вывезли имущество осужденных, вопреки обычаю. Между тем бояре, которых летописец прямо называет «бесправдивыми», продолжали натравливать новгородцев на неугодных им людей: «того же Федора начаша… научати говорить на многих людей, претяще ему смертью» [914] .
Протрезвившись, Федор ужаснулся содеянному и признался, что «на всех есмь лил и на вси земли, и весил с своею братьею ливци». Признание вызвало у горожан «сетовании мнози, а голод ники и ябедники и посулники радовахуся, толко бы на кого выговорил». Самого Федора казнили, а «живот его в церкви раздели и разграбиша» [915] .
914
Там же.
915
Там же.
Раздел имущества преступника между церквями был жестом раскаяния. Новгородцы, осознав, как жестоко их обманули, подняли «мятеж велик». Главный виновник смуты посадник Секира «оттоле разболеся иоумре» [916] . Возможно, летопись просто умалчивает об истинных причинах смерти посадника.
Новгородская первая летопись уточняет размеры выгоды, полученной властями города от «монетной реформы»: «Посадник и тысячкыи и весь Новъгород уставиша 5 денежьников, начата переливати старый денги, а новый ковати в ту же меру, на 4 почки таковых же, а от дела от гривны по полуденги; и бысть христьяном скорбь велика и убыток в городе и по волостем» [917] .
916
Там же.
917
НПЛ. С. 425.